Анна Сеничева - Перстень Рыболова
– Пойдемте, пожалуйста! – отчаянно прошептал Орест. – Заклинаю, судари, иначе я тут помру! Разговор был, чтобы меня в другое место переправлять, может быть, нынче ночью!
«Надо и впрямь уносить ноги, пока он еще может идти», – мелькнуло у Леронта. Он схватил Рыжика за перевязанную руку, но тот взвыл от боли, выдернув ладонь.
– Прошу прощения, Орест! – и вся четверка спешно покинула теперь уже ни на что не годный домишко.
XVI
– …а у меня на этой руке пальцы переломаны, – пояснил Рыжик, когда они шли по тем же (или уже совсем другим?) коленчатым улочкам. Впереди шагал Наутек, причем главным его прав и лом была мысль, что «должны же эти проклятые кишки хоть куда-нибудь вывести». Позади него шел Рыжик, опираясь на Леронта, а замыкал шествие Рельт.
– Эти постарались? – хмуро спросил Леронт.
– Не, другие, до них.
– Что им от тебя было надо?
Орест помедлил с ответом.
– Я… письма деду писал. Что делать, а чего нет. Какие корабли пускать, какие не досматривать, куда их на якорь ставить, ну и… прочее. А как упрямился, так они мне пальцы и того… Сами видели, – он поднял изувеченную руку.
– А почему на правой? – Леронт словно со стороны услышал свой голос.
– Так я левша, – Рыжик застенчиво улыбнулся. – Чтобы писать мог…
Леронт крепко обнял его за плечи.
– Что писал-то, все помнишь? – тихо спросил он.
Орест закусил губу и кивнул.
– Повторить смог бы? Сам понимаешь, дед наверно, все письма сжег.
– Смог бы, сударь. А дед… Бог свидетель, дед ни в чем не виноват! Если все это вскроется и деда обвинят, он умрет от позора! – зашептал мальчик. – Он сорок пять лет служил, еще старой королеве, матери Алариха, и никогда, слышите, ни разу…
– Эй, вы, впереди, тихо! – понизив голос, сказал Рельт.
Все застыли на месте. Леронт тут же различил где-то вдали крики, ржание лошадей, цокот копыт, и среди этого один властный голос, отдающий приказания. За улицами, перегороженными множеством стен, трудно было понять, насколько далеко от них голоса, но у всех мелькнула одна и та же мысль.
– А вот и погоня… – сглотнув, вымолвил Мирча.
– Да уж, не заставили ждать, – заметил граф. – Сколько времени прошло, как мы ушли оттуда?
Рельт глянул на небо и ответил:
– Четверть часа. Если учесть, как мы двигаемся, то прошли мы, господа, всего ничего.
– Это все я виноват, – отчаянно прошептал Рыжик. – Но я не могу идти быстрее!
– Брось, – сказал Леронт. – Когда ты ел в последний раз?
– Вчера, кажется. Да какая там еда – только чтобы не помер!
Они пробирались по грязным простенкам, то замедляя шаг, то ускоряя, потеряв счет поворотам, и скоро графу уже казалось, что они вечно бродят по этому дурному месту. Но вот Мирча оглянулся и радостно прошептал, что «вон тот лабаз он, ей-богу, помнит».
– Да? – без особой надежды переспросил Леронт.
– Истинная правда, сударь! – с восторгом подтвердил Наутек. Должно быть, ему и самому надоело рыскать в помойных закоулках. – Провалиться мне на этом месте! Сейчас будет поворот на… налево, да, и мы выйдем к Приморскому рынку!
Леронт устало подумал, что вот-вот Мирча скажет, будто надо, пожалуй, разок свернуть, только б еще припомнить – куда. Пара едких слов сзади подсказали, что в сомнениях он не одинок. Но каково же было удивление, когда сразу за поворотом показалась площадь, посреди которой стояли пустые лотки с навесами.
Наутек бросил победный взгляд на Остролиста, имевшего дерзость в нем усомниться, и собирался сказать, что он-то эти места получше кого другого знает, но не успел. С соседней улицы послышался цокот копыт, бряцание, и на площадь, откуда ни возьмись, вылетел всадник. Леронт запоздало сообразил, что они, все четверо, очень кстати застыли посреди площади, удачно освещены луной и являют собой славную мишень. Всадник замер, вглядываясь в них, потом оглушительно свистнул два раза, подав кому-то знак.
– Сюда! – рявкнул он. – Эй, кто там, живо сюда!
– Леронт, спасайте Рыжика! – шепнул Рельт. – Мы их уведем! Ну же!
Граф не заставил себя просить дважды и потащил Ореста в ближайший переулок. Всадник, угадав его намерение, двинулся им навстречу, но Рельт, нагнувшись, подхватил с мостовой булыжник и метнул. Лошадь испуганно шарахнулась в сторону, и вершник, взорвавшись руганью, едва не вылетел из седла. В одно мгновение он попал в полосу света, и Рельту в глаза бросились цвета городской стражи.
– Давай за мной! – крикнул Остролист, метнувшись в другую сторону, и Мирча, не чуя под собой ног, понесся за ним.
Леронт с Рыжиком нырнули в простенок между двумя харчевнями, затем снова в какой-то проулок, а там граф заметил телегу с сеном, прислоненную к стене.
– Сюда! – он рывком затащил Рыжика под нее и спрятался сам. – Так, Орест… – мальчик часто дышал, точно выброшенная на берег рыба. – Дом твой где? Найти сможешь?
– Дом… – прошептал Рыжик. – На острове… – он махнул рукой куда-то, где, по его соображению, находилось море.
– Где? – Леронт от неожиданности поперхнулся. – На каком на острове?! Остролист говорил, где-то в гавани!
– Фью! – Рыжик даже присвистнул. – Тот дом дед еще в прошлом годе продал! Накладно такую хоромину держать, да и к чему она нам двоим-то… Мы на старый маяк переехали, где нынче таможня. От пристани полмили по мелководью…
– Вот те раз, – буркнул Леронт. Он задумался на мгновение. Рыжик с надеждой смотрел на него. – Хорошо. Пойдем.
– Куда?
– Во дворец, – коротко сказал граф.
– О, сударь! Разве можно? – перепугался Орест. – Кто нас туда пустит, да еще ночью?
– Пустят, увидишь. – Леронт огляделся. – Только бы добраться. Дорогу найдешь? Я здесь второй день.
Орест решительно кивнул.
– Найду.
– Тогда идем. Эх, лошадь бы нам… – они выбрались из-под телеги.
Видно было, что дорога уходила от «пьяной верши» и Старых верфей. Вскоре окрестности Рыбного рынка тоже отошли. Беглецы выбрались на улицу Фонарщиков, украшенную знаками ремесла – диковинными светильниками – и впереди мокро блеснуло. Ряд огоньков покачивался на цепных перилах моста, а на столбе фонаря висела дощечка с надписью «Малый шкиперский канал». У моста, сонно поводя веслами, дремала в лодке груда тряпья.
– Будто кто меня услышал, – сказал граф и негромко окликнул: – Эй, вы, милейший! Да, в лодке, – он, поддерживая Рыжика, спустился к воде. – Нам до Андорских высот, только быстро.
– До тудова прямо не получится, – пробормотал лодочник. – Токмо до Кривой протоки. Дальше тама не проехать… – он зевнул.
– Это так? – тихо спросил Леронт.
– Кажется, да, – шепнул Рыжик. – Но это ладно, сударь. Кривая протока идет через улицу Цехов, там лестница на холм, где дворец. Я дойду.
Леронт спрыгнул в лодку и подхватил Рыжика.
– Вы там не очень-то скачите… Принесла нелегкая посреди ночи…
– Поехали.
Лодочник, стряхнув с себя сон, прищурился на гостей. Странная парочка, если подумать. У мальчишки-оборванца в карманах, поди, гуляют все ветра Светломорья. С этого много не возьмешь. А брат, или кем он ему приходится… Крысиные глазки мигом углядели и хорошую ткань, и тонкую золотую цепь под воротником.
– Один золотой дукат, сударь! Эй, слышали?
– Я понял.
– И деньгу вперед пожалуйте. Понял он…
Граф бросил монету:
– Только быстрее.
Лодочник, бормоча про молодежь, которая стыд забыла, всю ночь гуляет, а потом еще чего-то хочет, начал выгребать на середину канала. Когда лодка скользнула по темной воде, Леронт впервые вздохнул спокойно. Увидев, что Рыжик дрожит от ночного холода, как осиновый лист, Леронт стащил с себя куртку и надел на Ореста. Мальчик не стал отпираться и благодарно кивнул.
В лунном свете блестели решетки и шпили на домах – здесь уже шли особняки, сады и церкви, «чистые» улицы, где жил пристойный народ, который ночами не шатался, так что нежелательных встреч можно было не опасаться. Лодочник, наконец-то замолчав, вел свою скорлупку, сворачивая из одного канала в другой, проходя под замшелыми мостами. Рыжик клевал носом, а Леронт, успокоившись, оглядывал дома, когда до них донесся цокот копыт и голоса, громкие в безмолвных улицах.
– Придержи-ка, – сказал он лодочнику, когда они проплывали под мостом.
Лодочник заворчал, но повиновался. Как раз вовремя. В глубине спящей улицы зазвенели подковы, выбивая искры, зазвучал низкий, шипящий древнелафийский, из которого Леронт не понял ни слова, но сам голос показался знакомым. Человек выехал на мост и перешел на общее наречие.
– Нашли? – отрывисто бросил он кому-то. – Как нет?! К Старым верфям?! Ищи теперь их! – от окрика они пригнулись. – А другие двое? А? – услышав ответ, всадник разразился бранью, развернул коня, и подковы зазвенели по другой улице. – Шкуру спущу! – донесся крик уже издалека.
