Стелла Геммел - Город
– Причина упадка Города – это вы, наши враги, синекожие! А Бессмертный только и хочет мира для своего народа!
– Тогда зачем же он начал войну? – Мэйсон тонко улыбнулся.
– Война длится веками. Императора никак нельзя винить за нее!
– А давно ли он правит?
– Не знаю. Очень давно. Он уже был императором, когда я родилась. Я однажды видела его в отцовском доме…
– И сколько лет ему было тогда?
– Ну… лет тридцать… – Она задумалась. – Или сорок… Я совсем ребенком была, откуда мне знать!
– А в ту недавнюю вашу встречу?
– Лет пятьдесят с небольшим, так я бы сказала, – проговорила она, вспомнив золотой – а может, серебряный? – блеск волос императора, когда он забирался в черную карету. – Ну… шестьдесят…
– Однако ты сама мне сказала, что это был единственный император, которого знал твой отец. Сколько лет твоему отцу?
Индаро не была уверена, что в самом деле говорила такое… ну да не в том суть. Ее отец был очень стар. Она, пожалуй, никого и не знала из его ровесников. А вот точнее… Ей не хотелось сознаваться, что она даже не знала, сколько лет отцу.
– Он старик, – сказал Мэйсон. – У него была жена прежде твоей матери?
– Да.
– И небось, не одна?
– Да.
– И дети?
– Да.
– Ты с ними знакома? С его детьми от других жен?
– Насколько мне известно, они все умерли.
Она уже не испытывала прежней уверенности. Император должен быть старше ее отца, но человек, которого она видела, выглядел вполовину моложе. Ей поневоле вспомнилась поговорка, популярная у кухарок: когда Бессмертный еще пешком под стол ходил. Означало это – давным-давно, в незапамятные времена. Но нельзя же каждую фигуру речи в расчет принимать…
Потом она вспомнила один разговор с Феллом. И сказала Мэйсону, стараясь говорить веско:
– У императора полным-полно двойников. Может статься, я и не его самого видела.
– Речь не о том. Твоему батюшке, небось, уже за восемьдесят? Императору должно быть еще больше. Так почему он моложавых двойников выставляет? Политику запутывания ведет?
– Может, ему не чуждо тщеславие и он хочет в глазах народа выглядеть помоложе? – упрямо ответила Индаро. – Будь иначе, я весьма удивилась бы. У каждого свои маленькие слабости есть!
– Если это правда, он вообще не может позволить себе показываться народу, ведь он в преклонных годах, а его двойники – мужчины в расцвете сил!
– Не исключено, что так оно и есть, – сказала Индаро.
Ей было не по себе. Она в который раз спросила себя, зачем этот Мэйсон каждый день является к ней и ведет бесконечные разговоры, пытаясь поколебать ее мнение о Городе и его императоре. Какая ему разница, во что она верит?
– Ты к чему клонишь? – спросила она. – Хочешь сказать, что Бессмертный просидел на троне, сколько люди вообще не живут? – Она улыбнулась и пошутила: – А вдруг он правда бессмертный?
Мэйсон не ответил, лишь поднял брови.
– Только недоумки и суеверные полагают, что он никогда не умрет, – добавила она. – Это все сказки. Он обычный человек вроде тебя.
– Нет, Индаро, – заверил Мэйсон. – Я вовсе не утверждаю, что император бессмертен. Но и обычным человеком вроде меня он не является!
* * *Камера Фелла была сложена из холодного камня. Зарешеченное оконце выходило в центральный внутренний дворик Цитадели и находилось прямо на уровне земли. Когда шел сильный дождь, а такое в Старой Горе случалось постоянно, вода затекала внутрь, разливалась по полу и убегала в щель под тяжелой деревянной дверью. Для троих солдат комната была маловата, и, по мере того как дни делались все прохладнее, сырой холод пробирал до костей. Гаррета уже донимал мучительный кашель. Ловчий не торопился выздоравливать после операции, как на то надеялся Фелл; северянин целыми днями лежал, устремив взгляд в потолок. Каждому предоставили тощий тюфяк, постланный на топчан, чтобы не промокал на вечно мокром полу. Еды давали мало, зато регулярно.
Никто с пленными не разговаривал. В двери был устроен выдвижной лоток. С его помощью внутрь переправляли еду, а наружу – ведро с нечистотами. Когда начались осенние холода, тем же способом передали дополнительные одеяла. Раздавая их товарищам, Фелл решил про себя, что зима им предстояла длинная…
На другой же день после этого дверь камеры распахнулась и вошли двое вооруженных стражей. Один ткнул пальцем в Фелла и указал на выход. Фелл посмотрел мимо него: там стояли еще воины с оружием. Он вышел, провожаемый безмолвными взглядами сокамерников.
Шагая в окружении стражи, Фелл испытывал смешанные чувства. Он был рад, что окончилось долгое ожидание, надеялся разузнать, что там с Индаро и зачем их вообще здесь держат. Допроса с пристрастием он не боялся. Просидев в плену битых три месяца, он все равно ничего не мог рассказать врагам ни о расположении войск, ни о замыслах командования. Если на то пошло, он и прежде был не слишком об этом осведомлен. С другой стороны, он был человеком предусмотрительным и осторожным, а потому не мог не задумываться об участи, ожидавшей его и других пленных в руках вооруженного врага.
Его провели через широкую мощеную площадь перед Цитаделью. Он посмотрел вверх. Башня была сложена из громадных камней, очень тщательно подогнанных, так чтобы держались без строительного раствора. Кладка была зеленой от мха и лишайника, что позволяло судить о почтенном возрасте здания. Окон с этой стороны он не приметил – над ним высилась безликая стена с единственной дверью, высокой, но узкой. К ней вели крутые ступени.
Перед самым входом Фелл чуть помедлил, как бы для того, чтобы бросить взгляд вокруг. Стражник, шедший сзади, налетел на него, выругался на своем языке и втолкнул пленника внутрь. А выучка-то хромает, с пробудившимся интересом сообразил Фелл. Здоровенные бородачи, увешанные оружием, а о том, что от пленника надо бы держаться на расстоянии, и не подозревают! Он легко убить мог в тот момент. Да и еще одного-двух в придачу… На душе сразу стало легче, в голове в первый раз за много недель начали оформляться какие-то планы.
Его вынудили подняться на несколько пролетов, и он оказался в комнате с голыми стенами, где всю обстановку составляли стол и два жестких стула. За столом сидел гладко выбритый человек.
– Садись, пожалуйста, – вежливо сказал этот человек. – Меня зовут Мэйсон.
– Фелл Эрон Ли. – Пленник кивнул и проявил ответную вежливость.
– И ты командуешь, вернее, командовал отрядом в Третьей Приморской? Вы себя называли Дикими Котами?
Фелл кивнул.
– Под началом полководца Флавия Ранделла Керра?
– Да.
– И какого ты мнения был о нем как о солдате?
– Он полководец, а не солдат.
Фелл решил не ограничиваться обычным сообщением имени и армейского звания. Если он сбежит… то есть когда он сбежит, он должен знать все, что только можно будет здесь выяснить. А если хранить каменное молчание, то ничего и не разузнаешь.
– Ты не на допросе, – улыбнулся Мэйсон.
– Во всяком случае, вопросы ты задаешь.
– Это я так… – Тот развел руками. – В порядке светской беседы.
– Думаю, у тебя есть масса занятий поинтереснее, чем светские беседы вести. У меня тоже, кстати. Вши сами себя не выберут.
Мэйсон, что-то писавший на листке бумаги, поднял глаза.
– Сознаюсь: я одержим прошлым, – доверительно сообщил он Феллу. – Когда я только оказался в Старой Горе, а случилось это больше года назад, исполнилась моя давняя мечта попасть в это место. Меня привело сюда важное задание, и внешне, надеюсь, я успешно сохранял деловой и уверенный вид. Однако сердцем я чувствовал себя пятилетним мальчишкой, который разворачивает подарок ко дню рождения. Каждый день вслушивался в тишину… здесь ведь очень тихо, если ты заметил. Ты, наверное, привык к совсем другой жизни – то в сражениях, то в тесноте Города, который мы между собой называем навозной кучей, помойкой и крысиным гнездом. Да кому я рассказываю… Так вот, я день за днем наслаждался тишиной этой крепости, и мне казалось, будто я слышу эхо шагов людей, выстроивших ее много тысячелетий назад…
Он посмотрел на Фелла. Тот слушал его с непроницаемым видом.
– Они были великими строителями и замечательными математиками, – продолжал Мэйсон. – Они оставили нам множество чудес, вырезанных в вечной скале. Они поклонялись звездам и полагали, что солнце и луна тоже суть звезды, просто их пути пролегли вблизи нашего мира. Они разговаривали на языке, которого мы больше не понимаем; нам достались тысячи образцов изящного, изысканного письма, над расшифровкой коего до сих пор бьются наши ученые. Люди всего мира восхищаются народом туоми – все, кроме населения Города, ибо они о туоми слыхом не слыхивали. Они вообще не знают ни о чем, расположенном вне их стен… Так ведь?
Фелл не ответил.
– Я очень надеюсь, – доброжелательно проговорил Мэйсон, – по окончании этой войны… или ближе к ее завершению… посетить ваш Город и пройтись по его улицам, вслушиваясь в отзвуки прошлого. И быть может, ты присоединишься ко мне.
