Андрей Демидов - Тайны Звенящих холмов
– Сдаётся мне, князь, самое время двинуться вперед, – сказал Сигун, пригибаясь к Стовову. – Как бы победитель в сече не утвердился на поле. Потом его долго убивать, прежде чем он разбежится и запросит пощады. Нужно идти, пока вои устали и бродят среди убитых сородичей, шаря в обозе и за пазухами. Пока стрелы не подобраны и копья не вынуты. И вот ещё… – Сигун перешёл на шёпот, не слышный даже стоящему рядом Полукорму. – Гуттбранн и вон тот, в шлеме с полумаской, Хринг, вчера у костра говорили, что после покорения стреблян неплохо бы убить Стовова и порезать, прогнать его людей, чтоб самим осесть в Тёмной Земле. Хорошо лежит, говорили, земля. Клянусь Одином.
– Пусть. Всё равно нам с ними ссору искать после похода. Всё одно всех перережем, – недобро скривился Стовов и привлёк к своей кольчужной груди княжича, отшатнувшегося при этих словах. – Смотри, начал проясняться, Часлав-то наш. Да, чадо моё? Да, Сигун, по всему пора выступать. Эх, жаль, Мышец сгинул. Хорошо в рог дул. Труби, Карас!
Оставив позади себя треск сминаемых зарослей малины и молодого орешника, конная дружина Стовова, за ней пешцы и челядь, за ними варяги вышли на поле сечи.
Варяги тут же уселись в бурьяне, показывая полное безразличие к происходящему перед ними, уверенные, спокойные, чуть более говорливые, чем обычно.
Гуттбранн на одном из княжеских коней находился подле Стовова, выехавшего с Ацуром и Семиком далеко перед рядами своих мечников.
Тут же был Жеребило, держа на стремени княжеский стяг с медведеголовой птицей.
Стовов удовлетворённо улыбался, то и дело поднимался в седле, чтоб лучше видеть сечу, оглядывался на свою пёструю рать, как бы примеривая её мощь в отношении врага.
– Ничего не пойму, кособрюхая жаба, где тут кто? – Он покосился на Жеребилу. – Кликни сюда Дуло, пусть растолкует.
Дуло подбежал спотыкающейся рысцой, сгибаясь под тяжестью массивного щита из цельной доски:
– Вон там, у возов, под безлистым дубом, Оря. Те, что левее от него и пробиваются к дубу, бурундеи. С ними Рагдай, колдун с Медведь-горы. По всему видать, Оре скоро конец, если б за обоз не зацепился, уже был бы бит. Там даже бабы взялись за топоры.
– А что, Вишена и Эйнар там? – не глядя на Дуло, спросил Гуттбранн; он снял шлем, подставив холодному ветру рыжее от веснушек лицо.
Дуло некоторое время молчал, пытаясь вникнуть в смысл сказанного по-варяжски, но Гуттбранн его опередил:
– Вон они, ещё живы. Клянусь Одином, сегодня им не уйти. – Конунг повернулся в седле и закричал: – Они тут изменники, воры! Гельмольд, сегодня ты сможешь отомстить за смерть брата! Если их не убьют прежде!
Варяги оживлённо повскакивали со своих мест и нестройной линией двинулись между мечниками Стовова.
Гельмольд зло ответил:
– Если их убьют стребляне, мы не узнаем, куда они спрятали золото Гердрика! Гора кудесника большая, там, наверно, много потаённых мест!
– Куда идут твои люди, варяг? – Стовов подбоченился и надменно вскинул бровь. – Хочешь ударить?
– Нет, дружина разминает ноги. Мы пойдём за твоими всадниками, Стовов, – ответил Гуттбранн и отвернулся, оглядывая низкие облака, сплошной серой пеленой висящие над полем и дальше, насколько хватало глаз; от них исходил низкий вибрирующий гул – то ли отражался гомон битвы, то ли Один грохотал колёсами своих колесниц.
Тем временем накал сечи достиг своего предела.
Там, где в полдень стояла оберег-трава, буйствовал дикий лён, из последних сил благоухал верес, теперь легла взрытая копытами и копьями, проросшая стрелами и сулицами земля. Вытоптанная, она держала на своих ладонях тела мёртвых и умирающих. Среди них бродили женщины и старики, собирая стрелы и вытягивая на себе раненых.
Иногда кто-то из распластанных со стонами поднимался, и женщины его или подхватывали с радостными возгласами, или добивали серпами, кольём, удавкой.
Стяги сторонников Претича, окружая притиснутых к обозу врагов, медленно смыкали кольцо. Уже не было видно лиц окружённых, бледного Ори, свирепого Швибы и бешеного Вишены, только спины побеждающих и ликующие, кровожадные взгляды вышедших из сечи, чтобы перевести дух или подобрать оружие вместо искорежённого или оставшегося в щите либо теле врага.
Претич брал верх под крики «Рысь! Рысь!», рвущиеся из глоток убийц и убиваемых; соплеменники резали друг друга.
Стовов покрякивал от такой удачи. Никто и не думал повернуть к нему щиты, словно его не существовало на поле вовсе. Он поглядывал то на темнеющую кромку облаков на востоке, предвещающую скорые сумерки, то на бушующую сечу, размахивал перед лицом комаров и сдерживал Ацура и Семика, горячащих коней:
– Нет, ещё не срок, пусть сперва полягут бурундеи, как можно более. Пусть упадет стяг Ори и Претич займётся возами с добром и бабами. Клянусь Даждьбогом, сегодня будет удачный покос!
– Всё, Стовов, они уже бегут! – злорадно сказал Семик, указывая на десяток отрезанных от основных сил стреблян Ори, россыпью отступающих в сторону капища. Настигнутые, они поворачивались к преследователям лицом, чтобы избежать позора быть убитыми в спину.
– Пора, князь! Клянусь Одином! – привстал в стременах Ацур. – Пусть воины хоть раз умоют мечи кровью, иначе победа будет пресной, как недодержанная брага.
– И то верно, – расслабленно махнул рукой князь. – Труби в рог, Карас, чтоб сосны попадали. Стовов идёт.
И прежде чем Карас успел выпустить вздох во вскинутый рог, прежде чем пешцы подались вперёд для первого шага, а кони почувствовали брошенные поводья, Стовов крикнул:
– Стоять всем, стоять! – Он сперва беспокойно заёрзал в седле, а потом, как хищный зверь, учуявший нечто неясное, но пахнущее охотником или соперником, застыл, почти сомкнув веки сощуренных глаз, напряжённо оскалившись, и, казалось, даже кольца его кольчуги заблестели ярче.
Он выбросил перед собой руку, сжимающую меч, словно добавляя его остриём взгляду пронизывающую силу.
Теперь и его соратники увидели, как прямо напротив них, через поле, стребляне, бегущие к лесу у капища, застывают потрясённо, кидаются затем вдоль опушки или назад, не обращая внимания на преследователей.
Те тоже столбенеют, поворачивают назад, явно забыв о врагах. Крича что-то и затравленно озираясь, они тычут оружием в сторону капища и в сторону дружины Стовова.
Вой ужаса в обозе Претича сменяет победные клики, и сеча как будто замирает на полувзмахе, полувздохе, полушаге.
– Что? Что это там? Чего они так испугались? – с чрезмерной весёлостью спросил Ацур, и Стовов ответил ему взором полным безмерного удивления и растерянности.
Войско чёрной полосой отделилось от леса у капища, как если бы вперёд шагнули деревья. Луком, готовым бросить стрелу, изогнулось оно серединой в сторону поля.
Их было многие сотни, рослых, в большинстве рыжеволосых, под стягами с резными изображениями хвостатого медведя, вставшего на задние лапы.
Короткие копья с зазубренными наконечниками, двусторонние секиры на верёвках, привязанных к запястьям, длинные мечи, большие, в рост, луки.
В центре, укрытые за круглыми коваными щитами, не имеющие ни шлемов, ни панцирей, а только лишь косматые чёрные шкуры, сплоченно двигались пешцы.
По бокам, на сильных разномастных конях, за длинными щитами так же сплочённо двигались всадники.
– Что за лихоимцы такие… Кто это… Кто они? Откуда они пришли? – За спиной Стовова прокатились и смолкли потрясённые крики дружинников. – Это не маарахвасы, не ладь, не бурундеи, не полоки и не варяги! И на стяге у них вздыбленный медведь; может, это хунны воскресли, как Перунова кара? Может, переполнились склепы Одина? Может, сыновья непорочных, унесённых змеем Валдутой? Они движутся, они хотят сшибиться со стреблянами? Или идут на нас?
Над полем воцарилась могильная тишина, или это только показалось после гомона прерванной сечи.
Стребляне, и те и другие, безмолвно строились вокруг своих стягов, имея в центре бурундейских всадников, бросив обозы, кольцом защищая свои семьи и раненых.
Начался вдруг и, будто ужаснувшись происходящему, прекратился с утра назревавший дождь, возобновился отдалённый заоблачный гул, сумерки резко очертили тени. А тишина все ещё тяготела над ратями, нарушаемая только клацаньем оружия, чьим-то одиноким плачем и отрывистыми, гортанными выкриками пришельцев.
– Сигун, возьми кого-нибудь из варягов Гуттбранна и иди лесом, вокруг. Добудь языка. Надо выведать, кто они и что им тут нужно, в Тёмной Земле. Там, у капища, наверняка их бабы, добро. Клянусь Велесом, такая рать не могла прийти без обоза. – Стовов уже опомнился и нетерпеливо кусал губу. – Ступай же, не медли.
– Гуттбранн уже послал троих туда, – ответил Сигун и, чуть помедлив, добавил: – Когда я ходил с конунгом Инграмом Свеем на Остфалию по Эмсу и Лабе, я видел таких воинов. Клянусь Одином, это или франки, или швабы. Они тогда бросали эти зазубренные ангоны в щит, наступали на его древко, оттягивали щит к земле и поражали наших мечами. И ещё они ловко и смертоносно бросали свои франциски, эти двусторонние топоры.
