Роберт Харрис - Фатерланд
– Вы были с ним знакомы? – перебил его Марш.
– Немного, ещё до войны. Убежденный национал-социалист и преданный делу юрист. Интересное сочетание, скажу вам. Фанатик, что касается деталей. Как присутствующий здесь наш коллега из гестапо.
Кребс изобразил легкий поклон:
– Герр оберстгруппенфюрер весьма любезен.
– Нам уже какое-то время было известно о партайгеноссе Булере. Известно о его деятельности в генерал-губернаторстве. Известно о его сообщниках. К сожалению, где-то на прошлой неделе этот негодяй пронюхал, что мы напали на его след.
– И покончил с собой? – переспросил Небе. – Как и Штукарт?
– Примерно. Штукарт был законченным дегенератом. Он не только любовался красотой на холсте. Любил отведать её во плоти. Булер отбирал что ему нужно на Востоке. Назовите-ка цифры, Кребс.
– Польские власти, ведавшие музеями, в 1940 году составили секретную опись. Теперь она у нас. Только из Варшау вывезены следующие сокровища искусства: две тысячи семьсот картин европейской школы, десять тысяч семьсот картин польских художников, тысяча четыреста скульптур.
И снова Глобус:
– В данный момент здесь, в саду, мы выкапываем из-под земли некоторые из этих скульптур. Большинство из этих вещей поступило куда надо: в Музей фюрера, Музей рейхсмаршала Геринга в Каринхалле, в галереи Вены и Берлина. Но между польской описью и списками того, что мы получили, существуют огромные расхождения. Действовали они следующим образом. Будучи государственным секретарем, Булер имел ко всему неограниченный доступ. Он направлял эти вещи под охраной в министерство внутренних дел Штукарту. Все выглядело вполне законно. Штукарт организовывал их хранение или тайный вывоз из рейха. За рубежом их реализовали за валюту: драгоценности, золото – все, что можно легко и незаметно переправить.
Марш видел, что все сказанное невольно произвело впечатление на Небе. Его маленькие глазки не отрывались от сокровищ.
– Кто-нибудь ещё из высокопоставленных лиц втянут в это дело?
– Вы знакомы с бывшим заместителем государственного секретаря в министерстве иностранных дел Мартином Лютером?
– Конечно.
– Мы разыскиваем этого человека.
– Разыскиваете? Он что, исчез?
– Три дня назад он не вернулся из деловой поездки.
– Насколько я понимаю, вы уверены, что Лютер замешан в этом деле.
– Во время войны Лютер возглавлял германский отдел министерства иностранных дел.
– Помню. В министерстве он отвечал за связь с СС и с нами в крипо. – Небе повернулся к Кребсу. – Еще один фанатичный национал-социалист. Вы бы оценили его… гм!.. энтузиазм. Правда, порядочный грубиян. Между прочим, в данный момент я хотел бы официально выразить свое удивление тем, что он замешан в чем-то преступном.
Кребс достал ручку. Глобус продолжал:
– Булер похищал произведения искусства. Штукарт их получал. Положение Лютера в министерстве иностранных дел позволяло ему свободно выезжать за границу. Мы полагаем, что он тайком вывозил из рейха определенные ценности и продавал их.
– Где?
– Главным образом в Швейцарии. И в Испании. Возможно, в Венгрии.
– Когда Булер вернулся из генерал-губернаторства?
Небе поглядел на Марша, и тот ответил:
– В 1951 году.
– В 1951 году это место стало хранилищем их сокровищ.
Небе опустился на стул и стал медленно вращаться на нем, изучая поочередно каждую стену.
– Удивительно. Это, должно быть, одна из лучших частных коллекций в мире.
– Одна из лучших коллекций в руках преступника, – отрезал Глобус.
– Да-а. – Небе прикрыл глаза. – Такое количество шедевров, собранных в одном месте, притупляет чувства. Я хочу на воздух. Дайте мне руку, Марш.
Когда он поднимался, было слышно, как скрипят старые кости. Но в руку Марша он вцепился стальной хваткой.
Небе расхаживал по веранде позади виллы, опираясь на трость, – тук, тук, тук.
– Булер утопился. Штукарт застрелился. Ваше дело, Глобус, решается само собой довольно убедительно, так что не требуется такой затруднительной процедуры, как суд. Если верить статистике, шансы Лютера остаться в живых весьма невелики.
– Кстати, у герра Лютера действительно плохое сердце. Как утверждает его жена, результат нервного напряжения во время войны.
– Вы меня удивляете.
– По словам жены, ему нужен отдых, лекарства, покой – ничего этого в данный момент у него нет, где бы он ни находился.
– Это деловая поездка…
– Он должен был вернуться из Мюнхена в понедельник. Мы проверили в «Люфтганзе». В тот день среди пассажиров не было никого по фамилии Лютер.
– Может быть, бежал за границу?
– Возможно. Но сомневаюсь. Придет время, мы его выследим, где бы он ни прятался.
Тук, тук. Марш восхищался цепким умом Небе. В бытность комиссаром полиции Берлина в тридцатых годах он выпустил пособие по криминалистике. Марш вспомнил, что во вторник вечером видел его на полке у Котха в отделе дактилоскопии. Оно все ещё считалось образцовым учебником.
– А вы, Марш? – Небе остановился и повернул назад. – Что вы думаете о смерти Булера?
Неожиданно вмешался молчавший все время Йегер:
– Если позволите, мы всего лишь собирали информацию… – выпалил он волнуясь.
Небе стукнул палкой по камню.
– Вопрос адресован не вам.
Маршу зверски хотелось курить.
– У меня только предварительные замечания, – начал он и провел рукой по волосам. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Главное – не с чего начать, подумал он, а чем кончить. Глобус, сложив руки на груди, вперил в него взгляд. – Партайгеноссе Булер, – продолжал Марш, – умер между шестью часами в понедельник вечером в шестью часами следующего утра. Мы ждем протокола о вскрытии, но причиной смерти вполне определенно является утопление – легкие наполнены жидкостью. Это свидетельствует о том, что он дышал, когда попал в воду. Нам также известно от часового на дамбе, что в течение этих решающих двенадцати часов Булер не принимал никаких посетителей.
Глобус кивнул:
– Таким образом, самоубийство.
– Необязательно, герр обергруппенфюрер. К Булеру не приезжали посетители по суше. Но на деревянной пристани есть свежие царапины, что дает основания предполагать, что к ней, возможно, причаливало судно.
– Лодка Булера, – возразил Глобус.
– Булер не пользовался своей лодкой много месяцев, а может быть, и лет. – Теперь, когда он овладел вниманием этой небольшой аудитории, Марш почувствовал прилив бодрости и ощущение раскованности. Речь полилась быстрее. Тише, сказал он себе, будь осторожен. – Когда вчера утром я осматривал виллу, пес Булера был заперт в кладовке. На нем был намордник. Голова с одной стороны была ободрана до крови. Я задал себе вопрос: зачем человеку, задумавшему совершить самоубийство, так поступать со своей собакой?
– А где она сейчас? – спросил Небе.
– Моим людям пришлось её пристрелить, – ответил Глобус. – Бедное животное взбесилось.
– Ах да. Разумеется. Продолжайте, Марш.
– Думаю, что напавшие на Булера люди высадились поздно ночью, в темноте. Если помните, в понедельник ночью была гроза. На озере было неспокойно – это объясняет царапины на причале. Думаю, что собака была настороже и они оглушили её, надели намордник и застали Булера врасплох.
– И бросили его в озеро?
– Не сразу. Несмотря на увечье, по словам сестры, Булер был хорошим пловцом. Об этом говорит и его мощный плечевой пояс. Когда тело привели в порядок, я осмотрел его в морге и обнаружил кровоподтеки вот здесь, – Марш дотронулся до щек, – и на внешней стороне десен. На кухонном столе стояла недопитая бутылка водки. Думаю, в протоколе о вскрытии будет отмечено содержание алкоголя в крови Булера. Считаю, что его силой заставили выпить, раздели догола, вывезли на лодке в озеро и выбросили за борт.
– Интеллигентское дерьмо, – возразил Глобус. – Скорее всего, Булер надрался, чтобы хватило духу свести счеты с жизнью.
– Сестра Булера утверждает, что он был трезвенником.
Наступило долгое молчание. Марш слышал, как тяжело дышит Йегер. Небе глядел вдаль, за озеро. Наконец Глобус проворчал:
– Чего не объясняет эта фантастическая теория, так это того, почему таинственные убийцы просто не всадили пулю в башку Булера – и дело с концом.
– Я бы сказал, что здесь все ясно, – ответил Марш. – Они хотели инсценировать самоубийство. Однако грубо сработали.
– Интересно, – пробормотал Небе. – Если самоубийство Булера сфабриковано, тогда логично предположить то же самое в отношении Штукарта.
Небе по-прежнему смотрел на Хафель, и Марш сначала не понял, что реплика адресована ему.
– Я и пришел к такому выводу. Поэтому прошлой ночью побывал в квартире Штукарта. Думаю, в убийстве Штукарта участвовали три человека: двое в квартире, один в подъезде, делая вид, что чинит лифт. Звук электродрели должен был заглушить выстрелы, дав возможность убийцам скрыться до обнаружения трупа.
