Игорь Федорцов - Крыса в чужом подвале. Часть 2
Кайрин с удивлением услышала в голосе эгуменоса равнодушие. Он был даже согласен уступить ключевую должность еретику!
−…то думаю не за горами тот день, когда мы присягнем новому императору.
− Вы не пытались подсказать Экбольму о возможности займов?
− Эти возможности исчерпаны. Ни один здравомыслящий держатель банка не займет ему и ломаного фолла. Слава богу, Нобилиссиму хватает здравомыслия не проводить денежную реформу. Тогда будет бунт! И не только крестьянский. Хотя думаю, дойдет и до этого. Экбольм наивно уверен, подданные стерпят все.
− Быть уверенным, в чем либо, в наше время…
− И не забывай, именно глориоз не далее как два месяца назад вложил в казну около полумиллиона солидов личных средств. Оплатил долги за прошлые Игры и, конечно, оплатит будущие. Император не сможет отказать своему лучшему другу.
− Бекри заложил свои северные лёны?
− Да. Но его состояние достаточно велико, чтобы пережить это.
− Пока император не подпишет указ относительно рода Хенеке.
− Указ лежит на моем столе, − известил Бриньяр. − Уговорить императора удалось довольно быстро. Я полчаса распинался о заблуждениях покойного Горма и взывал к монаршей справедливости, возвратить ко двору наследников Хенеке и Лейдлоу. Экбольму в высшей степени плевать на справедливость, заслуги перед короной и знатность фамилий. Но сделать что-то в пику воли умершего, чем не проявление мужества. К тому же легко быть справедливым, забесплатно!
− Вы не превзойденный дипломат!
− Всего лишь старый льстец и интриган, − отмахнулся Бриньяр.
− Разве это не одно и то же?
− Мой хронист три дня корпел над делами мятежников, сопоставлял факты и события. Кое-что подретушировал, кое-что удалил, кое-что переписал набело. В результате отъявленные смутьяны предстали белее облака, закрывшего лик Создателя, после сотворения нашего мира. Прибавим сюда нелюбовь императора к покойному братцу и результат достигнут. Думаю, под хорошее настроение Экбольм отменил бы указ Горма из одной к нему нелюбви. Без всякого бумагомарательства и для всех родов скопом.
− И когда вы сообщите Мэдоку приятные известия?
− Прежде чем пустить в дело бумагу, нужно подготовить двор. Пусть поговорят, посплетничают, припомнят события предшествующие мятежу и трагедию эшафотов. Заодно посмотрим, как отреагирует сам Мэдок и его отец, глориоз Бекри.
− И весь Тайгон. И все же, как долго вы будете держать его в неведенье?
− Дня через четыре я приглашу декарха керкитов Мэдока ди Хенеке вручить ему высочайшее волеизъявление императора.
− А какова формулировка?
− Ты думаешь, я не заметил, насколько болезненно мальчишка воспринимает свое теперешнее положение? Фамилия признана невиновной, а не прощенной.
− Существенная разница.
− Конечно, существенная. Все регалии предков ему вернут.
− Любопытна реакция глориоза.
− Мы с тобой не вхожи в его дом, потому можем лишь догадываться о его чувствах.
− Не обязательно переступать порог, чтобы узнать, что за ним.
− Ты рискуешь.
− Чем?
− Не забывай, с кем мы имеем дело.
− Я помню, иллюстрис. Помню.
Эгуменосу не понравился блеск в глазах Кайрин, но он воздержался от нотаций.
− Как продвигаются поиски убийцы тана?
− Результаты мизерные. Из всех донесений только рапорт равдуха Дентри заслуживает внимание. Сейчас он на пути к замку Морт. По его мнению, разыскиваемый, может находиться там.
− То есть воюет? Интересно, на чьей стороне?
− На стороне фрайхи Бортэ. Она бросила Призыв. Значит, в замок впустили каждого кто туда просился.
− Морт кишмя кишит отрепьем и наш беглец хочет затеряться среди них. Он не дурак. А как успехи нашего протеже Венсона?
− Осада заканчивается и, насколько могу судить из последних донесений, он своего добьется.
− Ты переписываешься с рейнхом?
− Не с ним. С человеком, который присматривает, чтобы Венсон не натворил глупостей.
− Помнишь, я тебе говорил, Морт ни разу не взяли за всю истории его существования.
− Когда-нибудь невозможное происходит. Рейнх близок к победе.
− Крайне подходящее время показать себя проведению. Представь, наш убийца не случайно отправился в Морт. Возьмет и прикончит рейнха.
Произнося фразу, Бриньяра прежде всего интересовал ответ его собеседницы, раньше столь чувствительно относившейся к проступку неизвестного.
− Венсон воин, а не тан, в чьем ведение присматривать за ярмарками и базарами, − заверила Кайрин.
Хороший, но холодный ответ. Больше похож на отповедь.
− Давай вернемся к севасту.
− Он не лез в политику, он на хорошем счету при дворе и у него нет могущественных врагов, пекущихся об его скорой кончине, − рассуждала Кайрин. − Остается злой умысел.
− Чей? — с интересом слушал рассуждения девушки эгуменос.
− Союз с севастом выгоден Бекри. Значит, глориоз отпадет.
− Врагов нет, глориоз отпадает, Фанк отпадает, тогда кто? Не может же Буи взять и исчезнуть!
− Так просто?! Нет!
− Тогда кому выгодно его исчезновение?
− Его сестре Леи и его дочери Аяш. — не твердо заявила Кайрин.
− Пожалуй, ты слишком уважительна к моей персоне. Что тебя сдерживает? Мой сан или то, что я твой наставник?
− Нет, но…
− Без но. Без но, − рассмеялся эгуменос. − Из всех живущих я самый заинтересованный в отсрочке заключения брака между семьями Буи и Бекри.
Недоверие Кайрин вернуло Бриньяру серьезность.
− Молю Создателя и верю с севастом обойдется.
Кайрин не разделяла уверенности, что история с пропажей севаста Буи завершится благополучно. Есть вещи которые не возможны поскольку больше похожи на чудеса. А чудеса случаются не каждый день и не со всяким.
Они задержались у небольшого столика. В вазочках засахаренные цветы: розы и тюльпаны. От белых и розовых до темно-желтых и фиолетовых. Кубики сот, часть ячеек которых наполнено густым гипокрасом[16]. В серебряном толстостенном сосуде под крышкой дюжина емкостей поменьше. В них мороженое! Еще одно веянье столичной моды. Замороженные сливки с творогом и фруктовым соком. В отличие от рыбок, это нововведение Бриньяр принял, хотя и относился к нему как к очередному баловству. Но что поделать, жизнь не только праведность мыслей и дел, но и греховные помыслы и проступки.
Эгуменос выбрал себе сливовое, Кайрин персиковое. Крутобокие мороженицы вмещали от силы пять-шесть ложечек. Всего-то пять или шесть! Лакомство достойно подаваться в супнице на двенадцать персон!
Отведав яства и вытерев руки влажной салфеткой, вначале Кайрин потом эгуменос, продолжили прогулку.
− Как твои дела? Как поживает Фиала ди Сарази? Как сам рейнх?
− Бэну, как всегда, чрезмерно любопытна.
− О, да. — рассмеялся Бриньяр. — Представляю, сколько вопросов она задала тебя по поводу происшествие с Мистаром. Что её больше интересовало? Как погиб тан или во что был одет?
− И то и другое. Она даже высказала предположение, что всему виной его жена Илза.
− Может так и есть? И мы напрасно ломаем головы?
Оба рассмеялись. Манерно и неискренне.
− А рейнх?
− Он принял происшествие со спокойствием. Мужчины выражают свое любопытство не столь открыто.
− Да, но наше любопытство не меньше вашего!
− Мы с ним говорили и он не нашел ничего предосудительного, − заверила Кайрин собеседника c чисто женским лукавством.
«А был ли у него выбор?» — мысленно спросил Бриньяр. Но его воспитанница мыслей читать не умела. Или делала вид что не умеет.
− Кольцо с рубином знак его прощения?
− А меня есть за что прощать?
− Я неверно выразился… Понимания.
− Да, это его подарок.
Лучшего места для вручения подарка, чем собственная спальня для Натана ди Сарази не существовало. Лучшего времени для комплементов, чем вечерние сумерки не выбрать, как не старайся. Лучшего сидения для двоих, чем край кровати не придумано и вряд ли придумают. И не испытать мужчине большего разочарования, чем услышать после всех ухищрений, твердое − нет!
Некоторое время эгуменос и Кайрин молчали. Отец и дочь на прогулке. Любуются изяществом лебедей в маленьком прудике. Белые птицы слишком благородны, принимать подачку из людских рук. Хотя многие утверждают, с человеком высоких достоинств они ведут себя по-домашнему. Кайрин и Бриньяр переглянулись. Голубоглазое озорство встретилось с бесцветной мудрой усталостью. Как же так?
Из соседней аллеи, навстречу им, спешил асикрит Менез. Длинный, сутулый, почти горбатый.
− Иллюстрис, вам пора принимать лекарство!
− Вы больны? − обеспокоилась Кайрин.
− У иллюстриса два дня носом идет кровь. — пожаловался асикрит. Голос его был полон искренней заботы и участия.
− Что говорит Клюз?
− А что он может сказать? — пожал плечами Бриньяр. − Переутомление и годы. Ни с тем, ни с другим ничего поделать нельзя. Отдыхать некогда, а годы, они копятся сами. Обыкновенный диагноз врачевателя, которому нечего поведать больному. И без него я знаю, годы не прибавляют ни здоровья, ни хорошего самочувствия. Мудрость и то не у всякого.
