Командор - Волков Алексей Алексеевич

Впрочем, даже пулемет не обеспечил бы мне покоя. Мало иметь оружие, им надо еще и уметь пользоваться.

Думать прекрасно, но надо найти выход. Или того, кто найдет выход. Кабана или Пашку, Пашку или Кабана. Вот только где? Не вопить же на весь лес, в глупой надежде, что услышат и придут! Услышать-то услышат, да, боюсь, не те.

И тут меня осенило: гора! Хороший обзор, а главное, за все время пребывания на острове мы больше нигде и не были. Может, конечно, статься, что ни Пашки, ни Кабана и в живых давно нет. Но если живы, горы не минуют, заберутся туда, хотя бы чтобы узнать обстановку.

Я объяснил свой план Ленке, и мы пошли. Мы были в такой чаще, что даже прикинуть направление на гору оказалось нелегко. Со всех сторон нас окружал густой лес. Не покажись на небе солнце, боюсь, мы забрели бы совсем не туда.

Идти было трудно и страшно. Каждую секунду мы ожидали страшной встречи и постоянно находились настороже. Несколько раз мы слышали вдалеке редкие выстрелы, а однажды – близкие грубые голоса, после которых долго прятались в кустарнике.

Потом… Потом впереди послышался испуганный женский визг. Он звучал и звучал, потрясая душу, и вдруг резко оборвался на высокой ноте. Мы стояли, прижимаясь друг к другу, словно это могло нас спасти, а потом крик повторился.

Теперь он звучал гораздо слабее, с большими перерывами. Видно, силы у неизвестной женщины подходили к концу, но не было конца мучениям. Мы вынуждены были свернуть в сторону, обходя страшное место, а крик то замолкал, то звучал снова, и наконец стих совсем.

Кто была эта несчастная? Может, кто-нибудь из знакомых? А впрочем, какая разница? Не она первая, не она и последняя. Впереди за деревьями что-то белело. Мы осторожно подошли и увидели Панаева собственной персоной.

Судья лежал рядом с одной из пальм. Он был при галстуке, только без пиджака, а его белая рубашка была в нескольких местах изодрана и густо залита кровью. Лицо осталось целым, но поперек горла тянулась еще одна кровяная полоса. Я ощутил, как свело желудок, и еле сдержался.

Это уже слишком… Я торопливо подхватил Ленку и увлек ее прочь, стремясь уйти подальше от страшного места, но на следующей поляне нас ждало еще более ужасное зрелище.

Наверное, крики доносились отсюда. Посреди травяного ковра рядом с изодранными остатками одежды лежала обнаженная женщина. Широко расставленные ноги, истерзанная плоть и распоротый живот без слов рассказывали о ее страшной судьбе.

Лена обмякла и, не поддержи я ее, тряпичной куклой повалилась бы на землю. Я и сам был близок к обмороку. Колени подкосились, тело отказывалось повиноваться, но душу обожгла мысль, что насильники не могли уйти далеко и находятся где-то рядом. Эта догадка заставила меня схватить Лену за руку и броситься прочь – навстречу избавлению или неожиданной гибели.

Убежал я недалеко. Нога зацепилась за коварно торчащий корень, и я полетел наземь.

Ударился я больно, сверху на меня свалилась Лена. Девушка не удержалась от короткого вскрика, но сама же его испугалась и замолкла.

Мы кое-как поднялись, и я потянул ее дальше. Сердце у меня поминутно уходило в пятки, мне все казалось, что на нас сейчас набросятся со всех сторон здоровенные, алчущие крови громилы. Но судьба неожиданно улыбнулась нам. Через час с небольшим мы наконец увидели перед собой вершину.

Я оказался прав в сделанных наобум предположениях. На горе расположились человек тридцать. Среди них я заметил Грифа, Лудицкого, Грумова, Носову, еще кое-кого из знакомых.

– А ты молодец! – Лудицкий с таким чувством пожал мне руку, словно я совершил неведомый мне самому подвиг.

– Счастливый под обед, несчастливый под обух, – скупо улыбнулся Гриф, кивая в сторону ложбинки.

В ложбинке бездымно горел небольшой костер, и от него тянуло ароматом жарящегося мяса.

– Как там внизу? – спросил меня Лудицкий. Можно было подумать, что они обосновались на горе в незапамятные времена.

Я в нескольких словах рассказал об увиденном, и мой суховатый рассказ заставил пассажиров сжаться.

– А как у вас? – в свою очередь спросил я. – Давно вы здесь? Это все?

– Почти, – Гриф начал ответ с последнего вопроса. – А давно ли… Пожалуй, часа три-четыре. Как ты узнал, что мы здесь?

– Логика, – усмехнулся я. – Гора – единственное место, где мне довелось побывать вместе с Пашкой, Кабановым и штурманом. Вот я и подумал: может, кто-нибудь из них вернется к знакомым местам? Ирония судьбы: как раз своих спутников я здесь и не вижу. Никто из них не появлялся?

– Ярцева и Пашки мы не видели, – ответил мне Лудицкий. – А привел нас сюда действительно Кабанов.

– Что же его не видно? – Даже в такой момент приятно почувствовать себя правым.

– Кабанов у нас исполняет роль доброго духа и ангела-хранителя, – ответил Гриф вместо Лудицкого. – Отправился вниз узнать, что происходит, через полчаса вернулся, волоча здоровенную козу, и сразу ушел опять. Где он сейчас бродит?.. Мы уж было решили, что вы встретили его в лесу и он послал вас сюда.

– Увы!.. – Я был разочарован. Не тем, что Кабанов ушел в лес, а тем, что он мне там не встретился.

Потихоньку все разбрелись по своим делам. Точнее, по своим бездельям. Не считая наблюдателей и поваров, остальные или просто лежали, бессмысленно глядя вдаль, или болтали о всякой ерунде. Я и сам был не прочь поваляться после всего пережитого, но мной завладел Лудицкий. С дотошной обстоятельностью он стал расспрашивать о покойном Панаеве – вернее, о состоянии, в котором я его нашел.

– Нет, эти преступления им даром не пройдут! – патетически воскликнул депутат. – Они еще пожалеют о содеянном!

– Бросьте, Петр Ильич… – Весь цивилизованный мир казался мне сейчас далеким, как другая галактика. – Какое нам дело до грядущего суда? Справедливость, возмездие и прочий вздор… Нам от этого легче не станет. Покойникам, знаете ли, все равно.

– Я умирать не собираюсь, – объявил Лудицкий. – Можете меня не хоронить раньше времени.

– Я вообще не собираюсь вас хоронить ни раньше, ни позже. Но ни меня, ни вас об этом не спросят.

– Они не имеют права. Я депутат! – Было заметно, что Лудицкий отчаянно трусит.

– Депутатствуйте на здоровье. Но если хотите выжить – помните, что главное не то, что вы депутат, а что вы опасный свидетель. – Мне был противен этот народный избранник, как и любой, кто сейчас заговорил бы со мной.

Я демонстративно улегся на спину и закурил, давая понять, что чье-либо присутствие рядом нежелательно.

– Но сейчас начало двадцать первого века! – не понял моего намека депутат.

– Да хоть двадцать первого, – буркнул я. – Петр Ильич, не знаю, как вы, а я очень хочу отдохнуть.

Лудицкий ушел. Я потихоньку стал дремать, не прекращая при этом курить. Но отдохнуть мне снова не дали.

В импровизированном лагере поднялась суматоха. Вся моя дремота мгновенно исчезла. Я вскочил, ожидая услыхать крики и выстрелы и лихорадочно пытаясь сообразить, в какую сторону бежать. Но причина суматохи оказалась радостной: к лагерю вышли еще пятеро «наших».

Секрет их прибытия объяснялся просто. В отличие от меня и Лены, им повезло, и они наткнулись на Кабанова. Он категорически отказался сопровождать компанию, но указал, куда надо идти. А сам направился в другую сторону, откуда вскоре донеслись выстрелы.

– Этот скот, блин, совсем обнаглел, – завершил повествование один из новичков, долговязый парень. – Надо будет поставить его на место.

После этих слов вокруг долговязого образовался вакуум. Видно было, что Кабана здесь если и не любили, то уважали. Иначе говоря, не я один успел прийти к выводу, что без этого невзрачного солдафона в нынешних обстоятельствах просто не обойтись.

– Ну-ну, – насмешливо бросил Гриф. – Не забудь пригласить посмотреть, как учить будешь. Интересное будет зрелище.

Тут подоспела козлятина, и все с энтузиазмом накинулись на горячее мясо. На время были позабыты и пираты, и ужасы, и Кабанов. Я тоже с аппетитом сжевал свою долю. Вот только где ж добытчик? Не погиб ли он? Хотя вряд ли…