Анна Сеничева - Перстень Рыболова
Паломник сидел против окна, и в закатном свете Фиу увидел, как изменилось его лицо. На миг даже показалось, что через лягушачье обличье сейчас проглянет другой лик… Но в следующее мгновение Паломник поднял круглые глаза. Смотрел он совершенно бесстрастно.
– Это что?
– А вы, стало быть, не знаете.
– Стало быть, нет, сударь. И снова спрашиваю, зачем вы сюда явились.
– Хочу поговорить с вами. О вас.
– А я не расположен говорить о себе ни с вами, ни с кем бы то ни было. – Паломник снова взялся за перо.
– Прошу извинить за беспокойство, – еле сдерживаясь, ответил Фиу Лэм. – Я понял свою ошибку. Зря явился сюда сам – мне следовало попросить об этом князя Расина.
С этими словами чародей двинулся к двери. У порога он обернулся в последний раз. Паломник сидел, уронив голову на руки.
– Стойте, – глухо сказал он. – Кем вы приходитесь Расину?
– Старый друг.
– Его светлости весьма повезло с друзьями, нечего сказать… – устало заметил Паломник.
– Это правда, – просто ответил чародей. – Мне можно сесть?
Его собеседник глянул через плечо, и впервые улыбнулся.
– Вы просите разрешения? У меня? А если я скажу – нет?
– Я не двинусь с этого места, даже если вам будет угодно говорить до утра, – в голосе Лэма не было и тени насмешки. – Но тогда мне придется не спать вторую ночь подряд.
Паломник пристально смотрел на него, словно проверяя, всерьез ли тот говорит.
– Что ж… Будь по-вашему, сударь.
Закат ушел за море. Старый город отходил ко сну в звездных сумерках, серебряные тканины ложились на площадях и крышах. Пробили куранты Рыбачьей башни, как били каждый раз, возвещая время покоя и отдыха. Отзвенела вечерня в Морском соборе, стихли колокола на Салагуре. «Золотая чайка» давно вышла из гавани и теперь скользила по знакомому пути, уже изведанному вчерашней ночью. Погасли огни в Кормчем доме. Верный слуга, побрякав ключами и оглядев замки, повалился на свою лежанку, чтобы проспать до самого утра. Каким-то оно будет?
XI
Уходила «Золотая чайка» в тот же час, что и вчера. Но не успели отзвучать колокола Морского собора, как вдруг глухо ухнула пушка. Трижды. Рельт крепко выругался, поняв, что произошло. А Расин-то как в воду глядел, что сразу погнал. Куковали бы сейчас…
– Вчера чуть было на камни не сели, – сказал моряк у Остролиста за спиной. – А нас опять туда несет.
– Поговори еще под руку, – отрезал Рельт.
– Да я что… С погодой хоть повезло, и то…
Остролист глянул на него так, что тот отошел подальше.
Путь намертво отложился у Рельта в голове, хотя шел он по нему один-единственный раз – сказались годы на лафийском мелководье. Сейчас Остролист примеривался к ходу чужого судна, держа на первую звезду, горевшую над Вальсаром. Мыс проплыл над головой так же, как и вчера, когда едва не снес мачту.
Помощник зашуршал картой.
– Дно песчаное, – заметил он. – И мелкий камень.
– Я видел.
– Худо держать будет.
– Знаю!
По левому борту скользили огни, горевшие на островах. Три острова. Два вроде одинаковых, на третьем скала с двумя домками и часовней. Редко вскрикивали чайки. Когда островки ушли за корму, снова проплыл черный камень, похожий на торчавший из воды зуб. Отсюда уже долетал шум водопада за Белым утесом.
Что-то справа отразило свет звезд, Рельт поднял голову и увидел на скале громадную птицу с распростертыми крыльями и изогнутым клювом. Это был сокол. Каменный сокол, вырезанный в горе, которого он не заметил прошлой ночью.
Старый полуразваленный смотрительский домик торчал на месте, почти сползая со скалы. «Золотая чайка» прошла, едва не коснувшись его мачтой. Задень его – так вылетит стая чаек, которые могли гнездиться здесь, и поднимет крик.
За поворотом начинался узкий извилистый фарватер Соколиной горы.
– Бросить лот, – тихо сказал Остролист помощнику. – Двоих – в шлюпку. Посмотрят, нет ли охраны.
То ли от тревоги, то ли от ночной прохлады он поежился. И тут же явственно почувствовал, как ветер вправду свежеет. Накаркали…
– Крепчает, – произнес помощник.
– Ничего, уже близко.
– Может, якорь ни к чему?
– Фарватер видел? – Рельт кивнул на карту. – Тут течением в три минуты снесет, только зря судно загубим. Грот убрать. К постановке на якорь!
«Золотая чайка» подходила по ветру к фарватеру Соколиной горы, теряя ход.
– Ну, держись теперь, – вполголоса сказал он себе. – Отдать якорь!
– Четыре глубины, – ответил помощник.
– Пять.
Остролист, полуобернувшись, не сводил глаз с каменного крыла сокола, торчавшего за горой. Крыло уходило за гору – корабль сносило. Если еще немного, то…
– Якорь на дне!
Остролист сжал зубы.
– Все шлюпки на воду. Ты со мной в трюм, остальные уходят.
Через минуту в трюме раздался глухой стук топоров. В пробоину хлынула вода, и скоро «Золотая чайка» стала тяжело оседать вниз.
Рельт, запрыгнув в шлюпку, вытирал мокрый лоб и смотрел, как корабль уходил на дно.
– Прощай, – тихо сказал он. И добавил уже в голос: – Ходу! Сейчас – на острова, утром видно будет!
* * *Ночка выдалась та еще. Шатались под окнами, горланили на соседней улице, а раз в гавани так бабахнуло, что Лунь, подскочив, уселся на постели и долго смотрел в окно осовелыми глазами. Утро тоже не задалось.
Каждый день в один и тот же час Ванцеру будил секретарь, подавал ему чистое платье, а внизу уже ждал завтрак. Нынче же утром Лунь открыл глаза, глянул в окно и понял, что проспал. Вставал он рано, когда заря только брезжила сквозь шелковые занавески, а сейчас горела на крыше соседнего дома. Стало быть, солнце уже встало. «Вот паршивец Ламио», – подумал Ванцера и привстал на локтях.
Но проснулся Лунь не просто так, его разбудили. Снизу неслись истошные вопли привратника.
– Куда идете, а! – вопил слуга. – Нельзя туда, я ж вам сказал!
– Что там творится? – Ванцера соскочил с постели, накинул халат и зашлепал к двери. – Опять пускает кого попало, дармоед…
Привратнику в это утро выпало немалое потрясение. Хозяйский секретарь, странное дело, еще не вставал, хотя пора бы уже проснуться. Часы пробили восемь, когда снаружи дважды стукнуло дверное кольцо. Слуга, кряхтя, встал и раскрыл забранное решеткой окошко.
– Чего надо? – неприветливо спросил он, оглядывая посетителя. Вид у того был непредставительный: молод, мал ростом, без брюха и бороды, сразу видно, не торговой сотни. А таких с лестницы спускать положено. – Его милость не принимают.
– Меня примет, – ответил гость. Голос показался привратнику знакомым.
– Господин капитан еще спят. Сказано вам, идите вон!
– Я принес письмо, которое господин Ванцера очень ждет.
– Ждет-то ждет, да больно рука у него спросонья тяжелая, – привратник откинул решетку с окошка и просунул ладонь:
– Дайте-ка сюда, я передам.
– В собственные руки, – ответил гость.
– Ну так извольте прийти к обеду!
Гость молча достал золотой и показал слуге. Тот изобразил на лице муки сомнения и начал ковырять замок. Но едва лишь дверь скрипнула, открываясь, гость ногой распахнул ее, вошел в переднюю, и привратник, к ужасу своему увидел, что тот не один. За ним следовали двое, по виду – сущие душегубы.
– Эй, вы куда? – завопил он. – Стойте, нельзя!
Гость, не обращая внимания на крики, стремительно прошел к лестнице.
Привратник схватил его за полу плаща и дернул на себя.
– Куда идете, а! Нельзя туда, я ж вам сказал!
Гость, стоя ступенью выше, обернулся. В утреннем свете ослепительно вспыхнула сережка, и тут слуга вспомнил, где слышал этот голос.
– Вижу, что узнали, – усмехнулся князь. – Тогда слушайте. Всем, кто явится, через двери будете говорить, что господин Ванцера заболел и не принимает. Секретарь по делам в гавани, когда вернется – неизвестно. Все. А прибавите что от себя или записку кому передадите, – Расин взял привратника за воротник и, глядя в глаза, докончил: – я вам язык отрежу. Уж поверьте. – И князь через две ступеньки взбежал наверх.
Лунь, запахнув халат, выглянул в коридор.
– Ну что там? – недовольно спросил он.
Но тут его втолкнули обратно, да так сильно, что Ванцера, свалившись, едва не опрокинул стул. Хлопнула дверь, и капитан увидел перед собой незнакомца, который прошел в его покои, как к себе домой.
– Доброе утро, господин капитан, – спокойно сказал гость.
– Вы кто? – оправившись от изумления, рявкнул Ванцера. – По какому праву вы врываетесь в чужой дом… В Кормчий дом! Да вы знаете…
Незнакомец ослабил завязки плаща. Темная материя с легким шорохом разошлась, и взгляду Луня открылась пара клинков.
– Где моя охрана? – спросил Ванцера, начиная понимать, что дело принимает скверный оборот.
