Уильям Гибсон - Машина Различий
Последующий осмотр комнаты специалистами из Центрального статистического – услуги столичной полиции по настоянию Олифанта были отклонены – мало что добавил к наблюдениям многоопытного гостиничного детектива. Из-под кресла был извлечен спусковой крючок пистолета “ликок-и-хатчингс”. Там же был найден совершенно неожиданный предмет – белый пятнадцатикаратовый чистейшей воды бриллиант.
Двое сотрудников “Криминальной антропометрии” с непременной своей таинственностью использовали большие квадраты клейкой бумаги, чтобы собрать с ковра волоски и частички пуха; они поспешно увезли драгоценную добычу к себе в логово, после чего о ней никто уже больше не слышал.
– Вы закончили с этой папкой, сэр?
Олифант взглянул на Беттереджа, потом снова на папку. В его глазах стояла лужа крови, освещенная блеклым утренним солнцем.
– Мы уже на Хорсферри-роуд, сэр. Кэб остановился.
– Да, благодарю вас.
Закрыв папку, он вернул ее Беттереджу, затем вышел из кэба и стал подниматься по широкой лестнице.
Вне зависимости от конкретных обстоятельств, входя в Центральное статистическое бюро, Олифант неизменно испытывал какое-то странное возбуждение. Вот и сейчас – словно на тебя кто-то смотрит, словно ты познан и исчислен. Да, Око...
Пока он объяснялся с дежурным, слева из коридора высыпала группа молодых механиков, все – в машинного покроя шерстяных куртках и зеркально начищенных ботинках на рубчатой резине, у каждого – безукоризненно чистая сумка из плотной белой парусины с кожаными на медных заклепках уголками. Двигаясь в его сторону, ребята переговаривались, кое-кто уже доставал из карманов трубки и черуты.
Олифанту остро захотелось курить. Он в сотый раз выругал про себя здешний запрет на табак (вынужденный, но кому от этого легче?) и проводил завистливым взглядом механиков, исчезающих между колонн и бронзовых сфинксов. Семейные люди с обеспеченной старостью; выйдя на пенсию, будут жить, наверное, в КамденТауне или в Нью-Кроссе, в любом из респектабельных пригородов, обставлять крохотные гостиные сервантами из папье-маше и голландскими фигурными часами, а жены их будут подавать чай на лакированных, ярко разукрашенных жестяных подносах.
Миновав невыносимо банальный квазибиблейский барельеф, он прошел к лифту; тут же появился и второй пассажир – мрачноватый джентльмен, безуспешно пытавшийся счистить с плеча какой-то белесый потек.
Латунная клеть с грохотом закрылась и поползла вверх. Джентльмен в испачканном сюртуке вышел на третьем этаже, Олифант же доехал до пятого, где квартировали “Количественная криминология” и “Нелинейный анализ”. И хотя он находил НА бесконечно более увлекательным, сегодня ему нужна была именно КК, в лице ее руководителя Эндрю Уэйкфилда.
Служащие КК были расфасованы по аккуратным камерам-одиночкам из листовой стали, асбеста и фанеры. Уэйкфилд царствовал в такой же, ну – чуть побольше, клетушке; его голову с жиденькими соломенными волосами обрамляли медные ручки бесчисленных картотечных ящиков.
Заметив Олифанта, он широко улыбнулся, продемонстрировав кривоватые, выпирающие вперед зубы:
– Мистер Олифант, сэр. Очень рад. Извините, я сейчас.
Уэйкфилд вложил несколько перфокарт в плотный синий конверт с подкладкой из папиросной бумаги и тщательно стянул половинки патентованной застежки красной ниткой. Затем он отложил конверт в покрытый асбестом лоток, где уже было несколько таких же.
– Боитесь, что я смогу прочесть вашу перфорацию, Эндрю? – улыбнулся Олифант.
Он откинул жесткое, убирающееся в стену сиденье и сел, пристроив на коленях сложенный зонтик.
– Вы в курсе, что значит синий конверт, не так ли? Звякнув шарнирами, Уэйкфилд убрал свой суставчатый письменный стол в узкую нишу.
– Не знаю, что находится в этом конкретномконверте, но вообще-то слышал о них.
– Некоторые люди и вправду умеют читать карточки. А уж шапку запроса – эти данные прочтет любой младший клерк с той же легкостью, с какой вы читаете кинотропическую рекламу в подземке.
– Я, Эндрю, никогда не читаю рекламу в подземке. Уэйкфилд фыркнул, что заменяло ему смех.
– А как дела в дипломатическом корпусе, мистер Олифант? Разобрались уже с этим вашим “луддитским заговором”?
Вопрос звучал саркастически, однако Олифант предпочел этого не заметить.
– Собственно говоря, он не является чем-то очень уж первоочередным. По крайней мере, в области моих интересов.
Уэйкфилд кивнул, полагая, что “область интересов” Олифанта ограничивается деятельностью иностранцев на британской земле. По запросам Олифанта, он регулярно прогонял поиск на такие организации и группировки, как карбонарии, “рыцари белой камелии”, фении, техасские рейнджеры, греческие гетерии, “Детективное агентство Пинкертона” и “Бюро научных исследований” Конфедерации.
– Надеюсь, вам пригодился последний материал по техасцам? – подался вперед Уэйкфилд. Пружины патентованного кресла жалобно скрипнули.
– Весьма, – заверил его Олифант.
– Вы не знаете случайно, – начал Уэйкфилд, вынимая из кармана позолоченный цанговый карандашик, – их миссия не собирается переезжать?
Кончик карандаша с громким отвратительным клацанием пробежал по кривым зубам.
– Из их теперешнего обиталища в Сент-Джеймском дворе, что за виноторговлей Берри?
– Совершенно верно.
Олифант помедлил, взвешивая вопрос.
– Маловероятно. У них совершенно нет денег. Думаю, здесь все зависит от доброжелательности домовладельца...
Уэйкфилд молча улыбнулся.
– А вы не могли бы мне сказать, – сощурился Олифант, – кому нужна эта информация?
– “Криминальной антропометрии”.
– Правда? Они что, занялись наружным наблюдением?
– Думаю, это просто отработка методики. Эксперимент. – Уэйкфилд отложил карандаш. – Этот ваш ученый приятель... Мэллори, так его, кажется, звали?
– Да?
– Видел рецензию на его книгу. Он сейчас что, в Китае?
– В Монголии. Возглавляет экспедицию Географического общества.
– Понятно, – кивнул Уэйкфилд. – Чтобы не путался под ногами.
– Скорее уж, чтобы не попался кому-нибудь под руку. Совсем не плохой малый. К слову сказать, он с лету и весьма неплохо разобрался в технических аспектах работы вашего Бюро. Но я и сам пришел к вам по делу характера чисто технического.
– Да? – Кресло Уэйкфилда снова скрипнуло.
– Кое-что, связанное с процедурами Министерства почт.
Уэйкфилд издал неопределенный звук.
Олифант вынул из кармана незапечатанный конверт. Уэйкфилд натянул белые нитяные перчатки, вынул из конверта телеграфную адресную карточку, бегло ее просмотрел и вскинул глаза:
– “Гранд-Отель”.
– Совершенно верно.
На карточке была эмблема гостиницы. Уэйкфилд машинально провел пальцем по рядам перфорации, проверяя их на изношенность, способную вызвать сбой.
– Вы хотите знать, кто послал телеграмму?
– Спасибо, эта информация у меня есть.
– Имя адресата?
– Оно мне также известно.
Пружины скрипнули – несколько нервозно, как показалось Олифанту. Уэйкфилд поднялся и осторожно вставил карточку в прорезь застекленного прибора, нависавшего над картотечными ящиками. Покосившись на Олифанта, он взялся за рычаг с ручкой из черного дерева и потянул вниз. Загадочное устройство грохотнуло, как кассовый аппарат. Когда Уэйкфилд отпустил рычаг, тот начал медленно возвращаться на место, аппарат при этом жужжал и пощелкивал, подобно игорной машине в кабаке; колесики с буквами вращались все медленнее, а затем и совсем остановились.
– Эгремонт, – прочел Уэйкфилд. – Вилла “Буки”, Белгрейвия.
– Вот именно. – Олифант смотрел, как Уэйкфилд извлекает карточку из прорези. – Мне нужен текст этой телеграммы.
– Эгремонт. – Уэйкфилд сел, вернул карточку в конверт и снял перчатки. – Везде и всюду этот наш достопочтенный Чарльз Эгремонт. Он создает нам пропасть работы.
– Текст этой телеграммы, Эндрю, находится здесь, в Бюро. Он существует материально, в виде нескольких дюймов телеграфной ленты.
– Вы знаете, что на мне висят пятьдесят пять миль зацеплений, все еще не прочищенных после смрада? Не говоря уже о том, что этот запрос несколько выходит за рамки обычной для вас беззаконности...
– “Обычная для меня беззаконность”? Неплохо сказано...
– И ваши друзья из Особого бюро непрерывно здесь сшиваются, требуя снова и снова крутить нашу медь в надежде выявить каких-то там луддитов, якобы засевших в высших эшелонах власти! Да кто он такой, разрази его гром?
– Насколько я понимаю, мелкий радикальный политик. Или был таковым до смрада и беспорядков.
– Скажите уж, до смерти Байрона.
– Но теперь у нас лорд Брюнель, разве не так?
– Да, и полное безумие в парламенте! Олифант дал молчанию затянуться.
– Если бы вы, Эндрю, смогли раздобыть текст этой телеграммы, – сказал он наконец, – я был бы очень вам благодарен.