Флибустьер. Вест-Индия - Ахманов Михаил Сергеевич

— Пьяны, сучье отродье! Все пьяны! Джином разит как из бочки! Страх, да утихомирь ты этого!..

Страх Божий стукнул вахтенного кулаком по голове, и верещанье смолкло. Зато открылась дверь в кормовой надстройке, явив коренастую фигуру с раскрасневшимся лицом. Глаза коренастого разбегались в разные стороны, но все же он неимоверным усилием свел их вместе и что-то забормотал на голландском.

— Интересуется, кто мы такие, — перевел подоспевший Тегг, сунул пистолет за пояс и отпихнул коренастого. Тот свалился на палубу и захрапел.

В каюте, где, вероятно, пировали офицеры, нашлись еще двое. Один, тощий и щуплый, лежал поперек уставленного бутылями и кружками стола, носом в блюде солонины. Другой, осанистый господин с бородкой, толстобрюхий, в коричневом кафтане, привольно раскинулся на огромном сундуке. Ноги его свешивались на одну сторону, голова — на другую, но это ему не мешало — спал он мертвецким сном, вцепившись пятерней в висевший на сундуке замок.

За спиной Серова хихикнула Шейла.

— Дева Мария, что за славный подвиг! Невиданный в морях Вест-Индии! Взять корабль без единого выстрела!

— Как это — без единого? — возразил Тегг. — Хоть немного, да постреляли!

— Она имеет в виду, что никого не убили, — пояснил Серов. — Надеюсь, это нам у Господа зачтется. — Он задумчиво осмотрел каюту и прошептал на русском: — Ни сабли не нужны, ни багинеты… [85] Вино разит надежней пистолета.

— Надо бы груз осмотреть да палубу очистить, — с деловитым видом произнес Стур. — И эту тушу сбросить с сундука. В замок-то он как вцепился! Видать, не пустой сундучишка!

— Верно, — одобрил Серов. — Ты, Уот, распорядись.

Боцман вышел и зычным голосом начал раздавать приказы: найти фонари, вскрыть трюмы, свалить туда голландских свиней да поглядеть, чего на этом корыте везли и чем тут можно поживиться. К рассвету все эти хлопоты были закончены. Экипаж числом сорок два человека, вместе с коренастым и щуплым, заперли в трюме; бородатого — видимо, капитана — стащили с сундука и положили отсыпаться под столом; в стенном шкафчике отыскали корабельный журнал и роспись товаров. Бриг с поэтическим названием «Русалка» под командой Петера ван дер Вейта следовал из Амстердама в Кюрасао с грузом железных изделий, лопат, мотыг, кузнечных клещей и молотков, а также оловянных мисок и кружек, башмаков, сапог и голландского джина. Проверив, что ничего более ценного в трюмах нет, подступились к большому сундуку, ключ от которого висел на шее капитана. Тут были вещи подороже: во-первых, ларец с корабельной казной, но не с золотыми гульденами, а с серебряными испанскими реалами, всего на триста с лишним песо; во-вторых, роскошный сервиз французского фарфора, украшенный росписью — волосатые фавны гоняются за нагими нимфами; в-третьих, мужское и женское платье, целый гардероб, который, судя по изяществу отделки, шили не иначе как в Париже. К платью прилагались мужские сапоги испанской кожи, дамские туфельки, перчатки, веера, шляпы и шляпки, при виде которых глаза у Шейлы восторженно расширились.

— Тряпье! — недовольно буркнул Стур.

— Тряпье, но для особ высокого ранга, — уточнил Серов. — Любопытно, для кого? — Он бросил взгляд под стол, на спящего капитана ван дер Вейта, потом на Шейлу. Ее личико было залито восхитительным румянцем. — Пожалуй, это платье из муслина с кружевами тебе подойдет… и эти башмачки, дорогая… Чем не подвенечный наряд?

Шейла покраснела еще сильнее, но справилась со смущением.

— И куда ты поведешь меня венчаться в Бас-Тере? Ты ведь, наверное, католик, а я хочу в протестантскую церковь.

— Не важно куда, а важно с кем, — сказал Серов. — С тобою — хоть в мечеть.

Утро желанного ветра не принесло, шлюп и бриг по-прежнему лежали в штиле, зато рассветная прохлада изгнала спиртные пары. Голландцы в трюме зашевелились, и боцман Стур, склонившись над люком, в кратких, но энергичных выражениях разъяснил им ситуацию. Дородный капитан тоже очнулся, попробовал сесть, стукнулся головой и с хриплым стоном выполз из-под стола. Серов велел окатить его водой и усадить у фальшборта, на свежем воздухе. Стоя на квартердеке, он наблюдал за своим экипажем — Боб и Стур уже пристроились к штурвалу, Рик забрался в «воронье гнездо», остальные бродили под вантами и реями, трогали туго натянутые канаты, осматривали вместе с бомбардиром пушки. Пушечной палубы на «Русалке» не было, и орудия стояли наверху: шесть морских кулеврин [86] и две пушки покрупнее, стрелявшие двадцатичетырехфунтовыми ядрами. Тегг был просто счастлив, когда обнаружил их.

Капитан ван дер Вейт просыхал у фальшборта, и на лице дородного мингера гнев сменялся изумлением, а изумление — страхом. Он, несомненно, уже сообразил, что случилось, и видел, как его экипаж спускают в море по доске или развешивают на реях. Возможно, он вспоминал о развлечениях Монбара и Олоне, которые, взрезав пленнику живот, прибивали кишки к мачте и, подгоняя несчастного каленым железом, заставляли бегать вокруг, наматывая на мачту внутренности. Никаких оснований избежать такой судьбы у мингера не было: во-первых, кое-кто из пиратов, Кактус Джо, Тернан и Страх Божий, видом походили на настоящих дьяволов, а во-вторых, груз «Русалки» был слишком жалок, чтобы их смягчить. Угрюмые взгляды корсаров лишь подтверждали это.

Серов смотрел на капитана, и новые планы роились в его голове. Похоже, этот ван дер Вейт был человеком разумным, хотя и склонным выпить лишнее — что, впрочем, никак не пятнало его репутации моряка: корабль ухоженный, пушки и палуба надраены, и ни один канат не провис. Умеет распорядиться по команде! И наверняка переживает за свой трудолюбивый экипаж — у всех мореходов жены и дети, а капитан, судя по возрасту, мог бы уже и внуками обзавестись. Словом, положительная личность… Может пойти на контакт с пиратами ради спасения души и тела, но лучше чем-то другим соблазнить. Не столь беззаконным…

Тут Серов ухмыльнулся, сошел с квартердека и подозвал к себе Тегги Страха Божьего.

— Ты, Страх, как голландец очухается, тащи его ко мне в каюту. Туда! — Он показал в сторону кормовой надстройки и повернулся к бомбардиру. — Потолкую я с этим ван дер Вейтом. Может, достигнем разумного консенсуса.

Тегг поглядел на голландского капитана и хмыкнул:

— А чего с ним толковать? Дождемся ветра, загоним ублюдков на шлюп, и пусть отчаливают на Кюрасао… И свечку в церкви пусть зажгут, что живы остались.

— Их сорок человек, — сказал Серов.

— Ну и что?

— Подумай, Сэмсон, наши люди не могут одновременно стрелять из мушкетов и пушек, управлять парусами и идти на абордаж. Нас слишком мало!

А тут — сорок опытных мореходов, стрелки, пушкари… Помощь для нас не лишняя. Кто знает, как повернутся дела на Тортуге?

— Это ты про справедливость и порядок? — Тегг скривился, поглаживая раненую ногу.

— Про них, Сэмсон, про них. Чем больше людей и пушек и чем калибр у них крупней, тем больше отвалится нам того и другого. Такова жизнь!

— С этим я спорить не буду. Только, Эндрю, наши голландские хрюшки — из купцов. Зачем им помогать Береговому братству?

— Возможно, я найду хороший повод. Ром и гром! Точно найду, если ты не против.

Тегг обернулся и посмотрел на пушки — сощурившись и, видно, прикидывая, как у каждой хлопочет четверка исполнительных голландцев. Потом тряхнул головой:

— Я не против. Пьют они крепко, и если так же стреляют, можно принять их на довольствие.

Капитанская каюта, как обычно на парусных судах, располагалась в задней части кормовой надстройки и была довольно просторной — двенадцать футов в ширину, а в длину — все двадцать, от борта до борта. Одна стена с забранными в частый переплет толстыми квадратными стеклами выходила под самый квартердек, три другие переборки, вместе с полом и потолком, были обшиты дубовыми панелями и плашками, в темной поверхности которых тонул пробивавшийся сквозь стекла солнечный свет. Справа высился причудливый стол-кабинет со множеством полок, ящиков и ящичков, слева стояла койка под шерстяным покрывалом; стол и койка были привинчены к полу. Кроме того, имелись кресло, пара массивных табуретов, полдюжины шкафчиков в стенах, а на столе — Библия, подсвечник с тремя свечами и письменный прибор.