Флибустьер. Вест-Индия - Ахманов Михаил Сергеевич
— Хрм… — произнес наконец Седов. — Что мы вчера пили, братцы? Что ели и где сидели?
Он решил твердо придерживаться версии о своем французском происхождении и капере, который доставил его в эти удивительные края. Он чувствовал, что все другие варианты чреваты большими неприятностями, в сравнении с коими купанье под килем — детские забавы. Инстинкт подсказывал ему, что впредь, до выяснения всех обстоятельств, лучше оставаться Андре Серра, внебрачным сыном маркиза из Нормандии, как его далекий предок Пьер.
Огромная ладонь Хенка гулко стукнула о спину Мортимера.
— Ха! А я что говорил? Тот хранцузик, тот! Мортимер поморщился и почесал между лопаток.
— Пили джин и ром, ели индюка, а сидели в кабаке папаши Пью. Лучший кабак в Бас-Тере!
— В Бас-Тере, значит… — повторил Серов. Он точно помнил, что летел с Камчатки в Москву, а не в этот неведомый Бас-Тер. Даже место с таким названием было ему незнакомо. Почесав в затылке, он поинтересовался: — А где это? Где этот чертов Бас-Тер?
— Или все еще пьян, или безумен, — буркнул Мортимер. — Прах и пепел! То-то, гляжу, он на нас набросился! Как есть бесноватый! Из-за такого ублюдка нас трижды прополоскали!
— Ну, а меня шесть раз, — миролюбиво заметил Серов. — Так где же все-таки кабак папаши Пью?
— В Бас-Тере, на Тортуге, — прогудел Хенк. — В одном плевке от Эспаньолы [4].
— В Вест-Индии, — добавил Мортимер.
— А сейчас мы где?
— В той же Вест-Индии, лигах в пятнадцати к западу от Тортуги, — сообщил Мортимер, ковыряя в зубах. — Это корыто — фрегат «Ворон», двадцать четыре орудия и сто тридцать парней на палубе. Все пропили, прогуляли… Теперь идем испанца добывать.
— Вот как, — молвил Серов и глубоко задумался. В Вест-Индию он вроде бы не собирался, и мыслей о том, как он сюда попал, у него не имелось. Ровным счетом никаких! Вздохнув, он спросил:
— А что это значит — добывать испанца?
Хенк с Мортимером переглянулись и захохотали. В смехе их не было ничего обидного — скорее удивление, чем издевка. Мортимер откинулся назад, прицелившись носом в потолок, Хенк согнулся и трясся, как в припадке лихорадки. Серов терпеливо ждал, рассматривая двух приятелей. Вернее, их одежду, тоже довольно странную: полотняные штаны до колена, цветастые рубахи с закатанными рукавами и широкие кожаные пояса. Хенк был в сапогах, Мортимер бос, зато его синяя рубаха выглядела целой, а у Хенка — сплошная рванина. Отсмеявшись, Мортимер сказал:
— Ну, ты… как тебя?.. Эндрю?.. Ты-то сам чего сюда явился? За испанским золотишком или индюшек жрать? Карманцы у тебя, я думаю, дырявые… Думаю, ни земель, ни угодий у тебя не водится, а вот долгов — как навоза в хлеву! Еще думаю, не прикончил ли ты кого в своей прекрасной Франции?
— Много думаешь, — буркнул Серов и погрузился в молчание. В голове у него царил кавардак, только крутились строчки из старинной песенки: пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо и бутылка рома! Он уже не сомневался, что попал на пиратское судно, и оставалось лишь сообразить, как он очутился здесь и куда пропали самолеты, машины, небоскребы, трансатлантические лайнеры и другие признаки цивилизации.
Хороший вопрос! Из тех, от которых едет крыша! Прищурившись, Мортимер поглядел на него и промолвил:
— Ты, Эндрю, очень похож на парня, у которого проблемы. Я прав, Хенк?
— Клянусь мачтой и якорем! — подтвердил его приятель.
«Знали бы вы о моих проблемах!..» — с тоской подумал Серов, откашлялся и произнес:
— Проблема, конечно, есть. Я ведь на «Викторьез» нанимался, а очутился на «Вороне».
— Один дьявол, — утешил его Хенк, подбрасывая в огромной ладони кости.
— Дерешься ты здорово, — добавил Мортимер. — Но зубы мои целы, и я на тебя сердца не держу. Покарай меня Господь, если так! И Хенк не держит… Верно, Хенк?
— Верно, — прогудел великан.
— Так что о «Викторьезе» ты забудь, а поклонись Старику и скажи, что спал и видел, как бы поплавать на «Вороне». А мы, — Мортимер положил руку на мощное плечо приятеля, — мы тебя в подельники возьмем. Ты как, Хенк?
— Отчего же не взять. — Покосившись на Серова, Хенк потер колено. — Лягаться он горазд!
— В подельники — это как? — полюбопытствовал Серов.
— А так, — любезно сообщил Мортимер, — что если тебе кишки выпустят или вышибут мозги, то Хенк и я получим твою долю. Ну, а если с Хенком что случится, то мы с тобой его наследники.
За свои мозги и кишки он, кажется, не беспокоился. Серов, впрочем, тоже; его больше интересовало, где он очутился и как попасть обратно в цивилизованное общество. Может быть, открыть глаза и проснуться? Но вроде бы глаза и так открыты…
— Этот Старик, которому я должен поклониться, кто он такой? Пил, козлина фиолетовый?
— Пил — помощник Старика, — объяснил Мортимер, — и с ним ты, парень, не заводись. Ради Христа и Девы Марии! Нам подельник с дырявой шкурой ни к чему, а Пил на это мастер — если не пулей достанет, так клинком. Из королевских флотских офицеров он, из благородных, да только неприятность нажил в Лондоне. Говорят, не тому селезенку проткнул, графу или герцогу… Нет, Старик у нас попроще! Старый добрый Джозеф Брукс с Барбадоса… Хотя под горячую руку лучше ему не попадаться — или башку проломит, или ножиком пырнет. Он у нас большой любитель ножиков.
— Учту, — пообещал Серов, соображая, как бы подобраться к самому главному вопросу. Ничего не надумал и вымолвил: — Денек-то нынче хороший, солнечный… Вот только какой? Запамятовал я что-то.
— Среда, — сказал Мортимер, — среда, а может, пятница. Надо у Тома Садлера спросить. Том — казначей и дни считать умеет.
— Это не важно, среда или пятница, — буркнул Серов. — Я насчет года интересуюсь. Да и месяц бы узнать неплохо.
Хенк вцепился в бороду, хлопнул глазами, а Мортимер издал странный звук, что-то среднее между хрюканьем и взвизгом. Потом он поглядел на Серова с сожалением, вздохнул и произнес:
— Говорил мне папаша, что пьянство не к добру! Два стакана в день, и больше христианской душе не положено. Больше — это уже не от Господа, а от дьявола… А дьявол ум смущает, мрак наводит, от коего затмение в голове и нехороший трепет в членах. Дьявол, он во всяком кувшине, если допить его до дна! А ты сколько выпил? — Тут он уставился на Серова. — Сколько, спрашиваю? Не меньше четырех, должно быть, раз память отшибло!
— Ты мне проповеди не читай, не старайся, — усмехнулся Серов. — Сам-то помнишь, какой нынче год?
— Помню, помню! Я-то помню! — Мортимер погрозил ему пальцем. — Том Садлер говорит, что новый век недавно наступил, и в Старом Свете наступил, и в наших Индиях, и в Святой Земле, а это значит, что год у нас тысяча семьсот первый от Рождества Христова. Точно, тысяча семьсот первый! Чтоб мне дерьмом ослиным подавиться, если не так!
Улыбка на лице Серова погасла.
Глава 5
АБОРДАЖ
Вечером принесли еду — по два сухаря на нос, жесткую, как подошва, солонину и флягу с водой. Зубы у Серова были хорошие; он сгрыз сухари, прожевал мясо и, припомнив один из рекламных слоганов, буркнул: «Ваша собака светится здоровьем». Потом запил свой скудный ужин, сделав несколько глотков из фляги. Вода оставляла желать лучшего — набрали ее недавно, но она уже припахивала бочкой, которую наверняка не чистили пару лет.
Вскоре Хенк и Мортимер захрапели, растянувшись около бочонков со смолой. Мортимер посвистывал носом, Хенк издавал мощные звуки, словно бульдозер, пытавшийся сдвинуть неподъемную кучу земли. Серов лег на спину, уставился в крохотное оконце, в котором сияли звезды, прислушался: кроме храпа доносился плеск волн, поскрипывание рангоута и негромкие голоса. Звезды тут были необычайно яркими, ярче, чем в Турции и Италии, где ему случалось бывать по розыскным делам.
— Вест-Индия, — пробормотал Серов, — Мексиканский залив, Карибское море… Это какие же широты? В Старом Свете — Нигер, Египет, Аравия… Ну и занесло! Куда как далеко! И когда! Тысяча семьсот первый… Двести семьдесят лет до моего рождения!