Терри Пратчетт - Незримые Академики
– Он тяжело дышит, – сказал Чудакулли. Это замечание было излишним, поскольку от храпа тряслись ворота.
Аркканцлер присел на корточки и приложил ухо к груди библиотекаря.
– Сомневаюсь, что его отравили, – наконец изрек он.
– Почему? – спросил Думминг.
– Я по природе не мстительный человек, но если кто-нибудь отравит нашего библиотекаря, то я лично позабочусь о том, чтобы университет выследил отравителя при помощи всех имеющихся в нашем распоряжении магических, мистических и оккультных средств и сделал его жизнь такой ужасной, что он и представить себе не может! Более того, что и я представить себе не могу. И даже не сомневайтесь, господа, что я уже предпринял кое-какие шаги.
Думминг оглядывался, пока не заметил Ринсвинда.
– Профессор Ринсвинд, вы были… то есть вы его друг. Что вам стоит сунуть пальцы ему в глотку или что-нибудь такое?
– Ну нет, – сказал Ринсвинд. – Я очень привязан к своим пальцам и смею надеяться, что они также привязаны ко мне.
Шум толпы становился все громче. Люди пришли смотреть футбол, а не дебаты.
– Но доктор Газон еще здесь, – продолжал Ринсвинд. – Он, между прочим, зарабатывает на жизнь тем, что сует пальцы в разные места. Он в этом спец.
– Ты прав, – сказал судья. – Давайте поручим ему и второго пациента.
Он повернулся к Чудакулли.
– Вам придется выставить второго запасного игрока.
– Сейчас выйдет Тревор Навроде, – сказал аркканцлер.
– Нет! – воскликнул Трев. – Я обещал своей старушке.
– А я думал, ты часть команды.
– Да, сэр, типа того… я помогаю и все такое… но я обещал своей старушке, сэр, когда папаша умер. Да, да, меня внесли в список, но кто же думал, что так обернется?
Чудакулли уставился на небо.
– Что ж, господа, я полагаю, что нельзя требовать от человека, чтобы он нарушил обещание, данное старушке матери. Это хуже, чем убийство. Нам придется играть вдесятером. Как-нибудь обойдемся.
Редактор «Таймс», сидя в своей хлипкой будочке, взял блокнот и объявил:
– Я пойду туда. Глупо сидеть здесь сложа руки.
– Вы собираетесь на поле, сэр?
– По крайней мере, я хоть пойму, что происходит.
– Вряд ли судья вам разрешит, сэр!
– Ты будешь играть, Трев? – спросила Гленда.
– Я же сказал! Сколько раз надо повторить? Я обещал своей старушке!
– Но ты в команде, Трев.
– Я обещал своей старушке!
– Да, но, разумеется, она бы поняла.
– Легко тебе говорить. Откуда ты знаешь?
– О, есть разные варианты, – жизнерадостно отозвался какой-то голос.
– Здравствуйте, доктор Икс, – сказала Гленда.
– Я, как вы понимаете, подслушал ваш разговор. Если мистер Навроде скажет мне, где похоронена его мать, а судья даст небольшую отсрочку, может быть, я сумею…
– Так я тебя и подпущу с лопатой к моей матери! – заорал Трев. По его лицу катились слезы.
– Трев, мы тебя понимаем, – сказала Гленда. – Старушка мать – это всегда нелегко… – И она добавила, даже не задумываясь о смысле своих слов: – И я не сомневаюсь, что Джульетта тоже поймет.
Она взяла его за руку и увела с поля. Трев был прав, все пошло наперекосяк. Лучезарные перспективы начали увядать.
– Вы подарили им гол, сэр, – напомнил Думминг, когда они с Чудакулли заняли свои места на поле.
– Я верю, что из мистера Натта получится неплохой вратарь, – ответил Чудакулли. – И я покажу им, что бывает с теми, кто пытается отравить волшебника!
Прозвучал свисток.
– ДВАДЦАТЬ ОТЖИМАНИЙ! Прошу прощения, господа, я сам не знаю, что говорю…
Вот что бывает с теми, кто пытается отравить волшебника: в футболе у них появляется преимущество, хотя бы на некоторое время. Отсутствие профессора Макароны стало смертельным ударом для «Незримых Академиков». Он был краеугольным камнем, на котором основывалась стратегия университетской команды. Осмелев, «Юнайтед» ринулись в бой.
«И все-таки, – думал редактор «Таймс», лежа на кромке поля со своим иконографом, – волшебники как-то держатся». Он писал с бешеной скоростью, стараясь не обращать внимания на обертки от пирогов, пивные бутылки, банановые шкурки и сальные пакетики из-под гороха, которые градом сыпались на поле. У кого сейчас мяч? Редактор заглянул в список игроков, который успел набросать. Ах да. «Юнайтед» прорвались на сторону противника, и мяч у Энди Шенка, весьма неприятного молодого человека, но… на поле явно происходит что-то выходящее за рамки нормальной футбольной тактики. Несколько игроков «Юнайтед» выстроились вокруг Энди – таким образом, он бежит, окруженный телохранителями. Даже товарищи по команде как будто не понимают, что происходит, но мистер Шенк, тем не менее, нанес уверенный удар по воротам… и мяч ловко перехвачен в воздухе мистером Наттом». Редактор заглянул в шпаргалку: «Орк». Он дописал: «…которому привычно хватать большие круглые предметы». Но потом он устыдился и вычеркнул эти слова. «Как бы низко мы ни пали, – сказал де Слов сам себе, – мы все-таки не желтая пресса».
Орк.
Натт пританцовывал в воротах, ища взглядом того, кто мог что-нибудь сделать с мячом.
– Мне что, тут весь день торчать, орк? – поинтересовался Энди, стоя прямо перед ним. – Давай поживей, орк. Что, никто не бежит на помощь, а, орк? Говорят, у тебя когти. Покажи нам когти, орк. Тогда мячик лопнет.
– По-моему, у вас серьезные психологические проблемы, сэр.
– Чего?
Натт перебросил мяч через голову Энди, и где-то в толпе игроков, которые принялись за него драться, послышался хруст, затем вопль, затем свисток, а за свистком – общее пение. Оно началось где-то в районе миссис Аткинсон, но быстро распространилось по всему стадиону:
– Орк, орк, орк, орк, орк, орк, орк!
Чудакулли, пошатываясь, поднялся на ноги.
– Эти сукины дети меня зажали, Генри! – заорал он едва слышным сквозь пение голосом. – Мое колено! Будь оно неладно!
– Кто это сделал? – поинтересовался судья.
– А я откуда знаю? На поле треклятая мешанина, точь-в-точь как в старой игре! И сделай так, чтоб они перестали петь, провались оно совсем! Я вовсе не желаю это слушать!
Аркканцлер Генри поднял рупор:
– Мистер Боров!
Капитан «Юнайтед» протолкался сквозь толпу. Вид у него был смущенный.
– Вы в состоянии контролировать своих фанатов?
Боров пожал плечами:
– Звиняйте, сэр, но что тут поделаешь?
Генри обвел глазами Иппо. Действительно, что тут поделаешь? Это была Толкучка. Толпа, у которой нет главных. Нет руки, по которой можно хлопнуть, задницы, которую можно пнуть. Нет даже адреса. Толкучка пела, потому что пел каждый.
– По крайней мере, вы способны контролировать свою команду? – поинтересовался он. К его удивлению, мистер Боров опустил глаза.
– Не знаю, сэр. Звиняйте, сэр, оно как-то так получилось.
– Еще один инцидент подобного рода, и я прекращаю матч. Советую тебе уйти с поля, Наверн. Кто тебя замещает?
– Я сам! – ответил Чудакулли. – Но, учитывая обстоятельства, я назначаю помощником мистера Шноббса.
– Шнобби Шноббса? – уточнил бывший декан.
– Мы не родственники, – немедленно отозвался слугобраз Шноббс.
– Ладно, это еще куда ни шло, – вздохнув, сказал Трев. – Шнобси и сам не дурак подраться.
– Но цель футбола – не драка, – возразила Гленда. – И знаешь что? – добавила она, повышая голос, чтобы перекричать стальной рев толпы. – Что бы там ни думал бывший декан, сейчас он не сможет остановить игру. Стадион просто взорвется!
– Ты так думаешь?
– Ты только послушай. Знаешь, ты прав. Тебе нужно отсюда убираться.
– Ни за что!
– Ты можешь сделать полезное дело и забрать Джульетту. Отведи ее туда, где стоит старина Ваймси и его ребята. Держу пари, они ждут прямо за воротами. И поторопись, пока по лестнице еще можно пройти. Как только игра возобновится, шанса не будет.
Когда Трев ушел, Гленда зашагала вдоль боковой линии туда, где над своими пациентами стоял на страже доктор Газон.
– Этот ваш маленький саквояжик, сэр…
– Что?
– Подозреваю, вам понадобится сумка побольше. Как там профессор Макарона?
Упомянутый профессор лежал на спине, глядя в небо с выражением незамутненной радости на лице.
– Ну, с ним я легко разобрался, – ответил доктор. – В ближайшее время играть он точно не будет, вот я и влил в него капельку кое-чего, чтобы он не грустил. Впрочем, изрядную капельку кое-чего.
– А библиотекарь?
– Я позвал двух парней, которые помогли перевернуть его вниз головой, и беднягу вырвало. Он еще нетвердо стоит на ногах, но, кажется, все не так скверно. Хотя икает он, как пьяный попугай[22].
– Мы не думали, что так будет, – сказала Гленда. У нее возникло ощущение, что хаос на поле нуждается в некотором оправдании.
– Да, обычно никто не думает, – отозвался доктор.
Они оба повернулись, поскольку шум толпы изменился. Джульетта, сверкая и сияя, спускалась с трибуны. Молчание шло за ней по пятам, как безнадежно влюбленный пес. А следом двигались Пепе и внушительная туша мадам Шарн, вполне способная сыграть роль баррикады в том случае, если Иппо суждено было превратиться в арену военных действий. Трев тащился в хвосте, словно запоздалая мысль.
