Вадим Саитов - Цитадель души моей
Он-то сам уверен, что его секрет егерям неизвестен.
Хотя парочку причин, заставивших Йорха меня сюда притащить, я могу и с закрытыми глазами разглядеть. Во-первых, мое присутствие на совете сильно сдерживает сторонников войны в своих высказываниях — не раз и не два уже вышло, что оппоненты Йорха во время своей речи вдруг осекались, о мой внимательный взгляд споткнувшись. А у вергов то, как сказано встократ важней того, что сказано. Так что тут Йорх в яблочко угодил. Конечно, верги, после того, как я уйду, всё ему предъявят, но — после драки кулаками не машут. Или, как сами верги говорят, «рык проигравшего — комариного писка тише». А во-вторых, Йорх передо мной рисуется. Дескать, смотри, егерь, как я горой за людей стою и за соблюдение нашего договора. Агентом влияния меня сделать хочет и на помощь мою рассчитывает. Эх, знал бы он всю подноготную здешней заварушки…
— Вы подобны волкам во время Полной Луны, когда они, взбесившись, кусают собственные тени. Поймите! Люди слабы, но они, как капли ливня, когда тучи застилают небо. Вы можете убить одного, двух, десяток, столько, сколько листьев в том лесу, но их не станет меньше. Убейте одного, двух, десяток, и десять десятков придут убивать вас. Вы говорите, есть другие кланы, которые злы на людей и которые могли бы напасть на них с тыла, когда те придут убивать вас? Да, они есть. Но слышите ли вы их песни по ночам?
Нет. Беги вы к ним, вам пришлось бы бежать два месяца до того места, где вы увидите первого верга, и на всем пути ваша тропа проходила бы среди людей, стоящих так же часто, как камыши в излучинах рек. Да, у нас есть соседние кланы, но, если вы нападёте на людей в нарушение договора, они не помогут вам. И люди истребят вас, и ваших верг, и ваших щенков, как налетевший на деревья огонь пожирает в единый день все их листья, кору и ветки.
— Не мы нарушаем договор! Люди нарушают! На них будет вина, когда мы нападём, а мы нападём, потому что нашу честность они принимают за трусость! — и смотрит на меня рассерженным взглядом. Это Рорик. Самый молодой из вожаков стай клана — восемь весен ему только-только исполнилось (лет четырнадцать, если по человеческим меркам) — и потому, самый горячий. Но — умён, смел и искренен. Я ему даже симпатизириую немного — ну, насколько вообще можно симпатизировать злейшим врагам. Клан шумит одобрительно. Чую множество быстрых недобрых взглядов — как брызги раскалённого масла, остывают они на моей коже. Йорх со вздохом опускает голову.
— Вы — безумцы. Вы не видите лица своего вождя: ваши глаза полны дыма. Вы не слышите его голоса: ваши уши полны шумом огня. Воины, вы — младенцы, разум покинул вас. Вы умрете, как кролики, когда голодные волки охотятся на них во время Твердой Луны зимой.
Йорх — не трус. Он умрет вместе с вами. Но подумайте немного — кому вы сделаете хорошо, когда умрете? Тогда-то уж никто не помешает людям вырубать деревья.
— Тогда пусть он скажет, — Рорик указывает на меня, и взгляды всех собравшихся устремляются в мою сторону, — раз уж он здесь. Пусть скажет, почему его народ нарушает договор и что мы должны делать, чтобы защитить то, что принадлежит нам.
Проклятье! Интересно, на это Йорх тоже рассчитывал? Если да, то не обошлось в нём без чекалочьей крови, определённо. То-то шкура у него такая светлая… скажу вслух, пусть даже не при всех, а наедине — будет смертельный поединок. Оно мне надо? Встаю.
— Йорх верно сказал, клан людей очень велик. Настолько велик, что наш вождь даже не может взглянуть в глаза многих своих вожаков — его отделяют от них многие дни пути.
Вождь своё слово держит — повеления вырубать ваши леса он не отдавал, — (ничуть не лгу, наместнику от всей души насрать на то, каким именно образом мы сподвигнем очередной клан на самоубийственное выступление против людей; для него главное — очередная зачищенная провинция к заданному сроку) — и, узнав про то, что стая людей здесь нарушает договор, он будет очень сердит.
Я делаю паузу, сглатываю и прокашливаюсь. Горло от выхрипывания и вырыкивания вержьих слов дерет так, словно я его морской водой напополам с песком полоскал полчаса кряду.
— Но не буду вам лгать — вождь не может сам прийти сюда, а без его присутствия люди из той стаи, полагаю, так и продолжат нарушать договор и вырубать леса. Они — херршах, и мое слово им подавно не указ.
«Херршах» означает группу вергов, недовольную своим вожаком и ищущую повод, чтобы его сменить или отколоться от стаи. Думаю, жители деревеньки Вороний лес, которых практически под кнутом отправили вырубать ближайшее урочище, сильно бы удивились, узнав, что они планируют то ли заговор против наместника, то ли отделение от Империи.
Но зато такое объяснение не вызывает лишних вопросов у вергов.
— Тогда ваш вождь должен наказать эту стаю!
— Да, — соглашаюсь я, — но он далеко отсюда и под началом у него очень много стай. И много других забот, поэтому я не могу сказать, как скоро весть о неподчинении одной стаи дойдет до его ушей и будет им услышана. Может, месяц, может, два, может, больше. Надо подождать.
«Подождать» — это не для вергов. С тем же успехом я бы мог предложить им отдать их земли людям, а самим переселиться, скажем, на Луну. Но — по вержьей логике — тут всё чисто и возразить на это нечего. Поэтому Рорик быстренько меняет тему, пока никто не понял, что этот круг проигран им вчистую.
— Тогда скажи своей стае! Они-то тебя услышат?
Он имеет в виду сквад Марка-Тени. Каковой вторую неделю мозолит глаза всему клану, упорно и методично просеивая каждый уголок леса (особенно — вблизи, а то и в самих логовищах) в поисках пропавшей дочери префекта Бельгии. Префекту восемнадцать лет, я его видел пару раз — дегенеративного вида толстячок с крайне неприятным выражением лица и еще более неприятными (по слухам) наклонностями, но зато он — единственный сын одного из Солнечных. Если у него и есть дети, то об этом во всей Империи неизвестно никому, включая самого префекта, но верги этого не знают. А так-то Марк договор соблюдает неукоснительно — в нём, кстати, нет ни слова о том, что людям нельзя появляться в лесу или, скажем, в логове. Ну а что его егеря хамят всем встречным вергам, пинают всех под ногу попадающихся щенков и территорию логова загаживают, так про то в договоре тоже ни слова нет. Задача Марка — хорошенько разозлить вергов, ни единого пункта договора при том не нарушив. Чтобы гнев вергов вылился на тех, кто его нарушает — на селян, урочище вырубающих. А тогда уже вступит в дело остальной сквад и начнётся обычная чистка.
— О чём сказать? Они нарушают договор?
Если бы верги умели скрипеть зубами, скрежет зубовный сейчас вызвал бы эхо в окрестных горах. Потому что нечего им возразить, хоть и хочется. Но — нечего. Во-первых, сам договор. Письменность у вергов есть, но в очень зачаточном состоянии, так что договора с вергами заключаются исключительно устно. На вержьем это звучит как «хгрешши ргхыз» — «сказанное/услышанное слово», подразумевая, что раз слово было кем-то сказано и услышано, то нарушать его уже никак нельзя. В общем-то, для вергов — так оно и есть. С другими бестиями всё по-другому, но с другими бестиями мы и действуем по-другому. Ну вот. А дальше — сплошная игра на вержьей гордости и бедности их языка. В соответствии с договором, верги не имеют права нападать на людей, где бы те не находились, и не имеют права подходить ближе тысячи шагов к ограде людских поселений. Обратного запрета — запрета людям подходить к вержьим логовам, как и запрета нападать на вергов, в договоре нет, и ни в одном из замиренных кланов ни одному вергу и в голову не приходило этого запрета требовать. Ну да — какой человек в здравом уме к логову пойдет? Нет, верги договор блюдут и сами на него нападать не станут. Но есть еще и волки, которые в договоре не упомянуты, и верги этим вовсю пользуются.
Потому-то селяне в леса и не лезут. А вот про егерей в договоре — тоже не упомянуто.
Слова «егерь» в вержьем нет, они нас «людьми из клана Ходящих по лесу» называют. Но всё равно — людьми. Вот так и выходит, что верги сами к нашим сёлам соваться права не имеют, а мы, егеря, по их логовам — как по своему двору, шарахаемся. Разумеется, все меры предосторожности приняв — честность честностью, но иногда бывает, что вержьий гнев не против селян, в качестве приманки выставленных, направляется — а против тех егерей, что им в логове глаза мозолят. И хотя нападают они тогда вразнобой и не в полную силу (ощущение своей неправоты им очень сильно мешает) но всё одно работа, которую сейчас делает Марк со своими двумя десятками егерей, хоть и нетрудная, но довольно опасная и весьма неблагодарная. Не то, что моя.
Хотя цель у меня та же, что и у Марка — заставить вергов нарушить своё слово.
Одно дело мы с ним делаем, хоть и по-разному — Марк волну вержьего гнева поднимает, а я её направляю, как умелый садовник воду для полива по саду своему желобами разводит.
