Карина Демина - Голодная бездна. Дети Крылатого Змея
Шкатулка дразнила близостью своей.
Знакомая такая.
Деревянный куб с накладками из мамонтовой кости. Куб выглядит цельным, но Тельма помнит его секрет.
– Перед тем как идти, активируй кровью. Это твое наследство. То, которое удалось спасти… пригодится. Ты же собираешься утопить этого засранца?
– Гаррета?
– А есть другие? – Кривоватая усмешка не шла мистеру Найтли, он и прежде не умел улыбаться, а теперь и вовсе будто маску нацепил. – Его… я предупреждал Элизу, что добром это не кончится… не слушала… сердцем чувствовала… все они… светлячки, мать их за ногу.
Он сплюнул на столешницу, и плевок вытер засаленным рукавом старой кофты.
– Как же я на нее злился! Тебе не рассказать… погибнуть так глупо… только что толку-то?
Тельма отвела взгляд. Она тоже злилась. Нет, поначалу горевала. Плакала. Ждала, что появится кто-то, кто скажет, что произошла ужасная ошибка, но день шел за днем, месяц за месяцем, и надежда умирала. Зато появлялась обида.
После обиды – злость.
Как она могла так поступить?
– Натура такая… светлячкам нужна любовь. Всем, говорят, нужна, но мы-то с тобой и без нее прожить способны, а они без любви гаснут. Вот и цепляются за каждую роль, и лезут по головам, не ради славы – ради любви. И готовы лететь за любым придурком, который приласкает. По углям побегут, по стеклу… и светить будут ярко… ей нужны были цветы. И письма поклонников. И Гаррет. Он сумел убедить Элизу, что и вправду любит. Дурочка несчастная… ладно, любовь… ладно, деньги… многие содержат дармоедов. Но завещание на него писать?!
– Какое завещание? – Куб-шкатулку Тельма подвинула к себе. Провела пальцами по грани. Дерево потемнело, кость стала желтой, что руки мистера Найтли, а резьба заросла пылью.
– Не знала? Конечно, откуда тебе… видишь ли, деточка, твоя матушка с какой-то стати решила, что этот ублюдок – надежен. И что если с ней вдруг произойдет несчастье, он тебя не бросит. Все ее имущество, конечно, переходило к тебе. Но ты же была несовершеннолетней. Вот Гаррет и назначался твоим опекуном.
Безумие.
Она не могла быть настолько слепой!
Или…
– Кстати, узнал я об этом, когда он заявился и потребовал отчет. Бухгалтерские книги ему… за все годы… дескать, я обкрадывал Элизу… обманывал… скотина… я всегда был честен со своими девочками! А этот… судом грозился… семейными связями… я послал его в Бездну. Там таким ублюдкам самое место.
Увы, пожеланию этому не суждено было исполниться. А жаль, глядишь, Бездна и избавила бы Тельму от многих нынешних забот.
– Тогда и выползло… он давно подгреб активы Элизы… вроде бы как вложил в выгодный бизнес. Семейное дело… дом продал. Драгоценности… сама понимаешь.
Понимает.
И теперь, пожалуй, больше, чем когда бы то ни было.
Деньги. И дом. Сколько стоит дом на Острове? А драгоценности, которых у мамы было много. Тельме позволяли играть с ними. Что стало с алмазной диадемой? Или с тем браслетом из желтых топазов? Рубиновое ожерелье и камень-подвеска, величиной с голубиное яйцо. Мама говорила, что это подарок…
– Он рассчитал всю прислугу, которая была в доме… и не только рассчитал. – Мистер Найтли тарабанил по столу и выглядел задумчивым. – Я пытался найти твою няню. И выяснилось, что она уехала из города. Как и горничные… и повариха… все вдруг решили уехать из города…
Интересно.
А ведь Тельма думала поговорить с этими людьми. И от намерения своего не отказалась.
– А с тобой и вовсе получилось забавно. Мне сказали, что ты отправлена в пансион. В очень хороший пансион, где получишь все необходимое… но встречаться с тобой нельзя.
– Почему?
– А кто я такой? Старый приятель матери? Мужчина сомнительных привычек и еще более сомнительной репутации? Нет, деточка, юной леди не стоит иметь дела с подобными особами. Требовать встречи? А на каком основании? Искать… я пытался, честно, но увы, здесь мои связи оказались бесполезны. Вот и осталось, что ждать, когда ты появишься.
– А если бы я не появилась? – Тельма сдавила куб.
Не треснет. Не развалится. Он куда прочнее, чем выглядит. И когда-то именно в нем хранился тот алый камень, по легенде вырванный из короны масеуалле. Маме нравились легенды, а вот камень она недолюбливала. Говорила, что от него тянет бедой.
Права оказалась.
– Значит, не судьба… но ты появилась.
Он замолчал, застыл, баюкая в ладонях трубку с погрызенным чубуком. Он треснул, но вместо того чтобы купить новую – Тельма знала, что мистер Найтли может позволить себе купить не одну сотню трубок, – он замотал чубук кожаным шнурком. Вряд ли это улучшало вкус табака.
– Ты появилась и хочешь крови. Я не знаю, кто был твоим отцом, но иногда мне кажется, что он… как бы это выразиться, не совсем, чтобы человек. Элиза наотрез отказывалась говорить, да я и не настаивал… говорю же, не люблю я детей.
Это было сказано вполне искренне, и Тельма поверила. Вспомнилось, что мистер Найтли всегда был не в меру язвителен, а порой и откровенно груб.
– У тебя был характер. И вижу, не испортился.
С данным утверждением многие бы поспорили.
– Хорошо… но будет сложно, деточка… очень сложно…
– Я это понимаю.
– Не совсем. Гаррет сам по себе дерьмо и ничтожество, но те, кто за ним стоят… в него много вложили. А кому охота терять свои вложения? Так что, деточка, будь осторожна. Очень осторожна.
Он поднялся и обошел стол. Сейчас хромота мистера Найтли стала особо заметна.
– Пойдем. Покажу кое-что… после смерти твоей матери оказалось вдруг, что я больше не нужен. Сцены Нью-Арка разом закрылись для меня как режиссера. От моих девочек отворачивались. Мои прежние друзья… я был так наивен, что думал, будто у меня есть друзья… вдруг исчезли. Мне намекнули, что стоит уехать… успокоиться… поискать славы, скажем так, в провинции.
– И вы?
– Прислушался к совету. Я же не самоубийца, деточка. И не герой. Никоим образом не герой. Пять лет катался. Потихоньку налаживал новые связи… потом вернулся… сначала на окраину, постепенно вот… критиком стал. Некоторые полагают, что мне нужно было выплеснуть яд.
Мистер Найтли скромничал.
Тельма не знала, как обстояли дела пять лет тому назад, ее это интересовало мало, но сейчас слово Найджела Найтли могло возвысить, или наоборот, свергнуть с вершины. Он зажигал звезды, и что за беда, если звездам этим было далеко до Элизы Деррингер.
– Как бы там ни было, но у меня к этому засранцу свой счет имеется… если позволишь совет, деточка…
Если даже не позволит, совет будет дан. Согласие Тельмы – формальность, почти такая же, как ее присутствие в доме.
– …ищи не только в прошлом. Прошлое мало кому интересно. И доказать ты ничего не докажешь… были любовниками? Это простят. Примут. Обокрал сироту? Скажут, что у твоей матери были долги.
– А у нее не было долгов?
– Она зарабатывала сотни тысяч, деточка. И считать деньги умела. Пока не встретила Гаррета. А вот он привык жить на широкую ногу… поигрывал опять же… скачки, рулетка… с размахом, потому как родовитым ублюдкам размах положен. Только вот оплачивать долги его было некому. Но это не мешало ему черкать расписки. Твоя мать, безголовая женщина, эти расписки скупала… говорила, что сожжет, но, к счастью, не успела.
Эта дверь скрывалась за панелью, и Тельма, пожалуй, не сразу нашла бы ее, окажись она в кабинете одна. Мистер Найтли надавил на стену, и часть ее отошла.
– Расписки она передавала мне. На ответственное, так сказать, хранение.
Вторая комната была невелика.
И сделали ее, надо полагать, по особому заказу. Железные стены. Железная, как выяснилась, дверь. Ни окон, ни щели воздуховода, и потому воздух здесь спертый, тяжелый. Тельма не дышит – задыхается.
Отступает, пропуская старика в эту нору.
И страшно вдруг становится. А что, если это ловушка? Что, если ждали ее, но вовсе не затем, чтобы помочь? Что стоит закрыть ее вот в этом гробу? Закрыть и забыть. На день. Два. Пока не иссякнет воздух. Можно и вовсе оставить. Цверги, небось, позаботились об изоляции, они всегда ответственно относились к контрактам. Тогда достаточно не открывать дверь, и мистера Найтли не будет беспокоить запах.
– Он думает, что расписки Элиза сожгла… вот… – Мистер Найтли вышел с металлическим ящиком, который нес с немалым трудом. – Не знаю, пригодятся ли… срока давности долги не имеют, уж поверь старику, который на чужих деньгах собаку съел. И заверены они кровью, поэтому отказаться не выйдет.
– Сколько здесь?
Ящик Тельма приняла.
– Полмиллиона.
– Сколько?!
– А чего ты удивляешься? Их семейка привыкла к роскошной жизни… поэтому не спеши, деточка. Ищи… люди не меняют старых привычек. Разве что учатся прятать свое дерьмо.
Глава 14
Гаррет улыбался.
