Владимир Васильев - Зверь в каждом из нас
– Что там, Ваня? – стараясь хранить хотя бы внешнее спокойствие спросил Коршунович.
Рядом выпрямился Виталий Лутченко, оторвавшись от очередной распечатки аналитиков.
Группа со вчерашнего дня ожидала новостей: сибиряки намедни сообщили, что в Ашгабате объявились Саймон Варга и Сулим Ханмуратов, предположительно контактировавшие с волками и исчезнувшие вместе с ними. Причем, объявились открыто, что выглядело неописуемой глупостью. А значит – что-то за этим неожиданное крылось.
Шабанеев молча сунул в руку шефу селектоид-полиморф и коснулся сенсора «Воспр», а сам тем временем попытался отдышаться.
– Совсем ты форму потерял, – буркнул Коршунович неодобрительно. – Думаешь, раз спец, можно жирком обрастать?
Шабанеев молча отмахнулся, а в следующий момент Коршуновичу стало не до одышки своего подчиненного: он вперился в глаз-экранчик и затаил дыхание.
«Сегодня ночью в столице Туркменистана Ашгабате группой патриотически настроенных офицеров пограничной охраны был осуществлен государственный переворот. Президент страны Кокташ Алескеров взят под стражу и объявлен низложенным вместе со всем кабинетом. Руководство страной возложил на себя некто Саймон Варга, доселе возглавлявший анонимную миссию в Туркменистане…»
Коршунович лихорадочно принялся крутить ус антенны, но тут же сообразил, что сигнал идет не из эфира, а в записи, и ограничился увеличением яркости. Но увы: кадров прошедшей ашгабатской ночи странслировали очень мало, в основном показывали миловидную дикторшу с очень серьезным видом читавшую экстренное сообщение. Глаза у дикторши были совершенно квадратные и растерянные – она, казалось, и сама не верила в то, что произносила.
Вокруг сгрудились оперативники – Лутченко, Сурнин, Свирский, Баграт…
Сообщение было коротким, скупым и сухим. Оно и понятно – Земля не знала насильственной смены государственных мужей уже больше двухсот лет.
По окончании сообщения Коршунович размышлял около минуты.
– Хлопцы, – скомандовал он. – Готовимся к отъезду. Кто-нибудь, подайте мне на связь Золотых. Здесь оставить только экспертов из группы Сурнина. Живо, собираем барахлишко!
Шабанеев не успел вызвать генерала Золотых – тот объявился на связи сам.
– Палыч? – Золотых было слышно плохо, словно звонил он из самых потаенных глубин преисподней. – Будь здрав. В курсе уже?
– Ашгабатских новостей? Только что просмотрел запись.
– Стареешь, – буркнул Золотых. – Такое нужно в прямом эфире отслеживать.
– Я на объекте. Какой тут, к лешему, эфир? Спасибо, что хоть запись сразу же притащили… Ладно, что у вас?
– Я в воздухе, – сообщил Золотых. – Вообще-то мы направлялись в Ашгабат, но теперь, понятно, нас не пропустят. Будем садиться где-нибудь у границы, полагаю недалеко от Ургенча.
– А не лучше ли с Туранской стороны? Там ближе.
– Не лучше, Палыч. Тогда Туран сразу как бы активно входит в дело, а оно нам надо? Тут еще Европа и Балтия, да и Японокитай… Короче, мне сверху намекнули – не стоит. Допляшем и из Узбекистана. Честно говоря, я и на это не слишком надеялся.
Коршунович жадно внимал, время от времени перекладывая трубку из руки в руку и вытирая о штанину потную ладонь.
– В общем, собирай, наверное, манатки и дуй к нам. И учти: я тебе неофициально звоню, так сказать по дружбе.
– Интересно, – пробурчал Коршунович, – чем это я сподобился, господин новоиспеченный генерал?
– Не рычи, – парировал Золотых. – Мне намекнули тут – опять же сверху – что России нужно всецело содействовать в первую очередь. Я и содействую. И, кстати, не расслабляйся, сейчас твоей группе официальные директивы пойдут, из Москвы. Косяком. Жирным таким косяком, причем одна другой страшнее и путанее. Я тебе просто время экономлю – собирайся прямо сейчас.
– Понял, – вздохнул Коршунович. – Спасибо, Семеныч… Точные координаты конечного пункта не забудь сообщить.
– Уж не забуду, – пообещал Золотых. – В плане, так сказать, всецелого содействия в первую очередь…
Коршунович медленно отнял трубку от уха.
– Что там? – с тревогой осведомился Лутченко – первый помощник и правая рука.
– А ничего особенного. Советуют собираться и двигать к границам Туркмении.
– А ведь мы уже и так собираемся! – хмыкнул Лутченко.
– Ну, – Коршунович поскреб небритую щеку, – у вас не самый глупый начальник в бюро, не находишь?
Лутченко ухмыльнулся.
– Ладно, Виталик, – Коршунович нетерпеливо повел рукой. – Давай, шевелись. Оборудование бросай, пусть Сурнин пользуется. Махолет вызвал?
– Наш? Или сибирский?
– Какой наш, он весь день пилить сюда будет. Сибирский, из Алзамая.
– Вызываю…
– И Шпаковского банду пни. Они в теплушках, поди, прохлаждаются.
– Заметано, Палыч. Уже бегу.
Лутченко сделал повелительный жест Шабанееву, неосознанно повторяя недавнее движение шефа, и опрометью помчался к оперативной теплушке.
* * *На юге были пески и туркменская граница. На севере – рукав мутной Амударьи. На западе – Хива. На востоке – Хазарасп.
Золотых отнял от глаз местного выроста бинокль (дающий, к слову говоря, весьма приличную картинку) и невольно окинул взглядом еще пару дней назад совершенно девственный клочок каракумской пустыни.
Его было не узнать. Там и сям возвышались над песками буро-рыжие маскировочные тенты. Под наспех сооруженными грибами прятались от солнца незадействованные в данную минуту селектоиды. Чуть поодаль выпадала из череды барханов ровная посадочная площадка с десятком махолетов по краешку. При необходимости сюда мог сесть и небольшой самолет-транспортник. Врытые в песок мачты поддерживали полуметровые чаши антенн-излучателей стратосферной связи.
«А ведь еще день-два, – подумал Золотых, – и нечто подобное будет наблюдаться по всему периметру туркменской границы.»
Генералу Золотых очень хотелось в это верить.
– Господин генерал! – обратился к Золотых новичок-связист. – Борт с русскими на подлете. С русскими и балтийцами, борт наш, сибирский. Их под Алзамаем подобрали.
– Пусть садятся, – сказал Золотых и потер раскрасневшиеся от бессонницы глаза.
«Что за жизнь, – подумал он с легким раздражением. – Не было дел, не спал в ожидании новостей. Навалились новости – не сплю, потому что некогда. Только в любом случае – один черт не сплю. Как же жить дальше-то?»
Не хватало еще закемарить прямо здесь, на пороге импровизированного штаба.
Минут через пять послышался нарастающий гул самолета – Золотых всегда удивляло: чему там гудеть? Не механизм ведь, не железка. Селектоид, квазиживой организм. Все равно гудит. От скорости, что ли? Трение о воздух, то-се…
Как ни странно, но Золотых действительно не знал почему гудят самолеты. Наземные экипажи – те передвигаются почти бесшумно. Если здоровы и вдоволь накормлены, естественно.
Вскоре в небе без всякого бинокля можно было разглядеть темную точку приближающегося борта. Он дотянул до условного посадочного коридора, сделал контрольный круг над полосой, зарулил на посадку и начал снижаться.
Золотых вдруг осознал, что последние дни ему очень не хватало присутствия Вениамина Коршуновича, коллеги-россиянина. Работать рядом с ним было удивительно легко и комфортно, даже несмотря на то, что каждый работал на свою страну, а следовательно – кое-что придерживал в секрете. В рукаве. Но даже в условиях подобной неполной откровенности Золотых мог со спокойным сердцем взвалить некоторую часть дел на Коршуновича и его группу. Балтийцам, европейцам – этим Золотых не доверял. Не говоря уж о сотрудниках туранских или японокитайских служб. А россиянам – легко. Может быть потому, что сибиряки – те же русские? Потому, что Россия и Сибирь разделены весьма условной границей? Несмотря на некоторое охлаждение отношений при Самойлове, бывшем президенте России, обе страны очень быстро вернулись к безвизовому режиму и практически открытой границе. Чуть ли не у каждого сибиряка есть родственники в России, а у русского – в Сибири. Слишком уж велика территория для одной страны – наверное поэтому Сибирь в свое время и отделилась от России. Как известно, чем дальше от столицы – тем больше беспорядка, тем обильнее коррупция и взяточничество среди чиновников. Вот и пришлось провести по Уралу границу, и объявить второй столицей Красноярск. И однажды утром около ста миллионов вчерашних россиян вдруг обнаружили, что отныне они граждане Сибири…
Самолет сел. Генерал Золотых очнулся от раздумий, снял с шеи ремешок бинокля, пристроил уже успевший задремать селектоид на раскладном столе и направился к летному полю.
Коршуновича он хотел встретить лично.
* * *С реабилитации Генриха отозвали рано утром в понедельник. Генрих, естественно, еще спал, ибо кто осмелится нарушать распорядок на реабилитации? Директор медцентра, кряжистый боксер, слегка обрюзгший в последние годы, но отнюдь не потерявший непреклонности, живо построил бы нарушителя, как выражались в медцентре, «на подоконнике» и выразил ему укоризну. А что такое укоризна старика-Вермайера Генрих не хотел даже вспоминать.
