Неудачная дочь (СИ) - Белова Полина

Хилберт стоял у самого края спуска и не сводил взгляда от скатывающегося по склону бревна. Когда оно подскакивало на выступе или камне и снова ударялось о землю, аштуг вздрагивал всем телом, словно, сам ощущал на себе боль синеглазого. Он, казалось, не дышал, пока бесконечно долгое, как показалось Хилберту, вращение колоды не прекратилось. Она осталась неподвижно лежать у подножия плато. Жив ли синеглазый после такого спуска?

Конные, которые устроили отвлекающий бой, отступили, сделав вид, что их попытка прорыва провалилась.

- Что происходит? – за спиной аштуга стоял сонный Фредерик.

Он ночью стоял в дозоре, поэтому днём спокойно отдыхал. Сейчас на склон его, как и многих других бойцов привело любопытство. Принц, выскочил из палатки, проснувшись от шума. В отличие от обычных воинов, принц считал для себя возможным задавать аштугу вопросы о происходящем.

- Фил придумал способ позвать второй отряд к нам на выручку. Он влез в полую колоду, как в трубу на полосе препятствий, и мы столкнули его вниз вместе с повозками, одновременно организовав ложный прорыв для того, чтобы ввести таранцев в заблуждение. Ночью Фил вылезет из трубы, отползёт подальше, и побежит за помощью.

- Что?! Хилберт, чем ты думал? Да в этой трубе, пока она по склону катилась, было хуже, чем под палками! За что ты с ней так? И даже, если девчонка не покалечится, если проползёт мимо таранцев незамеченной… Там, в дикой степи, и волки, и шакалы, и змеи… А она совсем одна!

- Кто это - она? Ты о чём сейчас, не пойму?

- О том, что ты, Хилберт - аштуг, мужчина, а отправил спасать твою задницу и весь твой отряд маленькую хрупкую девочку! Да ещё и, перед этим, как следует поколотил её, самым изощрённым способом! – сквозь зубы процедил Фредерик, и, не помня себя, схватил аштуга за грудки. - Да, ты!!! Да, я тебя за неё!!!

- Почему, девочку? – Хилберт даже не потрудился оттолкнуть от себя обнаглевшего Фредерика.

- Ты что, не знал? Да, ладно… - недоверчиво произнёс принц и ослабил хватку. – Почему тогда берёг её всё время и держал возле себя? Я думал.. вы с ней вместе…особенно, по ночам…

- С кем? Стой. Подожди. Ты хочешь сказать, что синеглазый не он? Что он – это она?!

- Ну, да. Она. Семейка вместо брата её в императорскую армию на призыв подсунула. Там, у них с парнями не сложилось, а девок полно, так что одну не жалко было на верную смерть отдать.

Хилберт с силой оттолкнул от себе Фредерика.

- Уйди, – сказал глухо и отвернулся.

Аштуг скользнул взглядом по колоде внизу, уже еле заметной из-за сгустившихся сумерек. Там лежит синеглазый. Нет. Синеглазая. Вместе со странным облегчением, на Хилберта накатил мучительный страх за неё. Боги! Пусть только эта девочка выживет…

Глава 27.

В первый момент, когда парни закрыли бревно по бокам импровизированными пробками, и внутри, где было до этого момента только невыносимо тесно, стало ещё и совсем темно, на Филиппу разом накатила жуткая паника. Она вся взмокла, тяжело задышала, невыносимо захотела немедленно выбраться наружу. Девушка даже задёргалась было, упираясь ногами в пробку, но деловитые мужские голоса над головой и понемногу привыкающее зрение, заставили её собраться с духом и замереть неподвижно. Сквозь, имеющиеся кое-где, небольшие трещины в старом бревне, внутрь ствола немного проникал дневной свет и свежий воздух. Это здорово помогло Филиппе бороться со своей паникой, но, всё же, выбраться из деревянной ловушки хотелось невообразимо сильно. За последние мгновения она сто раз мысленно надавала себе оплеух за то, что вылезла к начальникам со своим глупым предложением.

Вдруг, бревно качнулось. Раз… другой…третий… Сердце добровольной пленницы колоды ушло в пятки.

Вот, Филиппа на миг замерла на боку... на спине... на другом боку… потом, лёжа на животе, снова уткнулась носом в протянутые вперёд руки…

Голос аштуга прогремел: «Толкай!». Послышался грохот.

«Повозки…», - успела у неё промелькнуть короткая мысль, прежде, чем чудовищная круговерть закрутила девушку, когда старое бревно покатилось вниз по крутому склону.

Все удары сыпались внезапно и без предупреждения. Невозможно было хоть чуточку подготовиться к ним и угадать, какая часть её тела сейчас вспыхнет болью и с какой силой: лоб, попа, затылок, живот, ухо, спина, плечо, колени, нос… После очередной встряски и, последовавшего за ней, сильного удара, девушка почувствовала, что у неё из носа потекло. «Что-то слишком жидкое... кровь», - догадалась Филиппа. Бревно с шумом и треском катилось всё быстрее.

Филиппа позабыла о всякой осторожности и таранцах неподалёку. Она невольно глухо вскрикивала от каждого сильного удара, совершенно не заботясь о том, что её могут услышать. Охающие и крякающие звуки из горла вырывались сами по себе. Это было мощнее её страха перед таранцами и сильнее чувства долга перед своими. В мутной голове всё противно поплыло от верчения, сильно затошнило.

Скатилось бревно довольно плавно и быстро, но девушке внутри пытка показалась бесконечной. Несчастной Филиппе было так плохо, что она даже не сразу сообразила, что всё закончилось. Бедное тело так болело, что было больно даже дышать. Её тошнило немилосердно, до рвотных позывов. Из носа по-прежнему текла кровь. Девушке было настолько плохо, что она даже не представляла, как сможет выбраться из деревянной трубы, учитывая, что, по невезению, оказалась в положении на спине, самом неудачном из возможных.

Филиппа с ужасом обнаружила, что одна из деревянных пробок вылетела. Это она поняла, когда немного закинула голову назад, чтобы остановить кровь из носа. А если таранцы будут осматривать обломки и заметят её?

Но обошлось...

Понемногу девушка пришла в себя. Тошнота улеглась, остановилась кровь из носу. Однако, многочисленные ушибы по всему телу, по ощущениям, заболели ещё сильнее, особенно, когда Филиппа пыталась чуть-чуть пошевелиться.

Где-то вдалеке раздавались мужские голоса, иногда слышались резкие беспокойные выкрики сторожевых, доносилось уютное ржание лошадей. Это были обычные, знакомые девушке, звуки большого военного лагеря.

Неподвижное лежание внутри бревна с мучительной болью во всём теле превратилось для Филиппы в очередную пытку. Ей было ужасно жалко себя. Но сколько девушка ни ругала свою проявленную находчивость и, главное, смелость, с которой полезла с глупыми идеями к начальникам, она понимала - пути обратно нет.

Понемногу Филиппа собралась с духом для дальнейших действий. К тому времени, внутри бревна уже была непроглядная темень, а звуки военного лагеря таранцев совсем затихли. Наступила глубокая ночь.

Девушка сильнее вытянула руки, чуть отталкиваясь ногами, и зацепилась за края деревяшки над головой. Ухватившись покрепче, попыталась подтянуться, напряглась. По всему телу прокатилась волна боли, резко отдаваясь в сильно повреждённых местах, и Филиппа сразу замерла, не в силах терпеть такое. Невыносимо захотелось плакать. Потом, девушку, вдруг, охватила дикая паника, что у неё никогда не хватит сил выбраться из этой деревянной ловушки и бревно превратится в её могилу. От ужаса, Филиппа забилась, снова ударяясь о внутренние стенки колоды. Это оказалось уже сверх меры для старого бревна, которое мирно догнивало у склона, и, после изрядной трёпки на склоне, не выдержало ещё одного небольшого испытания и с усталым треском развалилось на изломанные части, щедро осыпав свою пленницу трухой.

Чихнув, Филиппа очистила глаза и увидела над собой звёздное небо и огромный диск оранжевой луны. Холодный ночной ветер с жадностью накинулся на свежее тёпленькое тельце. Девушка медленно села, настороженно оглядываясь вокруг. Рядом везде валялись обломки повозок, некоторые стояли на боку, закрывая обзор. Сама же Филиппа выглядывала из бревна, как цыплёнок только что вылупившийся из яйца, и чувствовала себя так же: слабой и неуверенной.

Определившись с направлением, Филиппа осторожно двинулась на восток.