Анна Сеничева - Перстень Рыболова
На третий день, когда Расин смог сам пройтись от кровати до окна, слуга передал ему рваный клочок бумаги. Записка была, как ни странно, от Лэма, и содержала только два слова: «Рыжик очнулся».
В тот полдень Орест Ракоци пришел в себя и теперь лежал, оглядывая просторные покои, залитые солнцем. Нет, положительно он никогда не бывал здесь. Орест перевел глаза на потолок, изучая лепнину. По краям вились листья плюща, складываясь в изящную потолочную розетку, изображавшую фазана с вишней в клюве. «Боже ты мой!» – хотел воскликнуть Рыжик, внезапно вспомнив все недавние события и поняв, где очутился. Но вместо того, чтобы воскликнуть, еле слышно засипел. Орест закусил губу, озадачившись.
На сипение из угла поднялся человек, которого Рыжик сначала не заметил, – он сидел в тени и сам был облачен в черный наряд. Видимо, монах: известно, что его величество благоволит обители Морских заступников. Оттуда, верно, и сидельца взяли. Орест попытался улыбнуться ему – вот мол я, жив-здоров, не стоит беспокоиться… Но монаха не обмануть было кислой гримасой, которая вместо этого вышла: он, похоже, все знал лучше Рыжика.
Незнакомец черкнул что-то на клочке бумаги, передал слуге и присел на край кровати, глядя на Ореста. Под этим взглядом Рыжик смутился – будто странный монах разом прочел мысли, сидевшие у него в голове. Хотя мыслей, правду сказать, было всего ничего.
На монахе ладно сидела ряса с зубчатым белым воротником. Светлые волосы сияли под солнцем, падавшим из окна, а на тонком лице выделялись глаза необычного оттенка, напоминавшего аметист.
– Добрый день, – Рыжик не сразу понял, что ему сказали – незнакомец на южный манер чуть растягивал слова и смягчал согласные. – Рад видеть вас в добром здравии, господин Ракоци. За голос не беспокойтесь, дня через два вернется. Тогда и расскажете обо всем, что приключилось. Вам плохо? Воды?
Орест лихорадочно искал глазами что-то. Его взгляд уперся в прибор для письма, стоявший на столе, и Рыжик умоляюще посмотрел на чародея. Фиу подал его Оресту. Тот по привычке протянул было левую руку, увидел, что она перевязана, взял правой. Пальцы отказывались слушаться, и вместо того, чтобы строчить на бумаге всю историю, вяло вздрагивали. Орест застонал от досады – из горла вырвалось чуть слышное клокотание. Собрав силы, Рыжик коснулся бумаги и дрожащей рукой старательно вывел что-то, похожее на короткий завиток. Тут перо вывалилось из пальцев, и Орест потерял сознание.
Фиу коснулся его лба – нет, просто слабость. Рыжик разволновался, но опасности не было. Лэм взял в руки рисунок.
Локон? Или виноградная лоза. Начальная буква имени? Чародей повертел лист и так, и сяк, но ничего не прояснилось.
Скрипнула дверь, Фиу обернулся.
– Идете на поправку, – заметил он Расину. – Но вставать не стоило.
– Как Орест? – присев в кресло, осведомился князь.
– Чуть похуже вашего, но тоже поправляется. Вон, рисовать взялся.
– Покажите. Что, говорить не может? Даже шепотом?
Лэм покачал головой.
Гадая и раздумывая, они проговорили около часа. Когда часы ударили два, слуга внес серебряный столовый прибор. Лэм кивком отпустил его и стал разливать горячий душистый напиток по чашкам. Расин наблюдал за ним, теребя хрустальную сережку.
– Я спросить хотел, Фиу, – сказал он наконец. – Мы так и не коснулись главного.
Чародей кивнул.
– Что произошло той ночью, не так ли?
– Именно.
Лэм сел, подобрав полы мантии.
– Тогда и у меня к вам вопрос. Очнувшись, вы сказали одну фразу: «Я его видел». Речь, как я понимаю, шла о том же существе, что навещает короля Алариха.
Расин, не отвечая, смотрел в чашку.
– Так. Этого я и боялся, – Лэм отставил прибор. – Зря я дал вам тогда заснуть. Пожалел.
– Я не то, чтобы забыл… Мне казалось, что я был в бреду. Потом будто все зараз прояснилось…
– Он ушел из вашей головы, вот и все. Теперь не догонишь. Досадно – эта нить могла бы к чему-то привести. Хорошо, оставим. А вот ваш княжеский медальон – вы не теряли?
Расин не подал виду, что слова Лэма его удивили.
– Дайте-ка подумать…
– В то утро он был на вас?
– Как всегда. Но тогда – да, я вернулся из города и на пороге комнаты нашел его. С разорванной цепью. Незадолго до того, как направился к вам. Значит, перед выходом в город я его обронил. Или нет… – Расин потер лоб, хмурясь. – Погодите! У гильдейской школы, где мы наткнулись на убитого стражника…
– На кого? – изумленно переспросил Фиу.
– А, я не рассказывал. Потом, потом…
– Ну и город…
– И не говорите, Фиу. Так вот, там, в саду, я подошел к нему… – Расин встал, прошелся по комнате, вспоминая самые мелочи того дня. – Десятник сидел вот так… Я склонился над телом, медальон качнулся, цепь еще ярко так сверкнула на солнце, на миг просто ослепила. – Расин поднял голову. – Да, в городе медальон был со мной.
– Ювелиру носили в починку? Уже здесь, когда увидели, что цепь разорвана?
– Нет, решил сделать это потом. Сколол звенья булавкой, и… Надел.
– Ясно, можете не продолжать. Медальон вы потеряли, либо его украли и подкинули назад с подарком. – Лэм выдвинул ящичек и бросил на стол тускло-серый кулон размером с мелкую монетку. – Гляньте-ка.
Князь взял серую монетку, холодную, как лед.
– На что глядеть?
Чародей посмотрел и с досадой поджал губы. На месте темно-зеленой змейки была впадина, точно от выпавшего камня. Чешуйки отслоились и рассыпались, теперь и не понять, как она выглядела.
Лэм взял лист бумаги, нетерпеливо макнул перо в чернильницу и на ходу стал объяснять:
– Змейка. Инкрустация из темно-зеленого камня, прямо посередине. Когда я достал ее из медальона, она как живая металась, сполохами. Цвет… похож на ярко-изумрудный, только сильнее, – Лэм набросал змейку так, как он ее помнил. Перечеркнул. Нарисовал еще раз, точнее. – Вот, посмотрите.
Расин склонился над рисунком, смотрел и почему-то молчал. До Лэма начало доходить… Он перевернул лист – это был тот самый, на котором вывел свой завиток Рыжик. Сложил две половины.
Узор змейки один в один повторял короткий изгиб, который нарисовал Орест. Чародей и князь уставились друг на друга. Внезапная, острая мысль скользнула у обоих, и не мысль даже, а мимолетное ее предчувствие. Но было еще слишком рано, чтобы конец нити выскользнул из запутанного клубка – очень уж далеко он был запрятан.
– Вам нехорошо, ваша светлость?
– А? – князь вздрогнул, и тут же почувствовал, как на лбу выступил пот. – Да, Фиу, скверно.
– Еще бы! – Лэм обеспокоился. – Ступайте-ка к себе, хуже бы не стало! Я провожу.
– Не стоит. За мной еще небольшое дело. – И Расин вышел.
Ему и вправду было худо: еле держался на ногах. Лэм прав, надо вернуться к себе и лечь, но перед этим сделать кое-что. Расин, держась за стены, шел к боковой лестнице. Леккад Селезень сегодня во дворце, отдыхает после ночи. Есть к нему разговор…
Никогда еще Ла-Монеда не казалась Расину такой огромной и запутанной. Боже, почему нет Рэнона Остролиста! Перед глазами Расина встал стражник со Старых верфей, сероглазый, прямой и резкий, который за словом в карман не лез, только и дело знал получше всякого. Он бы все обладил так, что комар носа не подточит, а Селезень сейчас начнет спрашивать, зачем и к чему… Мальчишке нужна охрана? Да еще надежная? Почему это он, Леккад, должен молчать, когда он-де верой и правдой служил старому королю, когда о Расине и помину не было… Князь, еще не найдя Селезня, уже чувствовал досаду.
Расин остановился передохнуть. Присесть? Нет, вставать не захочется. Князь оперся рукой о столик.
А на столике лежали ножны от кинжала. Зеленые топазы на них мерцали, точно лукавые глаза, скрывавшие чужой секрет. В их обрамлении застыл овальный медальон из цветной эмали. А на нем извивался в ветвях лимонного дерева серебряный змей. Короткий завиток, тот самый…
Это было так просто, что верилось с трудом. Ведь поистине надо быть слепцом, чтобы не заметить того, что бьет в глаза! Он, Расин Ланелит, который вырос в Лафии и с детства знал Асфеллотский герб едва ли не лучше, чем свой собственный…
Кто-то смотрел на него. Князь обернулся и встретился глазами с Лораном Ласси.
– Это же вы… – одними губами произнес Расин.
Асфеллот приподнял бровь, не расслышав. На лице его застыла улыбка, словно маска. Они молча глядели друг на друга, но каждый уже знал, что карты его раскрыты, разложены на столе, и дело лишь за тем, кто первым сделает ход.
– Кажется, от вашей хвори не осталось и следа, – нарушил молчание Лоран.
– Вашими молитвами, – ответил князь.
Асфеллот поклонился, взял со стола ножны. Расин сжал перила и начал подниматься по лестнице, но, пройдя пару степеней, оглянулся. Лоран по-прежнему смотрел на него немигающим змеиным взглядом.
