Анна Сеничева - Перстень Рыболова
– Все видят? – услышал Арвельд глубокий, звучный голос, и даже не понял сразу, кто это говорит. А говорил Паломник.
– Я чувствую течения, – откликнулся Флойбек. – Словно плыву вместе с ними. И шторма… Мне кажется… если я захочу, то смогу остановить любой… – он замолчал, удивленно переводя взгляд с Арвельда на Гессена. – Я смогу!
Постепенно все видения сливались в одно. Взгляду и слуху открывались морские глубины, течения, моря и ветра, стихии, биение людских сердец – все, что было в Светлых морях. И все можно было ощутить, изменить, повернуть вспять… На миг Арвельд потерял самообладание и тронул осколок горы, лежавший над морем. Огромный камень качнулся.
– Перестань, – услышал Сгарди Паломника.
– Это я?.. – еле слышно спросил Сгарди.
– Ты. И если не перестанешь, устроишь обвал.
Тут только Арвельд понял, что никто из них не говорил вслух. Они слышали друг друга – без слов. Круг замкнулся.
– Это и есть Соколиная гора? Хорошо он встал, в самый раз.
– Я не вижу людей на кораблях… А, вот они, идут сюда, прямо к монастырю.
– Встретим.
– Они идут мимо реки. Можно было выпустить воду из берегов, но там деревня…
– Стойте, сюда они еще нескоро дойдут. А что там на горе, в Городе? Крепость?
– Это форт. Арсенал.
– Он откроет огонь по Городу. – Сгарди рассматривал крепость, снова и снова ощущая исходивший жар. – Еще немного – и откроет огонь…
– Тогда начнем… – и Паломник откинулся на спинку стула, растирая ладонь с ослепительно горевшим перстнем.
* * *Куранты на площади мелодично пробили час дня. Над Арсеналом стоял ленивый полдень.
Расин стоял, облокотившись о зубцы стены и устало, но спокойно смотрел, как в синем небе парила одинокая чайка. Кассия, стоявшего поодаль, птица не занимала, а вот князь, напротив – весьма. Асфеллот разглядывал Расина с нескрываемым любопытством, и наконец, заметил:
– Надо же, думал, вы старше. Я ведь столько про вас слышал, ваша светлость…
Чайка, сверкнув белым крылом, ушла за башни Прибойного вала. Расин отвернулся от моря.
– Неудивительно, – пожимая плечами, ответил он. – Насколько я помню, язык у вашего родича длинный.
Лоран бросил через плечо:
– Какой бы ни был, сегодня еще будет на месте. А вот за ваш, дражайший князь, ручаться не стану.
– Нет, не только от Лорана, – не обратив внимания на последние слова, ответил Кассий. – Те, кто живут на Западе, по соседству с вами, рассказывали удивительные вещи. Будто бы на люмийском князе, по слухам, лежит какая-то невиданная защита, и что умрете вы только своей смертью. Ваш чародей поспособствовал?
– Нет, это еще задолго до него, – в тон ему ответил князь.
– И что же – правда?
– Но ведь вы оба уже пытались, – сказал Расин. – И, кажется, не вышло.
Кассий улыбнулся. Беззлобно, даже с сожалением.
– А знаете, затея с монастырем была неплоха, да и в Кормчем доме вы нас опередили. Что до Соколиной горы, то Сен-Леви приносит вам особенную благодарность. Только все ваше, гм… приключение с самого начала было обречено. Надо думать, Сен-Леви уже взял монастырь на реке. – Расин внимательно смотрел на него, пытаясь понять, говорил ли Кассий правду. – Сам я против вас ничего не имею, но игра эта, увы, осталась не за вами…
– Увидим.
– Разумеется. И увидим, и услышим, когда Арсенал откроет канонаду по мирному Городу, украшенному синим стягом.
Тут Расин изменился в лице. Он выпрямился, убрал руку со стены, и, бледнея на глазах, уставился куда-то Кассию за спину. Это движение Асфеллот отнес к неподдельному страху от услышанного. Ему показалось даже, что Расина охватил озноб – хотя нет, сейчас Кассий и сам почувствовал, как жаркий полдень неожиданно дохнул прохладой с моря.
– Что же вы не спрашиваете о самом главном, ваша светлость?
Князь перевел остановившийся взгляд на Кассия.
– И о чем же?
– Да о вашем ближайшем будущем, о чем же еще… Необыкновенная легенда так меня поразила, что я предлагаю вам проверить ее на месте, прямо здесь! Отсюда, с Прибойного вала, вы шагнете в море навстречу своей судьбе. И если останетесь живы, то – слово Асфеллота – с Лакоса вас отпустят с миром. Так что, – Кассий грациозно обернулся, описав рукой круг, но внезапно остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. И тут он увидел…
Над Арсеналом вздымалась чудовищная волна.
XVI
Вода со стороны Прибойного вала подступала к крепостной стене.
По-прежнему стоял вокруг безмятежный, сонный полдень – ни дуновения ветерка, ни облака – а над морем держалась водная громада.
Расин смотрел на нее, не понимая, в чем дело – страха не было. Вот-вот обрушится эта стена прямо на площадь, смывая все на пути, заливая каждый угол Арсенала, а страха перед ней не было. Воздух свежел, морская прохлада становилась все крепче, на мозаичные плиты темными крапинами сыпалась водяная пыль.
Пятясь от стены, Расин обернулся.
Отсюда, с высокой площади, виднелись северные предместья Лакоса и далекое устье Салагура. Лежали у взгорья обительские башни, а над ними явственно стоял полусвет… Монастырь накрыло сетью золотых огней, которая колыхалась и вздрагивала, будто над обителью поднимали мерцающий шатер.
Из оцепенения Расина вывел яростный, смешанный с ужасом, крик Лорана:
– Откуда это? Кассий, откуда?!
Со всех сторон слышались топот ног и вскрики. Через зубцы стены перехлестнули волны и с шумом разлились по площади. Расин, выдохнув, метнулся в закоулки Арсенала.
Когда он мчался по лестницам и перепрыгивал ступени, в голове его бешеным вихрем пронеслась мысль о том, что Кассий увидел-таки, что хотел – князь снова уцелел. И Асфеллота можно ловить на слове…
Вот только кого благодарить за это?
…Город бурлил. Звенел воздух от церковных колоколов, по улицам, внезапно ставшим тесными от народа, приходилось проталкиваться. С якорей спешно снимались корабли, уходя в море. Кто-то из горожан бежал за Город, спасаясь от ожившей стихии. Что творилось, не знала ни одна живая душа, одни кричали про конец света, другие сперва тихо, потом все громче повторяли слово «знамение».
Самые отчаянные сломя голову неслись на Арсенальную гору или отправлялись на лодках к Прибойному валу, чтобы своими глазами увидеть неимоверную волну, стоявшую перед его стенами. Ломились на башни, с которых виден был весь Город. Кто-то направлялся к Салагуру, чтобы воочию узреть золотой шатер, сиявший над главной святыней Лакоса. Ждали новых чудес. Нашлись и те, кто рассказывал, как играл такой же полусвет, когда венчался на правление прошлый круг советников. И хоть нынче знамению взяться было неоткуда, а ведь взялось же оно откуда-то!
А через час небо над Лакосом начало темнеть.
По-прежнему не было ни облака, только меркла небесная синева, и тускнело солнце. Залив подернулся свинцовой серью. Поднялся ветер.
На востоке сгущалась дымка, затягивая горы.
К Салагурскому монастырю ползла мгла.
…Это было как удушье. Горло перехватило так, будто Арвельд вдохнул сухого, ядовитого воздуха, и теперь не мог выдохнуть.
Через мгновение приступ миновал, но в этот миг все изменилось. Исчезло чувство полета. Светлые моря перед ним распадались на куски. Он смотрел словно через туман, и хмарь все сгущалась. Арвельд тер глаза, не понимая, что ему застит взгляд не снаружи, а внутри. Он с трудом поднял веки и увидел вокруг себя полутемный зал и съежившиеся свечные огарки на столе…
– Я не удержу больше, – тихо сказал кто-то рядом. Вслух сказал. Руки Арвельда коснулась мокрая, в испарине, ладонь Флойбека. – Она опадает… Волна опадает…
– Медленно, – откликнулся Паломник. – Там люди, на лодках.
Гессен сидел, положив голову на руку. Вторая рука, лежавшая на столе, заметно подрагивала.
– Что случилось? – хрипло спросил Сгарди и закашлялся. – Куда… все делось?
Паломник сжал его руку, чтобы тот замолчал. Когда они с Флойбеком спустили волну с Арсенала, мореход в изнеможении привалился к спинке стула.
– Я его чувствую, – произнес Гессен. – Он идет.
Арвельд непроизвольно коснулся шеи. В памяти всплыл сон, где лежал в горах мертвый город, весь пронизанный таким же безжизненным, отравленным воздухом.
– Он же бесплотный, – сказал Сгарди. – Он живет только в наших головах. Его же нет!
– Здесь столько Асфеллотов, – утомленно говорил Гессен, словно бредил. – И каждый несет его в себе. Я ни разу не ощущал его так… так близко, словно живого человека. Он почти перешагнул через себя. Он уже почти живой.
Щеки коснулось сухое дуновение – то ли догорела последняя свеча, пахнув жженным, то ли снова накатило видение из ночного кошмара. Сгарди посмотрел на Паломника – тот вытащил что-то из своего мешочка и теперь сидел, крутя это пальцами и мрачно глядя перед собой.
