Сын Сталина - Орлов Борис Львович
– Что скажешь, Володь? – высокий и широкоплечий лейтенант Харченко, чем-то похожий на медведя, повернулся в сторону заслуженного ветерана – капитана НКВД Смоленцева, обстоятельного и серьёзного мужчины, пользовавшегося заслуженным авторитетом среди сослуживцев и командиров.
– А я так думаю: пацан он, конечно. Пятнадцать лет всего – ерунда. Только вот беседовал я с бойцами, кто с ним воевал. Командир он умелый, знающий и людьми просто так не рискует. Да и сам кое-чего стоит. В одиночку вырезал почти триста гурков и англичан в горной крепости. А это дорогого стоит. Никого не послал, хотя мог. Сам пошёл и сделал. Ну и, конечно, удачливый – что есть, то есть. Мамаша Удача его точно при рождении в лоб поцеловала.
Желтые дороги Абиссинии… Итальянцы боятся их. И страх этот понятен: никто не знает, чем закончится путь по такой дороге. Доедешь ли до места – или останешься обгорелым трупом в сожжённом грузовике валяться на обочине.
Колонна грузовиков Lancia Ro дивизии краснорубашечников «Гарибальди» медленно двигалась по дороге в Макале – туда, где располагались позиции Первого корпуса. Хотя путь пролегал по тылам итальянской армии, колонну сопровождали четыре танкетки «Фиат-Ансальдо» – в этой местности были замечены эфиопские диверсанты. А танки – хотя называть продукцию итальянской промышленности танками язык не поворачивался! – всё-таки хоть и слабенькая, но надежда, что черномазые дикари побоятся сунуться к грузовикам.
Старший легионер [165] Адриано Ференди сидел за баранкой пятого по счету грузовика и потел. Не от жары, хотя солнце жарило вовсю. Ему было очень страшно: в кузов его «Лянчи» загрузили не консервы, не канистры с водой, не палатки и даже не патроны со снарядами. Нет! Именно ему, как самому опытному водителю, командир центурии поручил везти бензин. Но Ференди подозревал, что дело тут вовсе не в его опыте. Просто симпатичная Аполония – медицинская сестра из Молодых коммунисток, [166] проявляла благосклонность к нему, а не к командиру центурии. Вот сукин сын Рацетти и решил свести счеты с удачливым соперником.
Тот, кто определял порядок следования колонны краснорубашечников, мог быть замечательным скрипачом, хорошим боксером, приличным литератором или великолепным стрелком. Всё возможно. Но в военных перевозках этот человек не разбирался совершенно. Да и в военном деле понимал не больше новобранца. Иначе он никогда не поставил бы рядом грузовики с боеприпасами и грузовики с бочками бензина.
С желтой, добела прокалённой жестоким абиссинским солнцем скалы грянул винтовочный залп. Два Lancia Ro резко остановились, словно наткнулись на невидимую стену, а бочки в их кузовах охватило пламя. Ещё два грузовика – один с патронами, а второй с мелкокалиберными снарядами – оказались в огненной западне, зажатые спереди и сзади пылающими машинами. Из кабины лишь одного выскочил и метнулся очумевшим зайцем водитель – легионер Санти, а остальные – и добродушный толстяк Бертуччо, и весельчак Николо, и гордец-северянин Линко – так и остались в пламени.
Ференди яростно крутанул руль и с такой силой вдавил педаль газа, что, казалось, пытался продавить пол в кабине. Его «Лянча» буквально прыгнула из колонны, пытаясь уйти из-под обстрела. На какое-то время Адриано действительно удалось выскочить из прицела чернозадых бандитов: танкетки захлопнули люки и, свирепо рыча моторами, ринулись в атаку на засевших в засаде абиссинцев. Но те, дав залп по «фиатам», тотчас оставили их в покое: даже сверхлёгким танкеткам было не под силу вскарабкаться на скалы, окружившие дорогу, и они, бессильно задрав вверх пулемётные стволы, бесполезно поливали камни свинцовым ливнем. А вот грузовикам снова пришлось несладко: ещё несколько залпов, и запылал ещё один, а два других ткнулись в камни на обочине – в них были убиты водители.
Краснорубашечники выскакивали из машин и, перехватив карабины, открывали огонь. Но они били «в божий свет как в копеечку» – абиссинцев не было видно, так что их пули плющились о камни, не находя воинов врага. А вот огонь абиссинцев, привыкших выходить на льва с однозарядными ружьями, оказался убийственно метким.
Одна из танкеток попала гусеницей в расщелину между двумя валунами и застряла. Какое-то время она ещё дергалась, словно попавшая в капкан лиса, но вот двигатель заглох, и танкетка застыла на месте. И тут же рядом с ней упала вязанка хвороста, брошенная откуда-то сверху. Затем ещё одна. И ещё…
Адриано Ференди даже зубами заскрипел от отчаяния. Сейчас эти грязные ублюдки набросают вокруг машины целую гору дров, а потом… Потом мелькнёт в воздухе брошенный факел, и ребята зажарятся в своей броневой коробке. А если попробуют вылезти, их уже ждут меткие стрелки…
Рядом в камни ткнулся лицом его земляк Франциско Лантри. Можно было подумать, что он просто заснул… если бы у него был затылок. Адриано завыл, вскочил на колено и, яростно матерясь, высадил по скале всю обойму. Рядом в землю чпокнули две пули, но он, рыча, рвал из подсумка новую обойму, впихивал ее в магазин и стрелял, стрелял, стрелял.
Внезапно боковым зрением Ференди увидел какое-то неправильное движение, а потом оттуда же – справа, долетел дикий надрывающий душу визг. «Вот и всё, – подумал старший легионер. – Кавалерия. Сейчас они нас добьют…» Но сдаваться краснорубашечник не собирался. Оскалясь, точно волк, он выдрал из ножен штык и примкнул его под ствол карабина.
Асрат Демессе вогнал пулю в ещё одного белого дьявола и радостно захохотал, увидев, как тот извивается, словно змея, на которую наступил мул. Сейчас, вот сейчас они добьют этих белых собак-итальянцев…
Ах, какой же молодец их вождь: нашел такое место для засады! И теперь будет добыча, а значит… Старый Муюкиль обещал отдать свою дочку за выкуп – десять банок консервов, одеяло и сто патронов. Ему уже давно нужна третья жена, а Бизиль хороша и свежа. И фигуриста – ей уже двенадцать. Вот сейчас он подстрелит ещё одного… а потом ещё.
– АЙ-И-И-И-И!!! – зазвенело позади.
От этого крика душа ушла в пятки, а желудок ткнулся в горло. Асрат обернулся.
Он ещё успел увидеть яркий отблеск солнца на клинке, а потом – тяжёлый удар. И наступила тьма…
Младший сержант узбекского кавалерийского полка Нурмамат Даиров снова взмахнул шашкой и шпорами послал коня вперед. Их командир – лейтенант Сергеев, недаром воевал с самим товарищем корпусным комиссаром Сталиным в Индии и Афганистане. Хорошо придумал: обошел этих черножопых с фланга и – в клинки. Вот так медали и добывают… А хорошо будет: вернуться домой и пройтись по кишлаку с медалью на груди. Вот и отец рад будет, и мама, и председатель колхоза сразу будет уважать их семью. Тогда можно будет развестись с этой дурой – племянницей председателя, и жениться на Фирузе… Э-эх! Шашка снова опустилась на чью-то курчавую, точно баран, голову.
– Ура! За Сталина! – закричали впереди, и Нурмамат подхватил победный клич.
Полуэскадрон узбекского полка вылетел на дорогу и спешился, чтобы помочь итальянским товарищам. Джигиты весело скалились, перекидывались отрезанными головами абиссинцев, хвастались трофеями. Нурмамат оказался возле какого-то солдата, который все ещё сжимал в руках карабин с примкнутым штыком.
– Эй, товарищ! – окликнул он итальянца. – Всё уже. Кончай воевать: мы пришли!
Итальянец облизал пересохшие губы, и Даиров протянул ему свою флягу. Пей, друг, пей. Ясашын Ленин! [167] Пей…
В целях соблюдения секретности в операцию не стали посвящать итальянских союзников, сообщив лишь, что собираются провести массированную атаку на позиции абиссинцев с глубоким охватом войск с тыла и последующим уничтожением. Да Сашка вместе с троими товарищами из ведомств Баника [168] и Берии навестил итальянских авиаторов и коротко, но красочно описал летающим латинянам, что с ними сделают, если «хоть одна сволочная макаронина попробует проштурмовать колонну, tutto chiaro?». [169]
