Джон Толкин - Возвращение короля
– Я вот замечаю, друг мой Фангорн, что ты говоришь как бы невзначай в прошедшем времени: «слушал, лез, сгинул». Это как? Он что, умер?
– Да вроде бы пока что не умер, – сказал Древень. – Только вот нет его. Ну да, уже семь дней, как нет. Я его выпустил. От него мало что осталось, когда он уходил, а уж от этого его гаденыша – едва одна тень. Ты мне вот что, ты не говори мне, Гэндальф, что я, мол, обещался его стеречь. Обещал-то я обещал, но с тех пор мало ли что случилось. Он у меня до поры и сидел, чтобы чего не натворил. Ты-то лучше меня знаешь, что я пуще всего не люблю держать всякую живность взаперти, а нет надобности – так и не надо. Пускай себе змея ползает, коли в клыках у нее нет яду!
– Да, это ты, пожалуй, прав, – сказал Гэндальф, – только у этой змеи, боюсь, яд остался. Голос у него ядовитый, и ты, Древень, какой ни на есть мудрый, а поддался на его уговоры, он ведь знает, как тебе польстить. Ладно уж, нет его, с тем и пошел он к лешему. Только вот башня-то Ортханка все-таки принадлежит князю. Ну разве что она ему покамест не понадобится.
– Это мы посмотрим, – сказал Арагорн, – пусть он-ты и дальше здесь распоряжаются, лишь бы глядели за Ортханком: сюда никто не войдет?
– Заперта башня, – сказал Древень. – Я велел Саруману ее запереть и отдать мне ключи. Они у Скоростеня.
Скоростень склонился, точно дерево под ветром, и вручил Арагорну два черных узорчатых ключа на стальном кольце.
– Еще раз тебе спасибо, – сказал Арагорн, – и до свидания. Лес твой пусть растет мирно и пышно. А когда зарастет равнина, хватит тебе места к западу от гор, где ты, бывало, бродил.
Древень опечалился.
– Леса-то вырастут, – сказал он. – Вырастут, разрастутся. А онты – нет. Где у нас малыши?
– Зато ищи теперь за своими пределами, – сказал Арагорн. – Ведь края на востоке открыты, теперь тебе никто не мешает.
Но Древень грустно покачал головой.
– Далеконько туда идти, в незнакомые края, – сказал он. – И уж очень там много людей развелось! Заговорился я, правда, простите! Может, вы отдохнете, побудете у нас? Через Фангорн можно поехать – путь-то короче.
И он поглядел на Келеборна и Галадриэль.
Но, кроме Леголаса, все торопились домой – на юг или на запад.
– Ладно, Гимли, пошли! – сказал Леголас. – С позволенья самого Фангорна я таки навещу все здешние низины и погляжу на деревья, каких нигде больше нет в Средиземье. И ты, Гимли, никуда не денешься, уговор дороже денег: сперва напрямик через Фангорн в Лихолесье, а там и до вас рукой подать.
Гимли согласился, хотя, похоже, без всякой радости.
– Ну, вот и конец нашему содружеству Хранителей! – сказал Арагорн. – И все же надеюсь, что вы не замедлите вернуться в наши края – и вернетесь с великой подмогой.
– Вернемся, ежели нас отпустят, – сказал Гимли. – Прощайте, стало быть, милые мои хоббиты! Сделайте одолжение, возвращайтесь домой целы и невредимы, а то что же мне из-за вас беспокоиться! Будет вам весточка, будьте уверены, да еще, глядишь, и увидимся; боюсь только, не все соберемся.
Древень попрощался со всеми поочередно и трижды поклонился Келеборну и Галадриэли – неторопливо поклонился и очень уважительно.
– Давно уж, давненько мы не виделись, стволы и камни не упомнят. Да уж, – сказал он, – а ванимар, ванималион ностари! Оно вроде бы и грустно, что только под конец привелось свидеться. Да, весь мир нынче меняется: вода не та, земля другая да и воздух какой-то не такой. Ну ладно, повидались все-таки напоследок, а больше-то, наверно, и не увидимся.
– Пожалуй что и так, о Старейший, – отозвался Келеборн.
Но Галадриэль сказала:
– Нет, в теперешнем Средиземье мы не увидимся, пока не всплывут из морской пучины затонувшие земли Белерианда. А тогда, может статься, и встретим новую весну в ивняках Тасаринена. До нескорого свидания!
Мерри и Пин прощались со старым онтом последними, и он повеселел, глядя на них.
– Ну что, резвые мои малыши, – пророкотал он, – а не испить ли нам с вами водицы на дорожку?
– Мы с удовольствием, – в один голос сказали они, и Древень повел их в древесную сень, где стояла большая каменная корчага; он с краями наполнил три кубка, и хоббиты не спеша пили; пил и онт, не сводя с них огромных таинственных глаз.
– Вот, пожалуй, с вас и хватит, – лукаво заметил он. – Ишь ведь как выросли с прошлого-то раза!
Они рассмеялись и осушили кубки.
– Ладно, пока прощайте, – сказал Древень. – И если дойдет до вас какая молва про онтиц – пришлите мне весточку.
Он помахал всем своей ручищей и скрылся среди деревьев.
* * *Теперь они поехали быстрее, направляясь к Вратам Ристании, и распрощались с Арагорном близ того места, где Пин сунул нос в ортханкский палантир. Хоббиты приуныли: сколько довелось им пройти с Арагорном, из скольких бед он их выручил!
– Эх, нам бы теперь палантир, чтоб видеться и разговаривать с далекими друзьями! – вздохнул Пин.
– Для этого годится только один, – сказал Арагорн. – В Зрячем камне Минас-Тирита ты ничего не углядишь, а что увидишь – не поймешь. Ортханкский же палантир нужен Государю, чтобы озирать свои владения и не терять из виду своих подданных. Ты, кстати, не забывай, Перегрин Крол, что ты – гондорский витязь. Даю тебе бессрочный отпуск, но в любой день могу снова призвать тебя в строй. И помните, дорогие мои друзья-хоббиты, что северные земли тоже мне подвластны и что раньше или позже я туда наведаюсь.
Затем Арагорн простился с Келеборном и Галадриэлью; и Владычица сказала ему.
– Эльфийский Берилл, мрак рассеялся, и все надежды твои сбылись. Живи же счастливо!
– Прощай, родич! – сказал Келеборн. – Да не постигнет тебя моя судьба, да пребудет царство твое в целости и сохранности!
Час был вечерний, и когда они, отъехав с милю, обернулись, то увидели Государя Элессара и его витязей в лучах закатного солнца: червонным золотом сверкали сбруи и пламенела белая мантия Арагорна; он воздел руку, и ярким прощальным блеском вспыхнул зеленый берилл.
* * *Вслед за излучиной Изена они свернули на запад и выехали через Врата Ристании в Дунланд, на Сирые Равнины. Дунландцы разбегались и прятались при виде эльфов, хотя эльфы сюда забредали редко. Путники же на туземцев внимания не обращали: напасть не осмелятся, а припасов у них было вдосталь. Ехали они снова не спеша, разбивали шатры когда и где вздумается.
На шестой день после разлуки с Арагорном проезжали редколесье у западных подножий Мглистых гор. К закату выехали на опушку – и нагнали старика с посохом, в грязновато-белых, не то серых лохмотьях; за ним тащился другой нищеброд, стеная и причитая.
– Да это ты, Саруман! – сказал Гэндальф. – Куда путь держишь?
– Тебе-то что? – отозвался тот. – Хочешь, как прежде, мне указывать, не нарадовался моей беде?
– Ответы сам знаешь, – сказал Гэндальф. – И указывать тебе не хочу, и беде твоей не радуюсь. Близится конец моим заботам: нынче обо всем печется Государь. Дождался бы ты его в Ортханке – удостоверился бы в его мудрости и милосердии.
– Хорошо хоть успел уйти вовремя, – сказал Саруман, – пусть подавится своей мудростью и милосердием. Так и быть, отвечу на твой вопрос: я выбираюсь из его государства.
– И опять ты избрал неверный путь, – заметил Гэндальф. – Эдак ты никуда не выберешься. Значит, помощь нашу ты отвергаешь? Ибо она тебе предлагается.
– Помощь? Мне? – процедил Саруман. – Нет уж, чем так улыбаться, ты лучше скалься. И Владычице я не верю: она всегда ненавидела меня и строила козни тебе на пользу. Да и сейчас, наверно, повела вас этим путем, чтобы полюбоваться на мое унижение. Знал бы я, что вы за мной гонитесь, не пришлось бы вам злорадствовать.
– Саруман, – сказала Галадриэль, – есть у нас дела и заботы поважнее, чем гоняться за тобой. Тебе просто-напросто повезло: в последний раз осенила тебя удача.
– Если и точно в последний, то я этому рад, – отозвался Саруман, – больше, стало быть, не осенит, вот и спасибо. Мои удачи все позади, а ваших мне не надо. Да и так ли уж вы удачливы? – И глаза его злобно засветились. – Езжайте, езжайте! – напутствовал он. – Я недаром был книжником столько долгих веков. Вы обречены, вы своими руками погубили себя. В скитаньях я буду тешиться мыслью, что, разрушив мой дом, вы низвергли свой собственный. И что же это будет за корабль, который унесет вас в безбрежный океан? – ядовито спросил он. – Это будет серый корабль, полный призраков. – И он разразился скрипучим, зловещим смехом. – Вставай, дурак! – крикнул он своему спутнику, который съежившись сидел на земле, и ударил его посохом. – Пошевеливайся! Нам с этой знатью не по пути, придется сворачивать. Живей, а то ни корки хлеба не дам на ужин!
Сгорбленный нищий с кряхтеньем поднялся на ноги, хныча:
– Бедный, бедный старый Грима! Бьют его и ругают, ругают и бьют. Да будь он проклят! Ох, как же мне уйти от него!
– Уходи – и все тут! – сказал Гэндальф.
