Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)
Мурило смотрел в зеркало на создание, которое с чудовищным терпением сидело перед закрытой дверью. Он содрогнулся при виде огромных черных рук, густо поросших волосами, очень похожими на шерсть. Тело его было мощным, широким и сутулым. Обтягивающая неестественно широкие плечи ярко-алая мантия треснула по швам, и Мурило заметил, как в дыры выбиваются те же самые густые черные волосы. Морда, выглядывающая из-под капюшона, была звериной, но Мурило понял, что Набонидий говорил правду, когда сказал, что Тхак – уже не совсем животное. Было нечто такое в его красных мутных глазках, в неуклюжей стати существа, во всем его внешнем облике, что незримо, но явственно отличало его от настоящего зверя. В этом теле монстра ютились душа и разум, в которых уже пробивались ростки человеческой натуры. Мурило ужаснулся, заметив несомненное сходство между собой и этим квадратным чудовищем, и ему стало плохо при мысли о том, из каких неведомых глубин звериной сущности вышло человечество, пройдя сквозь боль и мучения.
– Он наверняка видит нас, – пробормотал Конан. – Почему он не нападает? Он же с легкостью может разбить окно.
Мурило сообразил, что Конан считает зеркало обычным окном, в которое они смотрят.
– Он нас не видит, – откликнулся жрец. – Мы смотрим в комнату, которая находится над нами. Дверь, которую охраняет Тхак, – та самая, что расположена на верхней площадке лестницы. Это всего лишь система зеркал. Видите вон те зеркала на стене? Они передают изображение комнаты в те трубки, вниз по которым его несут уже другие зеркала, так что в конце концов оно в увеличенном виде попадает вот на это большое зеркало.
Мурило понял, что жрец на несколько столетий опередил свое время, доведя до ума столь выдающееся изобретение, но Конан отнес все уловки на счет колдовства и более не забивал себе голову подобными сложностями.
– Я приказал построить эти подземелья в качестве временного убежища. Ну и еще темницы, разумеется, – продолжал жрец. – Мне случалось прятаться здесь, и с помощью зеркал я видел, как судьба настигает тех, кто злоумышлял против меня.
– Но почему Тхак стережет дверь? – пожелал узнать Мурило.
– Должно быть, он услышал, как упала решетка в туннеле. Ее механизм соединяется с колокольчиками в покоях наверху. Он знает, что в подземелье кто-то есть, и теперь ждет, чтобы этот «кто-то» поднялся по лестнице. О, он хорошо усвоил уроки, что я преподал ему. Он видел, что случалось с теми людьми, которые выходили в эту дверь, когда я дергал за веревку, висящую вон на той стене, и намерен повторить мои действия.
– И что же мы будем делать, пока он ждет? – требовательно спросил Мурило.
– Мы ничего не можем сделать, разве что наблюдать за ним. Пока он сидит в комнате, мы не можем рисковать и подняться по лестнице. Он обладает силищей настоящей гориллы и запросто может разорвать нас на куски. Но ему совсем необязательно напрягаться; если мы отворим дверь, все, что от него требуется, – потянуть за веревку и отправить нас в тартарары.
– Каким же образом?
– Я обещал помочь вам бежать, – резонно заметил жрец, – а не выдать свои секреты.
Мурило уже открыл было рот, чтобы возразить, но вдруг оцепенел. Чья-то рука осторожно раздвинула портьеры в одном из дверных проемов. В щелке появилось темное лицо, и сверкающие глаза со злобой уставились на приземистую фигуру в ярко-алой мантии.
– Это же Петреус! – прошипел Набонидий. – Митра, что за сборище стервятников!
Лицо в щели между портьерами не шевелилось. За плечом незваного гостя возникли другие лица – темные и худые, на которых читалось злобное нетерпение.
– Что они здесь делают? – пробормотал Мурило, непроизвольно понижая голос, хотя и понимал, что они не могут его услышать.
– Что может делать Петреус и его банда молодых националистов в доме Красного Жреца? – рассмеялся Набонидий. – Смотрите, как яростно они прожигают взглядами фигуру, которую полагают своим заклятым врагом. Они повторяют вашу ошибку; будет забавно взглянуть на выражения их лиц, когда они поймут, в чем дело.
Мурило не ответил. Происходящее отдавало настоящим сюрреализмом. У него возникло такое чувство, будто он смотрит представление в театре кукол или что он превратился в бестелесного призрака, отстраненно наблюдающего за действиями живых, одушевленных людей, в то время как они не замечают его присутствия.
Он увидел, как Петреус предостерегающе поднес палец к губам и кивнул своим сообщникам. Молодой вельможа не знал, заметил ли Тхак их присутствие. Обезьяна оставалась в прежней позе, по-прежнему сидя спиной к двери, за которой толпились заговорщики.
– Им пришла в головы та же мысль, что и вам, – прошептал ему на ухо Набонидий. – Разве что они руководствуются патриотическими, а не эгоистичными мотивами. Теперь, когда собака мертва, попасть в мой дом не составляет труда. О, какая возможность раз и навсегда избавиться от них! Если бы я сидел на месте Тхака, даже мне хватило бы секунды, чтобы шагнуть к стене и потянуть за веревку…
Петреус неслышно вошел в комнату, его сообщники последовали за ним, сжимая в руках тускло поблескивающие кинжалы. Внезапно Тхак выпрямился и повернулся к ним. Перед заговорщиками предстала его жуткая морда, когда они ожидали увидеть ненавистное, но знакомое лицо Набонидия, и нервы у них не выдержали, как давеча у Мурило. Петреус отшатнулся с пронзительным криком, увлекая за собой сообщников. Они попятились, спотыкаясь и наталкиваясь друг на друга, и в это мгновение Тхак, одним мощным прыжком покрыв отделявшее его от стены расстояние, сильно дернул за бархатную веревку, висевшую возле двери.
Портьеры моментально разъехались в стороны, открывая дверной проем, в котором что-то заблистало холодным серебряным блеском.
– Он запомнил! – Набонидий пришел в восторг. – Эта тварь – наполовину человек! Он видел, как это делал я, видел, что было потом, и запомнил все! Смотрите, вот сейчас! Смотрите! Смотрите!
Мурило понял, что дверной проем перегородило толстое стекло. Через него ему были хорошо видны мертвенно-бледные лица заговорщиков. Петреус, выставив перед собой руки, словно собираясь отразить нападение Тхака, принялся ощупывать прозрачную преграду, после чего, судя по движению губ, что-то сказал своим сообщникам. Теперь, когда портьеры разъехались в стороны, мужчины из подземелья могли видеть все, что происходит в комнате, в которой оказались заперты националисты. А те в панике бросились к двери, через которую, очевидно, и вошли, но вдруг замерли на месте, словно натолкнувшись на невидимую стену.
– Рывок веревки изолировал комнату, – рассмеялся Набонидий. – Все очень просто: стеклянные панели опускаются по канавкам, выдолбленным в дверных рамах. Веревка освобождает удерживающую их пружину. Они скользят вниз и запечатывают комнату, а поднять их можно только снаружи. Разбить стекло невозможно, это не удалось бы даже с помощью кувалды. Ага!
Запертые в комнате люди впали в истерику; они беспорядочно метались от одной двери к другой, тщетно колотя по стеклянным перегородкам и грозя воздетыми кулаками черной фигуре, сидящей на корточках по другую сторону. А потом один из них поднял голову, взглянул наверх и дико закричал, судя по движениям его губ, тыча пальцем в потолок.
– Падение перегородок выпустило облака смерти, – разразившись злобным хохотом, пояснил Красный Жрец. – Это – пыльца серого лотоса из Мертвых Болот, что раскинулись за обитаемыми землями Кхитая.
В центре потолка повисла гроздь золотистых бутонов; они раскрылись, как лепестки большой чайной розы, и из них вниз заструилось серое облако, быстро заполнившее собой всю комнату. Истерика у людей мгновенно сменилась безумием и ужасом. Попавшие в ловушку заговорщики зашатались и принялись бегать по кругу, натыкаясь на стены, как пьяные. На губах у них выступила пена, и они зашлись надрывным жутким смехом. Мужчины в ярости набросились друг на друга, пустив в ход кинжалы и зубы; комната превратилась в сумасшедший дом, объятый приступом кровавого безумия. Мурило едва не стошнило, пока он, не отрываясь, смотрел на то, что происходит наверху, и он был рад хотя бы тому, что до них не долетают крики и вопли обреченных, от которых наверняка содрогались стены проклятой комнаты. Все происходило совершенно беззвучно, как в картинках, которые показывают на белой простыне.
А за стеклянной перегородкой, вскидывая огромные волосатые лапы, приплясывал и подпрыгивал в приступе злобной радости Тхак. За плечом Мурило заливался злорадным издевательским хохотом Набонидий.
– Ха, вот это удар, а, Петреус? Смотрите, кишки наружу! А теперь твоя очередь, мой патриотичный друг! Они все уже попадали и лежа рвут плоть мертвецов зубами!
Мурило содрогнулся. Стоящий рядом с ним киммериец негромко выругался на своем непонятном языке. В комнате, подернутой серым туманом, пировала смерть; израненные и изуродованные заговорщики лежали неопрятной кровавой кучей, их раскрытые рты и незрячие глаза на окровавленных лицах запрокинулись кверху, откуда медленно оседала серая пелена.
