Мешок с костями - Кинг Стивен
— Ты меня поблагодарила, — сухо ответил я. — Этого более чем достаточно. Честное слово.
— По-твоему, это благодарность? — Она нервно рассмеялась. — Майк, тебе сорок, не восемьдесят. Ты не Гаррисон Форд [111], но мужчина видный. Ты талантлив, мне с тобой интересно. Ты мне очень нравишься, и я хочу, чтобы ты был со мной. Хочешь, чтобы я сказала «пожалуйста»? Нет проблем. Пожалуйста, будь со мной.
Да, она говорила не только о благодарности. В этом у меня сомнений не было. Я вот знал, что в тот день, когда я вернулся к работе, она звонила мне, одетая в белые шорты и топик. Знала ли она, что в тот момент было на мне? Снилось ли ей, что я лежу с ней в постели и мы трахаемся до умопомрачения, а в саду горят японские фонарики, и Сара Тидуэлл предлагает свой вариант игры в рифмы, придуманной седой нанни: мэндерлийский вариант, с сэндерли и кэндерли?
Просила ли она во сне делать все, что я захочу?
И потом, эти люди из холодильника.
Еще одна связывающая нас ниточка, пусть она и тянется из потустороннего мира. Я не решался сказать Мэтти о том, что творилось в моем доме, но она, возможно, и так это знала. В глубине подсознания. В ее подвале, где трудятся синие воротнички. Ее парни и мои парни, члены одного невидимого профсоюза. И возможно, моя сдержанность обусловливалась не высокой нравственностью. Может, я чувствовал, что наше единение опасно?
Но меня так тянуло к ней!
— Мне нужно время, чтобы подумать.
— Ты думаешь не о том. Ты меня хочешь?
— Так хочу, что меня это пугает.
И прежде чем я успел сказать что-то еще, мой слух уловил знакомую мелодию. Я повернулся к парнишке с гитарой. Он покончил с репертуаром раннего Боба Дилана [112] и заиграл песню, от слов которой губы поневоле растягивались в улыбку.
«Рыбацкий блюз». Сочиненный и впервые исполненный Сарой Тидуэлл и «Ред-топами». А уж потом кто только не пел эту песню, от Ма Рейни [113] до «Лавин спунфул» [114]. Сара Тидуэлл обожала песни с, мягко говоря, очевидным подтекстом.
Но прежде чем парнишка начал второй куплет, в котором пелось о том, как глубоко может уйти снасть, на эстраде громко ударили в барабан и певец «Каслрокцев» объявил в микрофон: «Полная тишина, мы начинаем!» Парнишка убрал руку со струн, жонглер перестал ловить индейские дубинки, и они попадали на траву. «Рокцы» грянули марш, под который так и хотелось кого-то пришибить, а Кира прибежала к нам.
— Пьедставление законтилось. Ты йасскажешь мне сказку, Майк? О Гансе и Мансе?
— О «Гансе и Гретель», — поправил я Ки. — С удовольствием. Но в более тихом месте. От этого оркестра у меня болит голова.
— У тебя болит голова от музыки?
— Немножко.
— Тогда пойдем к машине Мэтти.
— Отличная мысль.
Кира побежала вперед, чтобы занять скамейку на краю парка. Мэтти тепло улыбнулась мне и протянула руку. Наши пальцы тут же переплелись, словно проделывали это не один год. «Я хочу, чтобы начали мы медленно, практически не шевелясь, — подумал я. — И я захвачу с собой самую толстую, прочную и длинную снасть. Ты можешь на это рассчитывать. А потом мы поговорим. Возможно, даже увидим, как зарождающийся рассвет выхватывает из темноты мебель. Когда ты в постели с любимой, особенно в первый раз, пять утра — священное время».
— Тебе надо иногда отдыхать от своих мыслей, — заметила Мэтти. — Готова спорить, большинство писателей так и делают.
— Скорее всего ты права.
— Как мне хочется, чтобы мы оказались дома! Я бы зацеловала тебя, чтобы тебе стало не до слов. А если у тебя и появились бы какие-то мысли, то они пришли бы к тебе в моей постели.
Я посмотрел на красный диск заходящего солнца.
— Даже если бы мы перенеслись сейчас в трейлер, Кира еще не заснула бы.
— Это правда, — в ее голосе звучала печаль. — Правда.
Кира уже добежала до скамейки, стоящей у щита с надписью «Общественная городская автостоянка», и забралась на нее, держа в руке набивную собачку, подарок «Макдональдса». Я попытался убрать руку, но Мэтти не разжала пальцы.
— Все нормально, Майк. В Эл-би-ша их учат, что друзья всегда держатся за руки. Только взрослые вкладывают в это иной смысл.
Она остановилась, посмотрела на меня.
— Я хочу тебе кое-что сказать. Может, для тебя это пустяк, но для меня — нет. До Лэнса у меня никого не было. И после тоже. Если ты придешь ко мне, то будешь у меня вторым. Больше говорить об этом я не буду. Сказать «пожалуйста» — можно, но умолять я не стану.
— Я…
— На ступеньках, что ведут к дверце трейлера, стоит горшок с помидорами. Ключ я оставлю под ним. Не думай. Просто приходи.
— Не сегодня, Мэтти. Я не могу.
— Сможешь, — возразила она.
— Скоее, копуси, — крикнула Кира, подпрыгивая на скамейке.
— Это он копуша! — откликнулась Мэтти, ткнув меня кулаком в ребра. А потом добавила шепотом:
— Копуша во всем. — Высвободила руку и побежала к дочери. Загорелые ноги так и мелькали под подолом белого платья.
В моем варианте «Ганса и Гретель» колдунью звали Деправия. Кира смотрела на меня во все глаза, когда я добрался до того места, где Деправия просит Ганса высунуть пальчик из клетки, чтобы она увидела, достаточно ли он откормлен.
— Страшно? — спросил я.
Ки энергично замотала головой. Я искоса глянул на Мэтти. Она кивнула и махнула рукой, предлагая мне продолжить, и я рассказал сказку до конца, Деправия сгорела в печи, а Гретель нашла ее загашник с выигрышными лотерейными билетами. Дети купили себе водный мотоцикл и жили долго и счастливо на восточном берегу озера Темный След. К тому времени «Каслрокцы» мучили Гершвина, а красный диск солнца уже коснулся западного горизонта. Я отнес Киру к «скауту», посадил на детское сиденье, закрепил ремень безопасности и вспомнил, как в прошлый раз помогал усаживать девочку и случайно коснулся груди Мэтти.
— Надеюсь, после этой сказки тебе не приснится страшный сон. — Едва эти слова сорвались с моего языка, я осознал, до чего же ужасная эта сказка.
— Стйасные сны мне не снятся, — буднично так ответила Ки. Улыбнулась. — Холодильник. — Она повернулась к Мэтти. — Покажи ему кьоссфойд, Момми.
— Ой, спасибо, я чуть не забыла. — Мэтти порылась в бардачке и достала сложенный листок. — Эта надпись появилась на холодильнике сегодня утром. Я скопировала ее, послушав Ки. Она сказала, ты знаешь, что это такое. Сказала, что в кроссвордах ты — дока.
Говорил ли я Кире о том, что увлекаюсь кроссвордами? Почти наверняка нет. Удивило меня, что ей об этом известно? Да нет же. Я взял листок, развернул, взглянул на запись:
d
go
W
ninely2
— Это кьоссфойд, Майк? — спросила Кира.
— Похоже на то… только очень простой. Но если он что-то и означает, пока я не знаю, что именно. Могу я забрать этот листок?
— Да, — кивнула Мэтти. Вновь взявшись за руки, мы обошли «скаут» спереди, держа курс на водительскую дверцу.
— Дай мне немного времени. Я понимаю, это фраза женщины, но…
— Бери, — кивнула она. — Только не слишком много.
Но проблема-то заключалась в том, что никакого времени мне и не требовалось. Я знал, что нам вдвоем будет очень хорошо. В постели. А потом?
Без этого «потом» мы обойтись не могли. Я это прекрасно понимал, да и Мэтти тоже. С Мэтти «потом» обещало растянуться на долгие годы. Такая перспектива пугала, но и манила.