Сергей Шведов - Старец Горы
Флот Бертрана Тулузского без помех вошел в гавань Тортосы. Годфруа де Сент-Омер уронил слезу на грудь сына и наследника благородного Раймунда, которому он служил верой и правдой более тридцати лет. Ветерану крестового похода уже исполнилось пятьдесят лет, но в его жилистом теле еще сохранялась сила, да и глаза блестели как у молодого. Во всяком случае, он так долго разглядывал очаровательную Жозефину, увязавшуюся за графом в поход, что даже вызвал смущенное покашливание благородного Бертрана.
– Опасная женщина, – буркнул себе под нос Годфруа, но тут же спохватился и предложил графу занять носилки, поданные к трапу.
– Я пойду пешком, – махнул рукой Бертран. – Заодно осмотрю предместье.
Тортоса разочаровала провансальцев. Они рассчитывали увидеть город, не уступающий размерами Антиохии, но – увы. Кроме старой крепости, служившей когда-то базой византийского флота, и трех-четырех сотен каменных и деревянных строений, расположенных у подножья цитадели, они ничего существенного здесь не обнаружили.
– Я смогу вас кормить месяц-два, но никак не более, – сообщил графу преданный шевалье. – Запасы продовольствия в крепости ограниченны.
Благородный Годфруа, человек прямой и откровенный, не стал скрывать от графа истинное положение дел. Сент-Омеру удалось привлечь на сторону сына и наследника Раймунда только треть провансальцев. Остальные присягнули графу Серданскому. Безусловно, часть рыцарей-отступников, узнав о прибытии благородного Бертрана, перейдет на его сторону. Тем не менее, под началом у Гильома останется достаточно сил, чтобы удержать за собой Мон-Пелери, первый замок, построенный крестоносцами на чужой земле. А без овладения Мон-Пелери, нельзя рассчитывать на успешную осаду Триполи.
Гаспар де Теленьи был допущен на совет в числе самых близких к графу людей и испытывал по этому поводу чувство очень похожее на гордость. Правда, его настроение значительно ухудшилось, когда он выслушал речь седого ветерана, в чьей преданности интересам благородного Бертрана у большинства присутствующих не возникло ни малейшего сомнения. К удивлению Гаспара, оценка сложившийся на Востоке ситуации, данная Сент-Омером, практически не отличалось от той, что он услышал из уст Жозефины. В заключение благородный Годфруа настоятельно посоветовал графу заручиться поддержкой короля Иерусалимского.
– Было бы совсем хорошо, если бы ты принес благородному Болдуину вассальную присягу.
– Но я уже принес оммаж Алексею Комнину, – нахмурился Бертран.
– Одно другому не мешает, – махнул рукой седой крестоносец.
Тем не менее, граф Тулузский не торопился связывать себя обязательствами. Численность его войска достигла шести тысяч сержантов и почти восьмисот рыцарей после того, как он соединился с шевалье де Сент-Омером. С такой силой, по мнению Бертрана, он мог продиктовать свои условия не только графу Серданскому, но и наглецу Танкреду, выставившему его из Антиохии. В Тортосе граф Тулузский задерживаться не стал и уже через неделю высадился в небольшой бухте в десяти милях от Триполи. А еще через день провансальцы стояли под стенами замка Мон-Пелери. Это был бросок, достойный восхищения, но не принесший графу ощутимых результатов. Трипольцы не собирались открывать ворота города самозванцу, а граф Серданский заперся со своим многочисленным войском в Мон-Пелери и не захотел вступать в переговоры со своим родственником. Возможно, Бертрану и удалось бы взять огромный замок, но только в том случае, если бы он сошел с ума и уложил под его стенами две трети своего войска. Внешние стены Мон-Пелери достигали пятнадцати метров. Все пространство перед ними простреливалось из шести угловых башен. Еще две, самые массивные, стерегли ворота. А за внешней стеной возвышалась еще одна – внутренняя, куда более мощная, чем первая. Донжон состоял из двух тридцати метровых башен с плоскими крышами, предназначенными для метательных машин. Замок окружал широкий ров, заполненный водой даже в эту жаркую пору. Судя по всему, граф Серданский гостей ждал и успел сделать запасы продовольствия. В Мон-Пелери Гильом мог просидеть чуть ли не год, не испытывая ни в чем недостатка. Так во всяком случае утверждал шевалье де Сент-Омер, принимавший активное участие в строительстве замка, и отлично знавший все его несомненные достоинства.
– Если потребуется, я пробуду здесь и год, и два, пока эта твердыня, построенная отцом, не рухнет к моим ногам, – заявил упрямый Бертран.
– Боюсь, граф, что в запасе у нас не более месяца, – вздохнул барон де Авен. – По сведениям, полученным мною из Антиохии, Танкред собирается вести армию на помощь Гильому. А с тыла нас подпирает флот Венцелина фон Рюстова, правителя Джебайла.
– И что ты предлагаешь? – рассердился граф.
– Я согласен с благородным Годфруа, тебе следует заручиться поддержкой короля Иерусалимского и патриарха. Кстати, посланец Даимберта падре Себастиан находится сейчас в нашем лагере и прямо-таки жаждет встретиться с тобою.
– А ты уверен, Огюст, что лотарингцы полезут на стены Мон-Пелери вместо провансальцев? – спросил с усмешкой Бертран.
– Я уверен в обратном, государь. Но у тебя будет возможность в полный голос заявить о своих правах и потребовать королевского суда. Вряд ли Танкред и Гильом отважатся в открытую бросить вызов королю Болдуину. Этого не допустят их собственные вассалы.
В пылу споров провансальцы совсем забыли о жителях Триполи, которые напомнили о себе дерзкой вылазкой, не нанесшей, впрочем, осаждающим большого ущерба. Однако, Гаспар де Теленьи, потерявший в ночной схватке коня, купленного, к слову, за большие деньги уже здесь, в Ливане, был вне себя от бешенства.
– Успокойся, – посоветовал ему Огюст. – Граф Бертран сегодня утром отправил в Иерусалим посольство во главе с шевалье де Сент-Омером и падре Себастианом. Теперь нам остается только ждать и надеяться.
К удивлению Теленьи, благородный Годфруа включил в свою свиту шевалье Антуана, мужа прекрасной Жозефины. Гаспар долго ломал голову над тем, зачем понадобился Сент-Омеру этот никчемный человек, пока благородная дама де Мондидье не внесла в этот вопрос необходимую ясность:
– Чтобы досадить Гуго де Пейну, считающему несчастного Антуана своим личным врагом. А для нас с тобой, дорогой Гаспар, эта поездка станет оправданием того щедрого дара, которым благородный Бертран Тулузский осчастливит преданного ему душой и телом шевалье.
– Телом, пожалуй, не надо, – усмехнулся Теленьи. – У графа совсем другие привычки.
– С возрастом привычки меняются, – наставительно заметила Жозефина. – Учти это на будущее, Гаспар. А пока передай барону де Авену эту бумагу и скажи ему, что я шагу не сделаю, пока не увижу на ней подписи графа Тулузского.
Ничего компрометирующего благородного Бертрана эта грамота не содержала. Графа могли упрекнуть разве что в чрезмерной расточительности. Отдавать замок Ареймех Антуану де Мондидье за прогулку в Иерусалим было, конечно, глупо. Но в данном случае речь шла об очень важной услуге из разряда тех, о которых не говорят вслух.
– Хорошо составлено, – подтвердил Огюст, пробежав глазами лист, заполненный красивым почерком. – Но мы не будем торопиться с подписью и печатью, пока ситуация окончательно не проясниться.
Король Болдуин и граф Танкред подошли к Триполи почти одновременно. Их армии были равны по силам, а потому благородный Бертран смог, наконец, обрести утерянное равновесие. Имея такого союзника за спиной, граф Тулузский мог говорить с нурманом на равных. Однако почти сразу же выяснилось, что благородный Болдуин не склонен развязывать кровавую усобицу между крестоносцами. Что являлось более чем разумным, учитывая ситуацию, в которой воины Христа оказались на тринадцатом году своего беспримерного похода. Война между королем и Танкредом наверняка обернулась бы катастрофой для государств, возникших на Святой Земле по воле Бога, а потому Болдуин призвал противоборствующие стороны к миру и согласию. Узнав о взвешенной позиции короля, граф Серданский счел нужным засвидетельствовать ему свое почтение. Встреча Гильома и Болдуина произошла в лагере лотарингцев на виду Бертрана Тулузского, которому ничего другого не оставалось, как наблюдать за сердечными отношениями двух ветеранов крестового похода. К которым очень скоро присоединился третий – благородный Танкред. На совет, который решено было провести в чистом поле, были приглашены все бароны и самые уважаемые рыцари, в число коих попал и Теленьи. Здесь Гаспар впервые увидел человека, о котором столь много слышал в последние месяцы. Венцелин фон Рюстов был представлен высокому собранию, как правитель Джебайла, что вполне соответствовало статусу барона. А когда Бертран Тулузский заявил, что благородный Венцелин владеет городом не по праву, король Болдуин его опроверг, причем публично:
