Фебус. Недоделанный король - Старицкий Дмитрий
По жесту священника кастильские вельможи нехотя освободили место, а отец Жозеф повернулся ко мне:
– Прошу вас, дон Франциск, под Отчее дерево.
Пестрая нарядная толпа синхронно проводила меня глазами. В первых рядах стояло несколько женщин в смешных высоких головных уборах из белого полотна, напоминающих лебединые шеи. Солидные такие матроны, в возрасте. Эти меня еще с любопытством рассматривали и как мужчину.
Чувствовал себя я эти несколько шагов перед тысячей глаз просто дурацки. Некуда было девать руки, во рту пересохло, по телу пробежала предательская дрожь, как перед трудным экзаменом. Впрочем, я сейчас именно экзамен сдаю. На соответствие должности короля. Меня же, в отличие от моего тела, этому никогда не учили. Наоборот, в прошлой жизни всегда старались затоптать во мне любые лидерские амбиции. Начиная со школы. Считали наши учителя, что предел наших мечтаний должен находиться за заводской проходной.
А тут…
«Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня…»
Мое молчание некоторые присутствующие на площади расценили по-своему.
– Что ты нам скажешь по поводу той знатности, которой нас одарила Исабель? – раздалось из толпы на латыни, без привычного уже мне титулования меня, что характерно.
Приготовленная мною «тронная» речь моментом улетучилась из головы.
– А что я могу сказать? – ответил я как заправский одессит, но тут же поправился: – Это же вас, а не меня ею одарили. Если бы меня, то я бы обиделся, – огрызнулся я всей толпе сразу на эускара, чтобы выделить себя среди других претендентов.
– Почему? – выкрикнул тот же ехидный голос, перейдя на васконскую мову.
О господи, и тут без «Щукарей» не обошлось. За что мне это?
– Когда и без того знатного одаряют знатностью, то это оскорбление, – ответил я, – так как усомнились в знатности его предков. Но вы как хотите, так и поступайте. Это же ваш выбор, а не мой.
А сам подумал: «Ну вот я сам и попалился, сейчас мне ткнут в нос тем, что я хоть и знатный, но все же франк, и завернут мне лыжи обратно».
В сторонке от толпы тощий мужичонка что-то втолковывал вполголоса кастильскому гранду, приблизив голову. Видимо, переводил. Впрочем, у мужичонки золотые шпоры и рапира на боку. Так что, несмотря на тонкие ножки, он совсем не мужичонка – кабальеро.
А гранд ехидно так улыбался, поглядывая на меня искоса.
Стою, смотрю на эту толпу «лепших людей» земли Васконской и припоминаю давным-давно читанную книжку Лебона «Психология толпы», которая по преданию была настольной что у Ленина, что у Троцкого. Помню оттуда только, что сумма критически настроенных индивидуумов, собравшихся вместе, становится единым некритическим организмом – толпой, с общими на всех страстями и психологическими механизмами. Человек в толпе делает то, что в одиночку просто постеснялся бы сотворить. Толпа живет не мыслями, а эмоциями и примитивными лозунгами. «Кто не скачет – тот…»
– И это все, что ты нам скажешь, твое молодое величество? – заявил высокий насмешливый голос, заглушенный общим взрывом смеха.
Смеялись и кастильцы.
Даже отец Жозеф по-доброму улыбался.
Только Микал и Саншо стояли как в воду опущенные, переживая мой, по их мнению, позор.
– Что ты нам пообещаешь? – донесся до меня другой нахальный голос сквозь тихий гул сотен полушепотом переговаривающихся людей.
– Ничего, – ответил я и, слегка обнаглев, добавил: – И не собираюсь я ничего вам обещать. У вас и так все в фуэрос прописано, и я не собираюсь их нарушать. Под дубом сказано.
Протянул руку – и Микал вложил в нее гитару.
– Я лучше вам спою.
Толпа удивленно замолкла.
Не ожидали такой эскапады от короля? Нате…
И я запел то, что по дороге припомнил с того «Декабрьского вечера» в музее. А голос мне достался сильный, бархатный, на нюансы богатый. Может, и не так я все припомнил, что в девятнадцатом веке сочинили, отсебятины добавил, но…
Люди молчали. Никакой реакции. «Народ безмолвствует».
Смотрели мы друг другу глаза в глаза как через бруствер, усугубляя напряжение. И эту тенденцию, когда я, такой красивый, и ОНИ – по разные стороны баррикад, нужно было ломать. Сделать так, чтобы они прониклись тем, как сформулировал Киплинг, что «мы одной крови…».
– Эускара Херриа та батасуна! [2] – воскликнул я напоследок, не найдя ничего лучшего в качестве лозунга.
Опустил вздернутую руку, поклонился электорату и ушел обратно в храм. Не оглядываясь. Теперь от меня уже ничего не зависит.
В портале собора догнавший меня дон Саншо спросил:
– А пятая сестра кто такая?
– Гасконь, – ответил я ему.
– А?.. Ну да, конечно, – согласился со мной кантабрийский инфант после некоторой заминки. – Что теперь?
– Теперь нам остается только молиться, – вздохнул я и пошел по проходу на самые козырные места. – Все равно они сделают так, как им выгодно, а не так, как нам хочется.
– Или нужно найти нечто такое, чтобы им стало совсем невыгодно, – усмехнулся Саншо собственной шутке.
Нужно, конечно, нужно, кто бы спорил… только вот что?
Преклонив колени на специальную косую скамеечку, уперся локтями в узкую столешницу, сложил молитвенно ладони и навалился на них лбом и носом. Так, по крайней мере, со стороны не видно, что я на самом деле делаю: сплю, молюсь или о Ленкиных прелестях мечтаю – успел, однако, соскучиться.
Как я устал за эти несколько минут под дубом…. ужаснах. Такого провала в моей жизни никогда еще не было. В прошлой жизни, я имею в виду. С моим-то опытом выступлений на разнообразных конференциях, симпозиумах и партсобраниях. Хоть бы какая движуха была от этой сиятельной толпы трех Генеральных хунт Басконии, и то легче бы было, даже если бы тухлыми яйцами эти депутаты меня закидали. А то вообще никакой реакции на такого красивого меня. Действительно, что ли, к Богу обратиться за помощью?.. Как там командир моего сына говорил на проводах моей кровиночки в Чечню? «В окопах атеистов не бывает…»
Снял корону, положил ее под руки между локтями. Тяжела «шапка Мономаха» в прямом смысле. А уж в переносном…
Вот так вот досижу тут до мессы, недолго осталось. Потом мессу отсижу. «Париж стоит мессы». Только мне не нужен Париж, больно грязный он город сейчас. Герника в этом отношении намного лучше. И даже стен не имеет: Отчий дуб – ее защита.
Основной зал храма быстро наполнился людьми. Звуки шлепали под сводами нефа. Сзади накатывал обычный бубнеж рассаживающихся перед мероприятием людей.
