Фрэнк Герберт - Дюна
Стилгар смотрел на него спокойным, оценивающим взглядом. Поль не сводил глаз с Чейни, видя в ее лице нарастающий интерес и заодно подмечая воодушевление, которое возбудили его слова в остальных вольнаибах.
— Люди горят желанием совершить вместе с тобой набег на харконненские долины, — сказал Стилгар. — До них всего одно било пути.
— Федьакыны уже ходили в набеги со мной, — ответил Поль. И они будут ходить в набеги до тех пор, пока последний Харконнен не перестанет дышать воздухом Аракиса.
Они неслись вперед, и Стилгар не сводил с него изучающего взгляда. Поль понял, что в эту минуту он вспоминает, как стал вождем в сиче Табр, как занял место старшего в совете вождей после смерти Лита-Каинза.
Он слышал о недовольстве среди молодежи, подумал Поль.
— Ты что, желаешь собрания вождей? — спросил Стилгар.
У находившихся в отряде молодых вольнаибов загорелись глаза. Они придвинулись ближе и стали наблюдать. Поль заметил, как вспыхнуло беспокойство в глазах Чейни, заметил, какой взгляд она бросила на Стилгара — ее дядю и на Муад-Диба — своего мужчину.
— Тебе не догадаться, чего я желаю.
И Поль подумал: Отступать нельзя! Я должен удержать власть над этими людьми.
— Весь сегодняшний день ты — мюдир дюнной скачки, — объявил Стилгар и холодным, официальным тоном спросил — Как ты воспользуешься своей властью?
Нужно время, чтобы успокоиться, остыть и все обдумать, решил про себя Поль.
— Мы пойдем на юг, — сказал он.
— Даже если я прикажу повернуть обратно на север, когда день кончится?
— Мы пойдем на юг, — повторил Поль. Сохраняя непоколебимое достоинство, Стилгар плотнее запахнулся в бурнус.
— Если так — будет собрание вождей. Я разошлю гонцов.
Он думает, что я брошу ему вызов. И знает, что меня ему не одолеть.
Поль повернулся лицом к югу, подставил незащищенные тканью щеки встречному ветру и задумался о том, что вынудило его принять такое решение.
Они даже не представляют, что тут поставлено на карту, думал он. Если бы существовал какой-нибудь другой способ предотвратить джихад…
— Мы разобьем лагерь дом ужина и вечерней молитвы у Птичьей Пещеры, возле гряды Хаббанья, — сказал Стилгар.
Он оперся на крюк — на спине творила основательно покачивало — и показал рукой на низкую скальную гряду, возвышавшуюся впереди.
Поль всмотрелся в скалы и утесы, словно волны вздымавшиеся над грядой. Ничто живое — ни зверь, ни былинка не смягчали этого сурового вида. Оттуда начинался путь в южные районы пустыни, путь по крайней мере в десять дней и ночей, даже если они будут нещадно погонять своих червей.
Двадцать бил.
Этот путь лежал далеко за пределами зоны, контролируемой харконненскими патрулями. Он представлял себе, что там. Сны рассказали ему об этом. Они будут нестись и нестись вперед и однажды увидят, как неуловимо изменится цвет далекого горизонта — так неуловимо, что будет непонятно — не обманывают ли его собственные глаза? Это и будет новый сич.
— Мое решение удовлетворяет Муад-Диба? — спросил Стилгар. В его голосе прозвучала только легчайшая доля сарказма, но вокруг были чуткие уши вольнаибов — настолько чуткие, что улавливали малейшие оттенки в крике птицы или писке принесшей сообщение чилаги. Они уловили сарказм и теперь наблюдали за Полем — как он поступит.
— Стилгар слышал, как я клялся на верность ему, когда мы проводили посвящение в федьакыны, — заговорил Поль. — Мои штурмовики знают, что я отвечаю за свои слова честью. Неужели Стилгар сомневается в этом?
Неподдельная боль звучала в голосе Поля. Стилгар почувствовал ее и опустил глаза.
— Я никогда бы не усомнился в Узуле, моем соратнике по сичу. Но ты — Поль-Муад-Диб, герцог Атрейдс и еще ты — Лизан аль-Гаиб, Голос из Внешнего Мира. А этих людей я не знаю.
Поль отвернулся и увидел, как впереди вырастает гряда Хаббанья. Творило под ними был все еще силен и стремителен. Он мог бы доставить их на расстояние вдвое большее, чем когда-либо проходили вольнаибы на одном черве. Поль знал это. Им никогда не встречалось ничего, подобного этому пустынному великану — разве что в детских сказках. Поль ясно понимал, что сейчас рождается еще одна легенда.
Чья-то рука крепко взяла его за плечо.
Поль посмотрел на нее, потом перевел взгляд на лицо стоящего рядом человека и встретился с темными глазами Стилгара, горящими из-под капюшона влагоджари.
— Тот, за кем до меня шел сич Табр, был моим другом. Мы вместе делили опасности. Много раз я спасал ему жизнь… а он — мне.
— Я — твой друг, Стилгар, — сказал Поль.
— Никто в этом не сомневается, — Стилгар убрал руку и пожал плечами. — Такова жизнь.
Поль понимал, что Стилгар прежде всего вольнаиб, и потому не способен увидеть какой-нибудь иной выход. Вольнаибский вождь получает бразды правления из рук умирающего предшественника либо убивает сильнейшего в роде, если вождь погибает где-то далеко в пустыне. Стилгар поднялся до наиба именно таким способом.
— Мы оставим это творило в глубоких песках, — сказал Поль.
— Да, — согласился Стилгар. — Отсюда мы сможем добраться до пещеры пешком.
— Мы уже изрядно загнали его, он сейчас закопается и будет день-другой отходить.
— Ты — мюдир дюнной скачки. Тебе решать, где нам… — Стилгар запнулся на полуслове и напряженно всмотрелся в небо на востоке.
Поль круто развернулся. От пряной синевы в глазах небо казалось ему темно-голубым глубоким сводом, на котором мерно поблескивала далекая искорка.
Махолет!
— Небольшой махолетик, — определил Стилгар.
— Похоже, разведчик, — согласился Поль. — Ты думаешь, они нас видят?
— С такого расстояния мы — всего-навсего песчаный червяк на поверхности пустыни, — Стилгар махнул левой рукой. — Всем вниз. Рассеяться по песку.
Люди посыпались с боков червя, прикрываясь плащами и тут же сливаясь с песком. Поль заметил место, куда упала Чейни. Наконец остались только они со Стилгаром.
— Кто первым наверх, тот последним вниз, — сказал Поль.
Стилгар кивнул, соскользнул вниз по тому боку, где были его крючья и спрыгнул на песок. Поль подождал, пока творило отойдет достаточно далеко от места, где рассеялся отряд, и отпустил свои крюки. Сейчас червь был еще достаточно силен и это было довольно опасным трюком.
Червь, которого больше не беспокоили ни крюки, ни шесты погонщиков, начал зарываться в песок. Поль побежал назад по его широкой спине, тщательно выбрал момент и прыгнул. Приземлившись, он еще немного пробежал, распластался, как его учили, на пологой поверхности дюны и притаился под кучей песка, тут же выросшей на плаще.
Теперь оставалось только ждать…
Поль слегка повернулся, чтобы в щель между складками бурнуса было видно небо. Он представил себе, как сейчас делают то же самое остальные, оставшиеся позади.
Шум крыльев махолета он услышал еще до того, как увидел его. Завыли сопла реактивных двигателей, и машина прошла над пустыней, уходя по широкой кривой в сторону скал.
Без опознавательных знаков, отметил Поль.
Махолет скрылся из вида за грядой Хаббанья.
Над пустыней раздался птичий крик. Потом еще.
Поль стряхнул с себя песок и выбрался на поверхность дюны. Со всех сторон поднимались другие фигуры, образуя на песке извилистую линию. Среди них он узнал Чейни и Стилгара.
Стилгар указал рукой на склон.
Они снова собрались вместе и пошли дюнным шагом, скользя по поверхности в рваном ритме, чтобы не потревожить творил. На зализанной ветром вершине одной из дюн Стилгар пристроился рядом с Полем.
— Махолет контрабандистов.
— Похоже, — согласился Поль. — Но для контрабандистов слишком уж далеко в глубь пустыни.
— У них тоже бывают неприятности с патрулями.
— Если они забрались сюда, то могут забраться и глубже.
— Верно.
— Лучше бы им не видеть того, что делается на юге. Информацией контрабандисты тоже приторговывают.
— Как ты думаешь, они охотились за пряностями? — спросил Стилгар.
— Поблизости непременно должны быть фабрика и маховоз, чтобы подобрать эту каракатицу, — ответил Поль. — Пряности у нас есть. Давай-ка прочешем песок и отыщем эту компанию. Надо научить их, что это земля — наша, к тому же наши люди потренируются в обращении с новым оружием.
— Наконец-то я слышу слова Узула. Узул думает по-вольнаибски.
Но Узул вынужден принимать решения, следуя своему ужасному предназначению, подумал Поль.
Приближалась буря.
~ ~ ~
Когда понятия закона и долга сплавлены в одно и объединены религией, ты никогда не сможешь понять до конца свое «я», никогда не будешь способен на полностью осознанные действия. Ты всегда будешь представлять собой нечто меньшее, чем личность.
