Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома
— Вот это, — сказал Дукер, — было проделано великолепно.
Маллик Рэл тихонько вздохнул.
— Дикарское поведение, звериное чувство брошенного вызова, затем презрение. Послание стражникам. Нам тоже?
— Колтейн — хитрый змей, — сказал капитан, — если ты об этом спрашиваешь. И если высшее командование в Арэне считает, что его легко будет обвести вокруг пальца, их ждёт неприятный сюрприз.
— Великодушное предупреждение, — поблагодарил Рэл.
Капитан выглядел так, будто проглотил нечто острое, и Дукер понял: тот говорил, не подумав о положении, которое жрец занимает в высшем командовании.
Кальп откашлялся.
— Он их выстроил для марша — думаю, дорога до казарм окажется мирной, как ни странно.
— Признаюсь, — с сухой иронией заметил Дукер, — я с нетерпением жду встречи с новым Кулаком Седьмой.
Не сводя глаз под тяжёлыми веками с пирса, Рэл кивнул.
— Согласен.
Оставив позади острова Скара, рыбацкий баркас двинулся на юг и вышел в море Кансу. Его треугольный парус надулся и поскрипывал. Если ветер продержится, можно будет добраться до Эрлитанского побережья часа за четыре. Скрипач нахмурился сильнее. Эрлитанское побережье, Семь Городов. Ненавижу этот треклятый континент. И в первый-то раз его возненавидел, а теперь и подавно. Он перегнулся через планширь и сплюнул в тёплые зелёные волны.
— Тебе полегчало? — спросил с носа Крокус, и на его загорелом молодом лице отразилась искренняя забота.
Старому сапёру захотелось прямо по этой роже и съездить; однако он лишь невнятно заворчал и снова привалился к борту.
Смех Калама загремел от руля.
— Скрипач с водой не в ладах, парень. Глянь на него — зеленей, чем твоя летучая мартышка.
Рядом со щекой Скрипача кто-то сочувственно засопел. Он приоткрыл покрасневший глаз и увидел маленькое, сморщенное личико.
— Проваливай, Моби, — прохрипел Скрипач.
Фамилиар, который прежде служил дяде Крокуса, Маммоту, теперь, кажется, прикипел душой к сапёру, как частенько делали бездомные собаки и кошки. Калам бы, конечно, сказал, что всё наоборот.
— Враньё, — прошептал Скрипач. — Врать-то Калам умеет… Проторчали целую растреклятую неделю в Руту-Джелбе из надежды, что в гавань зайдёт скрейский торговец. «Поплывём с удобством, а, Скрип?» Словно и не переплывали растреклятый океан, о нет — и это тоже всё должно было быть «с удобством». Целую неделю в Руту-Джелбе, кирпичной выгребной яме, где, куда ни глянь, одни ящерицы, и что в итоге? Восемь джакат за этот напополам распиленный пивной бочонок, где дырка пробкой заткнута.
Ровная качка усыпила Скрипача за несколько часов. Его память обратилась к невыносимо длинному странствию, которое привело их сюда, и к невыносимо долгому странствию, что ждало их впереди. Никогда мы не ищем лёгких путей, верно?
Скрипач не возражал бы, если бы вообще все моря высохли. Человеку даны ноги, а не плавники. И даже так нам ещё нужно пройти по суше — через полную мух пустошь, где люди улыбаются, только чтобы объявить, что сейчас тебя прирежут.
День тянулся дальше — зеленоватый и покачивающийся.
Скрипач подумал о товарищах, которые остались в Генабакисе, и пожалел, что не смог отправиться в путь с ними. На религиозную войну. Этого не забывай, Скрип. Религиозные войны — невесёлая штука. Здравый смысл, позволявший признать поражение и сдаться, в таких случаях не работал. Но всё равно долгие годы Скрипач знал только свой взвод. Покинув его, сапёр чувствовал себя обездоленным. Один Калам остался из старой компании, и он эту землю, что впереди, называет домом. И улыбается перед тем, как убить. И ещё ни слова не сказал мне о том, что они там задумали с Быстрым Беном.
— Смотри, опять летучие рыбы! — воскликнула Апсалар, по голосу Скрипач понял, чья мягкая рука коснулась его плеча. — Сотни рыб!
— Что-то крупное из самых глубин гонится за ними, — проговорил Калам.
Со стоном Скрипач оттолкнулся от борта и сел прямо. Моби тут же выказал истинные причины, по которым он целый день ворковал, — лишь для того, чтобы свернуться на коленях у сапёра и закрыть жёлтые глаза. Скрипач ухватился за планширь и вместе с тремя спутниками уставился на косяк летучих рыб, который показался в сотне ярдов по правому борту. Молочно-белые рыбины длиной в руку взлетали на волны, плыли футов тридцать и снова уходили в глубину. В море Кансу летучие рыбы охотились, как акулы, один косяк за считаные минуты мог разорвать в клочья кита. Благодаря способности летать они падали на спину киту, когда тот поднимался на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.
— Да кто же, клянусь Маэлем, охотится на них?
Калам нахмурился.
— Никто на них не охотится тут, в Кансу. В Ловцовой бездне водятся, конечно, дхэнраби…
— Дхэнраби! Ох, вот это ты меня утешил, Калам. Просто слов нет!
— Это какой-то морской змей? — спросил Крокус.
— Представь себе многоножку длиной в восемьдесят шагов, — ответил Скрипач. — Обхватывает китов и корабли, выпускает весь воздух из-под панциря и идёт ко дну, словно камень, — вместе с добычей.
— Их очень мало, — сказал Калам, — и никогда прежде они не были замечены на мелководье.
— До сегодняшнего дня, — возразил Крокус, и в голосе его звенела тревога.
Дхэнраби вынырнул среди летучих рыб, бешено мотая головой и выхватывая добычу широкой бритвенно-острой пастью. Голова была огромной — не меньше десяти саженей в ширину. Под слоем ракушек чешуя чудовища была тёмно-зелёной, и из-под каждого сегмента тянулась длинная хитиновая ножка.
— Восемьдесят шагов в длину? — прошипел Скрипач. — Только если её напополам распилить!
Калам поднялся у руля.
— Берись за парус, Крокус. Будем удирать. На запад.
Скрипач спихнул взвизгнувшего Моби с колен, раскрыл заплечный мешок и стал торопливо распаковывать арбалет.
— Если эта тварь решит, что мы вкусные, Калам…
— Знаю, — прорычал убийца.
Быстро собирая крупные железные части своего оружия, Скрипач поднял глаза и встретил перепуганный взгляд Апсалар. Её лицо побелело. Сапёр подмигнул.
— Есть у меня сюрприз, если она захочет нами пообедать.
Девушка кивнула.
— Я помню…
Дхэнраби их увидел. Отвернувшись от косяка летучих рыб, он, извиваясь, заскользил по волнам к барке.
— Это не обычная тварь, — пробормотал Калам. — Чуешь то же, что и я, Скрипач?
Пряный, горьковатый запах.
— Худов дух! Это ж одиночник!
