Че Гевара. Книга 2. Невесты Чиморте - Шаинян Карина Сергеевна
Разглядев среди черных курчавых голов розовую лысину Поля, Мария протиснулась за его столик.
— Что ты делаешь здесь так поздно, детка? — спросил инженер и отечески положил ладонь на коленку Марии. — Преподобный Абрахам, наверное, волнуется.
Сидевший рядом с ним авиамеханик радостно хохотнул. Мария пожала плечами и вынула из руки бельгийца стакан. Отпила, томно прикрыв глаза, и улыбнулась, почувствовав вкус воды с лимоном. Как она и рассчитывала, Поль был абсолютно трезв.
— Мне надо в Лулаборг, — сказала она. За столиком расхохотались, но Мария смотрела только на Поля. Инженер покраснел.
— Ты же знаешь, что там война, детка, — сказал он. — Зачем тебе?
— Соскучилась по Габриэлю.
— Завидую твоему братцу. Какой толк? Лучше бы ты соскучилась по мне. И как ты собираешься туда попасть?
— Самолетом, — нежно улыбнулась Мария.
— Давай, Поль, отвези красавицу, — подначил один из пилотов. Поль с растерянной улыбкой провел ладонью по лысине, покачал головой.
— Ой, — огорчилась Мария. — Это, наверное, опасно? Говорят, этот их командир, Тату, велит стрелять по всему, что движется. Какая я глупая! Если бы я подумала раньше — конечно, не стала бы просить вас… подумать только — вы готовы были лететь со мной прямо на партизанскую базу! Какой ужасный риск!
Поль приосанился и поглядел по сторонам. Летчики явно прислушивались к разговору.
— Тату! — фыркнул механик. — Дурацкая кличка. Кого они хотят обмануть? Все же знают, кто там заправляет на самом деле.
— Кто же? — широко раскрыла глаза Мария.
— Скажу на ушко, — ухмыльнулся механик.
Девушка послушно склонила голову, и механик прошептал имя.
— Не может быть! — воскликнула она, отстраняясь и испуганно округляя глаза. — Бедный Габриэль, ему, наверное, очень тяжело там. Говорят, этот… Тату — очень суровый человек. Конечно, это слишком опасно — прилететь в лагерь самого Че Гевары…
— А что тут такого? — небрежно спросил Поль.
— Ставлю пятьдесят баксов, что у тебя ничего не выйдет, — снова встрял механик, и Мария мысленно заверещала от восторга.
— Эй! — заорал Поль. — У кого тут под рукой что-нибудь летающее?
Мария подняла на бельгийца сияющие глаза и улыбнулась нежнейшей из улыбок.
— Неужели?..
— Я доставлю вас к брату сегодня же, мадемуазель, — чопорно произнес инженер.
Жестяные стены бара завибрировали от одобрительного гула.
— Я, пожалуй, с вами, — сказал один из пилотов, вставая. — На моей посудине и полетим.
— И что нам за это будет? — спросил бельгиец у Марии. Та лишь молча улыбнулась в ответ.
Лулаборг, Конго, май 1965 года
Они вылетели на рассвете; некоторое время внизу виднелась лишь желто-коричневая, в редких сероватых пятнах баобабов и акаций саванна, но вскоре равнина сменилась предгорьями, плотно поросшими лесом. Черно-зеленые волны вставали на много километров вокруг, и Мария уже начала беспокоиться о том, как они будут приземляться, но тут в лощине мелькнуло светлое пятно, и самолет зашел на круг над небольшим поселком. Деревенька с воздуха выглядела мирно, и единственную взлетно-посадочную полосу охраняли только двое солдат в форме правительственных войск. Похоже, симба успели оставить поселок — то ли после неудачного боя, то ли просто за ненадобностью. Полоса была грунтовая, но идеально выровненная, политая маслом, чтобы прибить пыль, — посадка оказалась неожиданно мягкой. Стоило Полю высунуться из кабины — и на него направили дула двух автоматов.
— Эй, эй! — возмущенно воскликнул бельгиец и поднял руки. — Я свой!
Мария выглянула из самолета и улыбнулась часовым — нежно и печально.
— Я ищу своего брата, — прокричала она, пытаясь перекрыть шум моторов.
На лицах часовых появилось напряженное недоумение, и Мария беспомощно оглянулась на пилотов. Окончательно протрезвевший к тому времени кубинец помахал под носом солдат какими-то бумагами.
— Особое задание! — проорал Поль, перехватил листки с печатями и вручил их солдатам. Мария присмотрелась — это были гостиничные квитанции. Она отвернулась и прикрыла рот рукой, не в силах смотреть, как часовые тщательно изучают бумажки.
— Эту даму необходимо доставить на базу партизан, — важно сказал Поль.
— Но мы не знаем, где… — начал было говорить один из солдат, но второй вдруг ткнул его локтем. Теперь они внимательно рассматривали купюру, каким-то образом затесавшуюся между квитанциями.
— Придумаете, как доставить на место девушку, — получите еще столько же, — сказал кубинец. Часовой нежно погладил карман.
— Это очень трудно и опасно, — сказал он, приоткрыв в улыбке крупные желтые зубы. — Вы же понимаете, мы не можем оставить пост и отправиться в тайный лагерь врага. Мы даже не знаем, где он. И мы боимся. Люди Тату стреляют без предупреждения.
— Не могу поверить, что такие храбрецы боятся каких-то дикарей, которые не знают, с какой стороны берутся за автоматы, — сказал Поль. — И конечно, храбрость достойна награды…
— Еще столько же сейчас и двадцатка — потом, — скучным голосом ответил часовой. Кубинец шумно вздохнул, и, закатив глаза, вытащил деньги. Поль передал их солдату, и тот радостно ухмыльнулся.
— Младший брат мужа моей сестры возит им продукты, — сказал он. — Он сможет проводить эту девушку. Если она, конечно, ему заплатит.
Мария наконец вышла из самолета и оглянулась на пилотов. Те глядели на нее слегка растерянно, будто только сейчас осознали, что происходит.
— Береги себя, детка, — сентиментально поговорил Поль и поднес руку девушки к губам. — Передай привет брату, мы с ним были приятели.
— Постараюсь не попасть в тебя, красавица, когда мы будем бомбить их базу, — улыбнулся кубинец и крепко обнял Марию, обдав запахом пота и одеколона.
Когда Мария увидела их в следующий раз, оба были мертвы.
Партизанский лагерь в Лулаборге, Конго, июнь 1965 года
В этих горах не было дня и ночи, утра и вечера — непроглядную тьму сменял тревожный полумрак, и только. О том, что где-то за горами скоро встанет солнце, Мария узнала лишь по посеревшему воздуху да по холодному туману, медленно ползущему среди гигантских стволов. Где-то в ветвях возились первые птицы — им с высоты был виден тусклый рассвет. Мария зажгла фонарь и, неслышно ступая босыми ногами, пошла к кухонному навесу: пора готовить завтрак.
Уже давно Мария не видела неба, плотно закрытого кронами гигантских деревьев. Дышать здесь было трудно из-за влажного и какого-то затхлого воздуха, как в долго запертой комнате; даже самый слабый ветерок никогда не проникал сюда. Но Мария не жаловалась. Человек, которого все упорно называли Тату, — «третий» на суахили, — позволил ей остаться. Когда Мария заявилась в лагерь, ее едва не застрелили — Габриэля, вступившегося за сестру, никто не хотел слушать. «Я так и знал, — печально сказал тогда Габриэль, — что рано или поздно ты поссоришься с отцом. Но я так надеялся, что к тому времени смогу быть рядом… Неужели нельзя было подождать?» — «Он хотел Обезьянку отобрать. Бабушкино наследство». Габриэль закатил глаза. «Ну здесь-то ей, конечно, безопасно, Ри». — «Да уж побезопасней, чем дома, Ри», — откликнулась Мария и замолчала, когда ствол автомата ткнулся ей под ребра: партизаны не одобряли лишних разговоров.
Мария уже успела подумать, что погибла сама и потянула за собой брата, когда вмешался Тату. Он был точно такой, как на фотографиях в газетах, — только волосы под беретом короче, да глаза не такие веселые. Он выслушал Габриэля. Он посочувствовал Марии — скорее от нелюбви к церковникам, чем от сострадания, но — посочувствовал, не записал в шпионки, не велел расстрелять и не отправил домой на расправу отцу. Он дал ей работу на кухне и позволил ходить в школу. Не на все уроки, конечно, — Мария быстро поняла, что большей частью в этой школе учат, как ловчее убивать из-за угла и почему это надо делать. Это называлось основами партизанской борьбы и теорией марксизма. Но войной дело не ограничивалось: Тату самолично преподавал конголезцам испанский, французский и математику, и Мария оказалась благодарной ученицей.