Григорий Григорьянц - Гром над Араратом
Он разлил вино в необыкновенно красивые кубки, увезенные из Армении, и, полюбовавшись игрой солнечного света на них, подал один сенатору. Тот отпил терпкое и в меру вяжущее вино, поднял бровь и одобряюще кивнул.
– Понтийский царь Митридат, – сказал он, – настолько деятельный и неуловимый, что, наверное, никогда не остановится.
– Я сейчас в том положении, когда осталось только философствовать, – невозмутимо сказал Лукулл. – Мои солдаты не хотят воевать с Митридатом, а я, завершая войну, так и не поймал злодея. А знаешь, Митридату не откажешь в дерзкой отваге и неукротимой энергии, но все равно Римская республика постепенно подчинит своей власти все окружающие ее государства. Дело времени. И злодей рано или поздно будет повержен.
– Согласен, – сказал Катон. – В предыдущих двух войнах с Римом он терпел поражения. История – как упрямый механизм: все кровавые события повторяются снова и снова.
– У Митридата нет полководческого таланта. – Лукулл отпил вино из золотого кубка и продолжил: – Я могу тебе назвать его главную ошибку. Он не превратил народы, нации и племена своей державы в единый организм с сильной центральной властью во главе.
– Понимаю, его государство неустойчивое.
– Знаешь, Марк, итог будет закономерным. От Митридата все отвернутся, поскольку он не сможет дать аристократии своей державы ни стабильности, ни доходов от торговли. Его ждет бесславная гибель.
– И это будет большой удачей для Рима! – встрепенулся Катон.
– Не обольщайся, если думаешь, что Рим – это навечно. Фундамент уже шатается. У нас, как и в державе Митридата, тоже много проблем.
– Да, Лициний! Стучится в дверь военная диктатура, и кто станет диктатором – вот вопрос! Я как раз проделал весь путь к тебе ради этого вопроса! – воскликнул Катон. – Ты – самый известный полководец, который рьяно стоит за республику, и нам нужна твоя поддержка.
– Находясь здесь, в Азии, я отчетливо увидел связи, определяющие ход развития истории, – произнес Лукулл. – Должен сказать, что, в отличие от Митридата, армянский царь Тигран может влиять на исторические процессы, так как к нему прислушивается весь Восток. Например, если Риму грозит диктатура, то встанут вопросы: кого Тигран II примет в качестве диктатора? кому захочет подыграть, перед кем склонит голову? или возглавит сопротивление и объединит вокруг себя всю Азию?
– Мы не можем допустить объединение всех азиатских стран вокруг него!
– Конечно! – подтвердил Лукулл. – Разделяй и властвуй – максима римского сената.
– Вопросы, которые ты ставишь, заслуживают правильного ответа! – Катон с пониманием поглядывал на друга. – Я вижу лишь настоящее, а ты, мой друг, заглядываешь в будущее. Вот Помпей не задается такими вопросами, он просто рвется на твое место, агитируя всех сместить тебя.
– У нас с Помпеем неприязненные отношения. Сенат, как я полагаю, будет меня поддерживать, ведь ему же нужна сильная оппозиция против слишком усилившегося Помпея?
– Да, большинство в сенате за тебя, но Помпей может провести решение через народное собрание.
– Вот как? Значит, мне оставаться в этой должности недолго?
– Возможно. Я прибыл на один день, чтобы поговорить о твоем политическом будущем. Тебе, Лициний, не помешает триумф, чтобы народ Рима увидел твой полководческий талант.
– Ты прав. Я завершаю свою войну. Устрой мне триумф, а я устрою грандиозное угощение гражданам Рима, чтобы меня запомнили надолго! Римляне любят такие пиршества и называют их «виками».
– Сенат возлагает на тебя большие надежды, рассчитывая найти в твоем лице человека, который, опираясь на свою славу и влияние, даст отпор самовластному Помпею. – Катон смотрел на Лукулла с надеждой. – Ты должен возглавить борьбу лучших граждан Рима!
– Мне несвойственна неутомимая жажда славы и власти, но в борьбу за республиканский строй я готов вступить.
Гай Триарий, молодой и амбициозный офицер, служил у Лукулла легатом и до поры до времени отвечал со своим легионом за порядок и спокойствие в римской провинции Азия и царстве Каппадокия. Получив приказ Лукулла идти на подкрепление Сорнатию и Фабию, он двинул свой легион по горной дороге на Кабиру выручать легата Фабия, засевшего в этой крепости. Сидеть в тылу Триарию было невыносимо, он жаждал лавров победителя, для чего разработал идеальный план – вместе с легионом Сорнатия и остатками легиона Фабия осадить понтийскую крепость Команы, взять ее и пленить самого Митридата. Чтобы воплотить честолюбивый план в действие, он заставлял свой легион двигаться почти без отдыха, делая усиленные дневные переходы.
На горной дороге его легион вдруг остановился: разведка донесла, что навстречу легиону по той же дороге идет неприятель.
– Что? Войско Митридата идет мне навстречу? – не поверил Триарий.
– Триарий, – сказал подскакавший на лошади начальник разведки, – это так. Его конница приближается!
Триарий огляделся. Его солдаты стояли на дороге, проходящей по горному плато, на котором вполне можно было развернуться для боя. Справа отвесные скалы, слева глубокое ущелье, дул неприятный ветер. Но что делать? Не поворачивать же назад!
– Он хочет сражение, он его получит! – грозно крикнул Триарий. – Подать сигнал «Приготовиться к бою!».
Трубачи заиграли. Хорошо обученный легион слаженно выполнил все маневры и занял боевой порядок, закрывшись с фронта щитами и выставив вперед копья. Из-за поворота показалась колонна противника. Ветер усилился. Митридат, злобно посматривая на приготовившийся к бою римский легион, тоже строил боевой порядок на том же плато, поставив впереди тяжелую конницу, чтобы с ходу пробить центр противника. Порыв ветра ударил в скалу, и сверху посыпались мелкие камни. Лошади понтийской армии забеспокоились и нетерпеливо заржали, солдаты начали их успокаивать как могли, но одна лошадь рванула вперед, и тут же ее всадник был снесен римским метательным копьем пилумом. Закрывшись щитами, римские солдаты обезопасили себя от падающих сверху камней.
Напряжение ситуации росло, воины рвались в атаку. Прозвучали сигналы, раздалось бряцание оружием и доспехами, и под боевые кличи и выкрики командиров противники пошли друг на друга, но… медленно, с большим трудом преодолевая сильный напор ветра.
Сила ветра стала такой, что двигаться не было возможности. Из рук некоторых солдат яростный ветер отнял и унес с поля боя щиты, а одного римского воина подъемная сила вместе с щитом вырвала из рядов легионеров и понесла вверх высоко в горы. Он летел, солдаты, раскрыв рты, смотрели ему вслед, а затем стали бросать щиты на землю, которые, подхваченные потоком воздуха, закружились над местом сражения в вихре безудержного танца.
Ураганным ветром снесло несколько легионеров в ущелье, лошадь с армянским всадником оступилась и рухнула вниз, вверх летели шлемы и штандарты, с обрыва падали оружие, повозки, вьючные животные. Драться не было никакой возможности, и, когда оба военачальника это осознали, немедленно подали сигнал к отступлению.
– Боги недовольны мной! – кричал Митридат своим полководцам.
– Я перед боем не принес жертву богам! – кричал Триарий своим трибунам и префектам.
Противники разошлись и, спасаясь от полного разгрома стихией, спрятались в горных складках. Сражение не состоялось.
Понтийские крепости Кабира, Газиура, Команы, Зела, Дадасы и другие стояли на подступах к одной из столиц Понтийского царства Амасии, которая раньше была резиденцией царей и главным сосредоточением мудрости государства, а сейчас в ней располагался римский гарнизон – легион Сорнатия. Город Амасия, возвышавшийся на левом берегу реки Ирис и известный как дом мыслителей, поэтов и писателей, был разграблен, но не разрушен, и его население, приняв римские порядки, жило новой, но спокойной жизнью. А вот в крепостях, окружавших Амасию, среди невысоких гор и живописных долин, тихих рек и топких болот, жизнь бурлила: одну крепость захватили римляне, другую – войска Митридата, третья без конца переходила из рук в руки, четвертая захватывалась, освобождалась, оборонялась и разрушалась каждый день, и это соперничество в конце концов должно было неизбежно привести к кровавой развязке, наступление которой было вопросом времени, и даже маленькой крепости Зела удалось войти в мировую историю: у ее стен произошла знаменитая битва.
Фабий Адриан, считая крепость Кабира недостаточно укрепленной, вместе с остатками легиона, не дождавшись Триария, самовольно оставил ее и перебрался в недалеко расположенную крепость Евпатория, Гай Триарий, захватив плохо укрепленную крепость Газиура, мечтал в одночасье прославиться, обдумывая новый план битвы и пленения Митридата, а легат Сорнатий сидел со своими солдатами в Амасии, предаваясь любимому занятию – чтению книг, и пассивно ждал распоряжений от Триария, которого теперь назначили старшим.
