Нежное создание (СИ) - Штиль Жанна
Ника вздрогнула.
Анника… Анника… Она помнила это имя! Более того, чужое воспоминание с торопливой жадностью набросилось на неё, закружилось перед глазами размытыми тенями, зазвучало в голове затихающими голосами. Руз спешила за короткие мгновения показать новой владелице её тела как можно больше. Словно предупреждала, предостерегала…
Ника увидела Аннику глазами Неженки — высокую, улыбчивую, со светло-русыми волосами. Фигуристую, красивую.
Рядом с ней увидела Адриана — чуть моложе нынешнего, беспечнее, с длинными волосами, стянутыми тесьмой. Нарядного, счастливого.
Они вместе.
Слышала бешеный стук захлебнувшегося кровавыми слезами сердца Руз. Разделяла её негодование, понимая, кому она отдала свою душу.
В такого мужчину невозможно не влюбиться. А если он ещё и сосед, которого Руз знала с детства, видела ежедневно, слышала его голос, смех, сталкивалась с ним на улице и при каждом случайном взгляде таяла от счастья…
Мечтала держать его за руку, обнимать, целовать.
Мечтала стоять рядом с ним на месте разлучницы.
Родители Адриана шутили, что Руз растёт для их сына, но в итоге выбор был сделан не в её пользу. Адриан уже был обручён, а её прочили в жёны Лукасу — младшему сыну Ван дер Мееров.
Ей осталось смириться и с высоты третьего этажа через маленькое, чисто вымытое окошко в комнате прислуги, наблюдать за целующейся парочкой во внутреннем дворике соседнего дома. Дома Ван дер Мееров.
Руз ревновала. Не просто ревновала — сходила от ревности с ума.
Снова мечтала. Она войдёт в дом Ван дер Мееров второй невесткой и если не завоюет сердце их старшего сына, то хотя бы сможет часто видеться с ним.
Мечты не сбылись. Будущий жених избрал карьеру священнослужителя и уехал постигать азы знаний в Утрехт. Там он принял сан и переехал в Рим, где ему предложили занять должность хранителя памятников.
Ван дер Меер…
Ника схватилась за поручень и обессилено опустилась на ступеньку. Положила рядом коробку.
Ван дер Меер! Она видела это имя в сожжённых черновиках Руз!
Ника не успела осознать увиденное, как воспоминание сменилось другим — ярким, беспощадным, болезненным.
Руз стояла у стола в кабинете и затравлено смотрела в лицо Якоба.
Догорала свеча. Чёрная необъятная тень на стене зловещей громадой нависла над размытой тщедушной фигуркой. Слилась с ней, поглотила.
Ника распознала голос Якубуса. Вкрадчивый убаюкивающий шёпот сменился злобным, свистящим. Его отголоски метались по кабинету, отскакивали от стен, врезались в сознание остро заточенным клинком:
— Ты сделаешь это. Его больше нет, но есть женщина, его жена… В скором времени она родит дитя. Его дитя. Оно не должно родиться в нищете. Ты знаешь, как страшно жить в нищете? — тихие рубленые слова падали в душу пудовыми камнями.
Брат схватил Руз за плечи и сильно встряхнул. Она еле слышно прошептала:
— А вдовье пособие? Анника — жена… погибшего… офицера. Пусть всё будет по-честному.
— Пособие? — Якоб задышал часто, сбито. Крылья носа раздулись; лицо побагровело. — Оно нищенское. Отец Ван дер Меера ничего ей не отписал. Если бы он не умер, то узнал бы о наследнике и, поверь, отписал бы всё своё состояние единственному внуку.
— Может быть, он намеренно ничего не отписал, потому что не хотел, — возразила Руз. — А если родится…
— Хватит упрямиться! — Якоб ударил сестру по лицу. Сильно, наотмашь.
Руз не устояла на ногах. Упав боком на край стола, она застонала и сползла на пол. Из носа потекла кровь.
Ника вздрогнула всем телом и резко втянула воздух носом. Ослепило болью. В лёгкие впились тысячи иголок, живот скрутил спазм. Перед глазами поплыли тёмные круги, в ушах нарастал гул.
Насилие. Ничего подобного в жизни Ника не испытывала. Она схватилась за шею. Из глаз хлынули слёзы.
Испугалась. Не за себя, за Руз. Поняла — с ней такое случилось впервые. Ощутила её растерянность и страх — неприкрытый, нешуточный, настоящий.
Руз уступила, сдалась.
Она копировала почерк Адриана долго, старательно, тщательно. Бросала и начинала заново. Писала через силу. Зачёркивала, рвала листы, сжигала их и писала вновь.
Писала сквозь пелену слёз, сопровождая каждый штрих всхлипом и вздрагиванием.
Не верила, что Адриан уже никогда не постучит в дверь их дома, не войдёт в гостиную, не подмигнёт ей лукаво, не усмехнётся, не вручит очередную ракушку. Не коснётся невзначай её руки и не скажет:
— Ждала меня, соседка?
Прошло несколько месяцев, пока Руз не добилась желаемого результата.
Четыре дня она прятала готовый документ, не желая отдавать его брату.
За подделанное завещание она получила три гульдена и свою истерзанную мёртвую душу в придачу.
Ника не поняла, когда умерла душа Руз. То ли в день, когда Неженка узнала о гибели любимого, то ли тогда, когда отдала его завещание в руки Якубуса, тем самым признав Адриана погибшим.
С тех пор она не жила — существовала. Почти не ела, не спала. С каждым днём чувствовала себя хуже и хуже, но ничего менять не хотела. Жизнь для неё потеряла смысл, стала пустой и бесцветной.
Руз ждала, когда сможет увидеть любимого и воссоединиться с ним в другой жизни. Сможет взять его за руку, улыбнуться своей милой улыбкой и сказать:
— Ждал меня, сосед? Я пришла.
Потрясённая увиденным, широко открытыми глазами Ника смотрела в никуда. В голове и в груди образовалась пугающая пустота.
Сквозь затихающий шум в ушах до Ники донёсся задумчивый голос Ван дер Меера:
— Надо признать, моя подпись до того искусно подделана, что…
— Погоди, а какая дата стоит на завещании? Где ты был в то время?
— В госпитале был. Месяц в беспамятстве пролежал.
— То есть, ты живой был, а бумагу о твоей кончине отправили, — неуверенно проговорил Якоб.
— Выходит так, — согласился Ван дер Меер.
— И бумагу твои родные получили в сентябре…
— Якоб, — вмешалась госпожа Маргрит, — от ваших разговоров у меня настроение портится. Лучше поешьте. Адриан, ты совсем ничего не ешь.
Сын упорно не слушал мать, говорил:
— Значит, Анника всем сказала, что едет в адмиралтейство искать сведения о твоём месте упокоения, а потом вернулась с завещанием и получила деньги в банке.
— Не сходится, — возразил Адриан. — К тому часу в адмиралтействе знали, что я живой. Мне неведомо, где Анника была всё это время, но только в Харлингене её не было. Я не видел её три года, — насмешливо сказал он. — С тех самых пор, как она проводила меня в Харлинген.
В гостиной стало тихо.
«Не видел три года?» — удивилась Ника. Кто солгал, что Анника ждёт ребёнка? Анника солгала Якубусу или Якубус солгал Руз?
«Ну вы и сволочи», — Ника попыталась подняться. Задрожавшие колени подогнулись и она села назад. Рука натолкнулась на посылку.
Находясь под впечатлением от услышанного, Ника машинально справились с перевязью, сняла обёрточную бумагу и вскрыла коробку.
В полотняном мешочке с вышитым на нём «Чоколатль» оказался порошок какао22. Деревянный венчик для взбивания пены прилагался.
Разглядывая венчик, Ника прислушивалась к разговору друзей.
Якоб допытывался у Ван дер Меера:
— Кэптен, где ты станешь её искать?
— Поеду в Арнем. Она должна быть дома. Если нет, то мать и сёстры уж точно скажут, где её найти.
— Верно, — поддакнула госпожа Маргрит, — она же не знает, что ты живой. Вот радости будет!
Якубус потянулся за кувшином с пивом:
— Когда собираешься отбыть?
— Отдохну пару дней и отправляюсь.
Звякнули пивные кружки.
— Разумно, — одобрительно загудел Якоб. — Расскажи, как тебя угораздило стать покойником?
— Якубус! — повысила голос госпожа Маргрит.
— Нечего рассказывать, — вздохнул Адриан. — Обычное сражение. Вода, огонь, смерть…
«Обычное», — поджала губы Ника. Задумчиво вращала пальцами венчик. Обычное сражение, кардинально изменившее не только ход истории, но и жизнь человека.
