Елизавета Дворецкая - Предания Северного замка
— Тор! Гроза Великанов, приди к нам на помощь! — кричал он, нанося новые и новые удары в ледяные головы, ревущие совсем близко. От усталости и холода у него перехватывало дыхание, один из очагов рядом с ним погас, и нависшая ледяная голова заслоняла свет луны.
— Тол! Тол, сколее! — вопил рядом детский голосок, почти никому не слышный в жутком реве и грохоте. — Сколее плиходи!
Из-за стены вылетела огромная, размером с бочку, глыба льда и ударила Тормунда ярла в грудь. Сила удара отбросила его к стене башни, люди вокруг закричали от ужаса. Не думая об опасности, Альвин выскочила из двери и бросилась к нему. Ледяная глыба впечаталась в кладку башни, но, к счастью, Тормунд ярл не оказался под ней, а отлетел в сторону и теперь лежал под стеной. Похоже, он был оглушен. Думая только о том, что нужно выбросить прочь вон ту жуткую громаду, которая уверенно лезет через стену, Альвин вынула меч из разжавшейся руки, и приугасший было клинок Пламени Льда вспыхнул в ее руках с новой слой. Люди вокруг закричали, думая, что ярл поднялся, а Альвин бросилась вперед и неумело ткнула концом клинка в ледяную голову с разинутой пастью. Из пасти на нее дыхнуло таким холодом, что кровь буквально замерзла в жилах и на миг весь мир остановился. Но тут же великанья голова будто взорвалась кучей мелких осколков, и Альвин пригнулась, свободной рукой прикрывая лицо.
— Тор! Тор! — задыхаясь, кричала она и сама себя не слышала.
— Тол! Тол, плиходи, тебе пола! — призывал где-то рядом тоненький взволнованный голосок.
И с темного неба вдруг донесся громовой удар — такой мощный, что заглушил и грохот, и треск, и великаний рев, и человеческие крики. В темных серых облаках, похожих на клочья нечесаной шерсти, сверкнули сразу две ослепительные молнии, обрисовывая нечто похожее на ворота. Из ворот вырвался огненный шар и покатился к земле. Крича от ужаса, люди бросились в башни, а кто не успевал, те просто упали и закрыли головы руками. В последний момент Альвин увидела, как прямо на погасшем очаге прыгает и машет руками маленькая детская фигурка, крича что-то уже совсем неразборчивое. Выпустив из рук Пламя Льда, она бросилась вперед, схватила девочку и, прижимая ее к себе, метнулась назад под защиту башни. Она успела только шагнуть под свод и тут споткнулась. Чуть не упав, опершись плечом о кладку, она хотела повернуться и прикрыть ребенка, но не успела и просто привалилась к стене, прижимая к себе девочку.
Огненный шар ударил в полосу под стеной и там взорвался, на миг залив весь мир расплавленным огнем. Нестерпимый жар ударил в лица, но разницы между ним и морозом никто не успел ощутить.
И снова упала темнота, огонь разом погас, словно проглоченный ледяной тьмой.
Наступила тишина. Заложенные, оглохшие уши не сразу ее заметили, и казалось, что мир застыл, даже дышать было тяжело. Только луна, спокойная и неподвижная, казалась единственной настоящей и надежной вещью среди этого кошмара. Под стеной было тихо. Через кромку больше никто не лез, исчезли, как не бывало, рев и грохот ледяных ног. Воздух был неподвижен и странно пуст — в нем больше не мелькали ледяные и каменные снаряды, не чертили рыжую прерывистую дорожку горящие головни. Над стеной еще плавал запах дыма и горящей смолы, но холодный ветер быстро его развеивал.
Девочка в руках Альвин пошевелилась и попросила:
— Пусти!
Альвин опомнилась, поставила ее на ноги и выпрямилась. Пламя Льда лежал у ее ног, клинок остывал. Вспомнив об отце, она поспешно обернулась. Тормунд ярл уже сидел, привалившись к той самой ледяной глыбе, и пытался снять шлем, но руки плохо его слушались. Альвин подбежала к нему и хотела помочь.
— Где Пламя Льда? — Тормунд ярл едва мог говорить, язык плохо его слушался. — Где он?
— Он здесь! — Альвин торопливо метнулась к башне, схватила меч, и клинок с готовностью мигнул пламенем, почувствовав ее руку. — Вот он!
— Слава богам! — Тормунд ярл сомкнул пальцы на рукояти и расслабленно привалился к глыбе, которая чуть было не стала для него и убийцей, и надгробным камнем. — Ведь предсказано, что если мы потеряем его, то Северный замок погибнет… Я выпустил его… Но мне показалось, что он напал на великана сам по себе! Его никто не держал, он сам бросился вперед. Я видел!
— Да… может быть… — пробормотала Альвин.
Она не знала, стоит ли говорить, что сама взяла Пламя Льда. Может быть, ей, как женщине, и не следовало этого делать? Но клинок признал ее и не отказался сражаться в ее руках — ведь и в ней течет кровь Северных ярлов.
Тем временем защитники замка опомнились. Великанское воинство, сраженное пламенем Тора, лежало под стеной огромной грудой битого льда. Она занимала всю прибрежную полосу и вываливалась далеко за береговую черту. В огромной полынье плавали бесформенные глыбы, ни одна из них не шевелилась сама по себе. Снизу прибежали женщины, помогали подняться тем, кто не мог сам, уводили вниз к огню, к горячей еде и питью. Близилось утро.
— У древнего короля Хагмунда по прозвищу Стальной Клык было двое детей: сын Альвгейр и дочь Альвхильд. Они были близнецами и очень любили друг друга. Однажды в битве Альвгейр погиб. Но дух его часто приходил к его сестре и беседовал с ней, а никто другой не мог его слышать. Тогда король Хагмунд стал брать свою дочь с собой во все походы и через нее советовался с сыном. Король Хагмунд посвятил Альвхильд Одину, и она стала с тех пор валькирией. В каждой битве она помогала ему, и он одерживал победы над всеми врагами.
Но однажды Альвхильд увидела Хельги, когда он один сидел на вершине зеленого кургана, и полюбила его. Он был сыном короля Ингви. Она соткала для него боевой стяг, который приносил победу или смерть всякому, кто им владел. И так вышло, что Хельги поссорился с Хагмундом. Альвхильд молила Одина не посылать ее в битву, потому что она должна была принести в этой битве смерть или отцу, или возлюбленному. Она молила Хельги отказаться от этой битвы, но он не мог отступить…
Бергер ярл замолчал, глядя в море на юге, как будто окончание старинной саги таилось где-то там.
— И что же? — Альвин не выдержала молчания. — Что же вышло?
— Она… разорвала надвое стяг, который должен был принести победу или смерть… — снова заговорил Бергер ярл, глядя куда-то вдаль. На его лице еще отливал легкой желтизной след огромного синяка, от лба до скулы, полученный им в ту ночь, когда на замок шли ледяные великаны. — И отдала одну половину Хельги, а другую — Хагмунду. Но и ей самой нужно было встать на чью-то сторону, а она не могла выбрать.
— Но что же она выбрала?
— А этого никто не знает. И Хагмунд, и Хельги, и Альвхильд после этой битвы были найдены мертвыми, и только сам Один знает, на чьей же стороне она сражалась.
— Ну, вот! — разочарованно сказала Альвин. — Опять неизвестно, чем кончилось.
— А ничего на этом не кончилось, — возразила Тора. — Альвхильд и Хельги родились снова. Одину не понравился тот выбор, который она сделала, и он заставил ее прожить жизнь с начала.
— И ты знаешь, что она выбрала во второй раз? — Альвин обернулась.
Тора держала на руках своего названного братика, сына Гудрун. Он рос, как все обычные младенцы, и сейчас ему было всего семь месяцев. Зато девочка-найденыш за один месяц вырастала так, как обычные дети за шесть лет. В феврале она уже стала подростком — нескладным, с длинными и тонкими руками и ногами, но в ее точеном личике с большими голубыми глазами уже тогда проглядывала такая мягкая прелесть, что женщины говорили о ней, что «красавица будет». С февраля она уже служила нянькой своему названному братцу, охотно помогала во всех домашних работах, и была она такая ловкая и прилежная, что Фрида не могла нахвалиться. В конце марта она была по виду уже восемнадцатилетней девушкой, и все мужчины смотрели на нее со вполне понятным интересом.
Но Тора славилась не только быстрым ростом и красотой. Откуда-то она знала много разных вещей, которым служанки на кухне никак не могли ее научить.
— Она еще не выбрала, — продолжала Тора. — Она даже не знает, что ей придется выбирать. Она не знает даже того, что она — Альвхильд и живет второй раз, что Один дал ей новую жизнь, чтобы исправить ошибки прежней. Но и она, и Хельги, ее возлюбленный, опять где-то здесь, на земле.
— Не хотела бы я оказаться на ее месте! — Альвин повела плечами.
— Может, это окажешься ты, а может, и нет! — сказала Тора. — Смотрите, как лед потрескался.
— Скоро ледоход, — заметила Альвин.
Настал апрель, день с каждым разом становился все длиннее и теплее. Овцы на пастбищах ягнились, и пастухи удивлялись: чуть ли не каждая приносила тройню, причем молока бывало так много, что удавалось выкормить всех.
— Это удачный год! — говорили на острове. — Ведь еще на Середине Зимы, когда Тормунд ярл приносил жертвы, предзнаменования были самые хорошие!
