Николай Прокошев - Семь крестов
Матиас, новый слуга Пса, несмотря на то что очень не понравился Анне, быстро освоился и за эти несколько дней завел знакомства с большинством постоянных посетителей. Бойкий мальчишка был передан в распоряжение Бальтазара. У хозяина корчмы случилось несчастье: от простуды умерли сразу два подавальщика, два опытных и умелых прусса. Нужна была замена, и парень из Остероде подвернулся очень кстати.
Жену полубрат не нашел ни на кухне, ни дома. Оказалось, что она ушла на рынок в Альтштадт за поросятами, потому как на местном, закхаймском, животина пошла сплошь больная и худющая. С понедельника начинался великий четырехнедельный пост, и Анна захотела накрыть праздничный ужин на святые выходные – субботу, день святого Андрея Первозванного[130], и первое воскресенье адвента.
Шубу трактирщика пришлось снять – в замке она и так послужила причиной косых взглядов и придирок начальства – и облачиться в казенные полубратские одежды. Плащ с подбоем на козьем меху, конечно, не спасал от мороза подобно лисьей накидке, но все-таки не давал костям трещать под натиском холода. Т-образные кресты на плече плаща и груди шерстяного кафтана красноречиво свидетельствовали о принадлежности их обладателя к самой могущественной в этой стране после Бога силе.
Еще сызмальства Пес помнил, что членам ордена были открыты любые двери, им всюду оказывали уважение и почет. Их на самом деле считали главной опорой и каменной стеной, которая убережет от любых напастей. Но право носить такую одежду еще нужно заслужить, только совсем скоро Гектору придется ее снять, может, сапоги трапиер еще и оставит на память.
Альтштадт. Старый город. Самое первое поселение, возникшее еще в те, канувшие в лету, времена, когда на горе прусской Тувангсте отстроили деревянное укрепление. В дальнейшем крепость получила название Кёнигсберг в честь чешского короля Оттокара Пржемысла II, союзника ордена в борьбе с лесными дикарями. Гражданское поселение заложили немецкие колонисты, приглашенные тевтонами для освоения новых земель.
К исходу XIV столетия Альтштадт обзавелся собственными каменными стенами. Его населяли в основном высшие слои общества: аристократы, зажиточные бюргеры и прочая городская знать. Без сомнения, Старый город являлся самым оживленным местом по части коммерческих сделок и торговли. Только особняком семьи Бронте владели уже другие знатные люди. Зажиточная семья Зегелер, ведущая корни еще с Брутении, не упустила возможности почти за бесценок приобрести недвижимость у полупьяного Гектора.
Три продольные улицы – Берггассе, Ланггассе и Вассергассе – и несколько крохотных поперечных делили город на кварталы, населенные людьми со схожими общинными признаками. Тут тоже имелись свои цеха и жилища каноников, но в гораздо меньших количествах. Бесспорно, Альтштадт имел серьезное влияние на соседние поселения – Лёбенихт и Кнайпхоф. Поэтому соседи недолюбливали старшего покровителя. Бывало, забрасывали их яйцами или при случае показывали язык. Молодежь иной раз принимала участие в баталиях стенка на стенку, но, как правило, все состязания проходили за городскими пределами.
Здесь было две площади: Марктплатц и Кирхенплатц. На первой находились рынок и ратуша. На второй – госпитальная кирха «К Святому Духу», где тот самый Святой Дух не удосужился помочь родителям маленького Гектора. К религиозным постройкам относились также первый Кафедральный собор и кирха Святого Николая, но она находилась уже в Штайндамме, который тоже считался частью Альтштадта. Во всем Кёнигсберге, по переписи ордена в 1409 году, проживало пятнадцать тысяч человек. Из них больше половины – в Старом городе.
Многолюдье, безусловно, сказывалось на процветании Альтштадта. Как бы ни шипели исподтишка Лёбенихт и Кнайпхоф, они всегда пребывали в тени могучего града. Зимой чуть тише, а летом на всю округу слышался шум, не уступавший тому, что стоял у Вавилонской башни. Галдеж поднимался такой, что запросто можно было оглохнуть, особенно на рынке. Рыночная площадь – сердце каждого города. Тут вас обворуют, изобьют, поднимут на ноги, накормят, уложат спать, а на следующий день все повторится. Пес знал это как никто другой.
Вот она, ратуша – городской совет, принимающий судьбоносные для жителей решения. Высокая башня с остроконечным шпилем с часами, отбивающими каждый час. К главному входу, массивным и тяжелым дверям, ведут низкие и широкие ступени. Недалеко от лестницы расположилось высокое каменное изваяние – колонна Роланда, держащего в руке обнаженный меч.
Молчаливый символ городского правосудия наделяет ратушу правами по вынесению самых суровых приговоров. А рядом с ней вкопан до зубовного скрежета знакомый Псу позорный столб. К нему привязывают провинившихся на срок до трех суток. Хорошо еще, недавним законом запретили зевакам плевать и мочиться на оступившегося бедолагу. И нынешним, предпоследним промозглым днем, отхлестанный плетьми, у столба на цепи сидел какой-то воришка.
На рынке уже спозаранку началась толкотня: красный флаг[131] на ратуше выбросили чуть ли не затемно. Всем не терпелось еще пару деньков полакомиться мясцом и молочными продуктами. Вообще, Гектор не раз убеждался, что постящийся постящемуся рознь. Каждый постился по-своему. Кто-то следовал первоначальным рекомендациям церкви и ел только один раз вечером. Другие ели тоже один раз, но днем. Третьи ели два раза, некоторые – два раза с перекусами в промежутках.
К огромному сожалению прусса, Анна принадлежала к первым. Никакого мяса, яиц, молока, даже рыбы во время постов, а тем более по пятницам. Дозволялись лишь овощи и злаки. И то раз в день – на ужин, «ибо в покаянные дни должно особо чтить Христа и преисполнить сердце смирением». А уж про пиво с вином следовало забыть и подавно – «они разрушают дух покаяния». Весь дом был вынужден жить по таким законам, но Пес с Бальтазаром и не думали спорить, потому что незаметно от хозяйки частенько подъедали сальце да колбаску.
Как обычно бывает в такие дни, рынок прямо кишел разношерстным людом. Важные купцы в горностаевых мехах и бельковых шапках чинно выхаживали по рыбным рядам, торгуясь за хорошую оптовую цену. Знатные вельможи с окрестных поместий в сопровождении слуг холеными пальцами, с нанизанными на них рубиновыми перстнями, указывали на связки копченых колбас, развешанных над лотками вперемешку с вязанками чеснока.
Небольшая компания молодых щеголей, с завитыми золотистыми ниспадающими локонами, кутавшихся в короткие с откинутыми капюшонами плащи, рассчитывалась за бочку верескового пива. Три бегинки[132] в длинных темно-серых одеждах с белыми покрывалами на головах стояли у края пряных рядов, перебирая в руках длинные четки. Когда к ним подходил какой-нибудь нищий или бродяга, женщины смиренно протягивали ему краюху хлеба.
У лотков напротив запасался в дорогу вином один прелюбопытный тип. То был странник-одиночка. С изогнутым посохом, в длинной шерстяной накидке и широкополой шляпе, бодрого вида старичок с довольной улыбкой потирал руки в перчатках с наполовину отрезанными пальцами перед пузатым бочонком. Курятину присматривали себе, судя по натруженным мозолистым рукам, цеховики-работяги, их неугомонные детишки бойко скакали вокруг клетей с птицей, потешая весь честной народ.
Переполненный счастливыми воспоминаниями детства, Пес направился к свиной линии. Найти женушку труда не составило. Во-первых, ростом Анна уродилась выше среднего, а, во-вторых, ее звонкий голос не раз поднимал не только домочадцев, но и соседей на три дома около трактира. Девушка, нахмурив брови, сосредоточенно ощупывала предлагаемых поросят.
Тех, которые пронзительно визжали или норовили вырваться, она возвращала хозяевам. Наконец Анна отобрала пару более-менее спокойных розовых малышей и добавила продавцу три хальбшоттера, чтобы организовал доставку животных. Дохнув пару раз на руки, жена полубрата уже было развернулась в обратную сторону, но тут проворно подоспел Пес.
– Ну что, почтенная фрау, вы довольны сегодняшним уловом? – Гектор взял ладони жены в свои и приложил их к груди.
– Что там стряслось в крепости? – голос девушки дрожал, она и вправду была обеспокоена положением дел.
– Гуго умер… Остальные поправились. Сегодня вечером похороны. Завтра комиссия приезжает. А ты… Не обижаешься на меня?
– Гектор, если бы я каждый раз на тебя обижалась, мы не прожили бы и недели! Помилуй, Господи, и спаси душу раба твоего вечного. Пресвятая Дева, защити орден и мужа моего…
– Ну, довольно, Анна. Опять ты за старое. Пойдем-ка лучше к Шварцу, – обняв супругу одной рукой за плечи, прусс повлек ее на Кремер-брюкке.
Знаменитый Лавочный мост был построен самым первым. Он соединял Альтштадт и Кнайпхоф, проходя над рекой Новый Прегель. Сам мост числился в собственности Старого города, но лавки, расположенные на нем, принадлежали ордену. Вот одним из тамошних лотков и заправлял добрый дедушка Шварц. Уже более ста лет их семейство по старинному германскому рецепту, сохранявшемуся в строжайшем секрете, готовило потрясающую закуску – сосиску в тесте.
