Джо Аберкромби - Полмира
– Это ж мне не снится, нет?
И он подошел чуть ближе, и видно было, как кадык дернулся – сглотнул.
– Н-нет…
И он смотрел на ее губы. Смотрел так, словно видел там что-то такое очень интересное, и она боялась до смерти, как никогда еще в жизни не боялась.
– Что мы делаем? – пискнула она – со страху голос стал совсем тоненьким. – В смысле, понятно, что мы… да.
Боги, а вот это ложь, она вообще не понимает, что происходит! Вот жалко, Скифр ее не научила любовному искусству! Ну или как это называется…
– В смысле, понятно, что мы сейчас делаем, но ведь…
И он нежно положил ей палец на губы:
– Заткнись, Колючка.
– Ладно, – выдохнула она и поняла, что уперлась ему в грудь рукой, словно желая оттолкнуть. Она ведь так привыкла отталкивать людей, особенно его, и она заставила себя согнуть руку и просто положить ладонь ему на грудь. Оставалось надеяться, он не заметит, как эта ладонь дрожит.
И Бранд подошел поближе, и ей вдруг до смерти захотелось развернуться и убежать, а потом ее разобрал глупый смех, и она глупо булькнула горлом, не давая смеху вырваться, а потом его губы дотронулись до ее губ. Осторожно, очень нежно, в одном месте, в другом, и тут она поняла, что у нее открыты глаза. И она их быстренько закрыла. Еще б придумать, куда девать руки. Прям как деревянная она вся! А потом ее отпустило.
Он ткнулся в нее носом, и ей стало немного щекотно.
Он тихонько кашлянул, она тоже.
И она прихватила его губу своими, потянула, обняла его за шею и прижала к себе, их зубы с клацаньем столкнулись, и они быстренько расцепились.
Вот тебе и поцелуй. Совсем не похоже на то, как она себе это представляла, боги, сколько же раз она это себе представляла. А ей было очень, очень жарко. Может, от бега, но она же сколько бегала, а ни разу так жарко не было.
Она открыла глаза – он смотрел на нее. Вот этим своим взглядом. И челка на лицо падает. Конечно, это был не первый ее поцелуй, но те ей казались детской игрой. А тут все иначе. Это как настоящий бой отличается от поединка на тренировочной площадке.
– Ух, – выдавила она. – А это… приятно.
И она отпустила его руку и ухватила его за рубашку, и притянула его к себе, и он улыбнулся уголком рта, и она улыбнулась в ответ…
И тут за дверью загремели.
– Рин, – пробормотал Бранд.
И словно по команде, оба обратились в бегство. Дальше по коридору, как воришки, которых застали на месте преступления, потом они сталкивались боками на лестнице, хихикали, как два дурачка, влетели к нему в комнату, Бранд быстро захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, словно ее дюжина разъяренных ванстерцев штурмовали.
И они притаились в темноте, тяжело дыша.
– Почему мы убежали? – прошептал он.
– Не знаю, – шепнула она в ответ.
– Думаешь, она нас слышит?
– А вдруг? – ужаснулась Колючка.
– Не знаю…
– Значит, это твоя комната?
Он вытянулся, улыбаясь, как король, только что одержавший победу на поле битвы.
– Да. У меня есть своя комната.
– Как и подобает такому герою, – сказала она и обошла ее кругом, внимательно разглядывая.
Много времени это не заняло. В углу стояла кровать с тюфяком, укрытая старым, вытертым до ниток Брандовым одеялом, а в другом стоял, открытый, его рундук. И меч, который раньше принадлежал Одде, у стены. Все. Ну и голые доски пола и голые стены. И тени по углам.
– Мебели не многовато?
– Я еще не все купил…
– Ты еще ничего не купил, – отозвалась она, снова разворачиваясь к нему.
– Здесь, конечно, совсем не так, как во дворце Императрицы, извини уж.
Она фыркнула:
– Я зимовала под перевернутым кораблем с сорока мужиками. Думаю, я как-нибудь потерплю.
Он смотрел на нее, не отрываясь. Она подошла поближе. Этот взгляд. Немного голодный. Немного испуганный.
– Значит, останешься?
– Сегодня у меня других дел нет…
И они снова поцеловались – на этот раз крепче. Теперь уж она не волновалась ни из-за сестры Бранда, ни из-за своей матери, вообще ни из-за чего. Она думала только об этом. О поцелуе. Сначала. А потом обнаружилось, что есть и другие части тела… Она удивилась, что это уперлось в ее бедро, и пощупала, а когда сообразила, что это тычется ей в бедро, быстро отстранилась. Потому что почувствовала себя глупо. И испугалась. А еще ей было жарко, и накатило возбуждение, и она вообще не понимала, что чувствует.
– Извини, – пробормотал он, нагнулся и поднял одну ногу, словно пытаясь прикрыть вспухшее под штанами место, и это выглядело так смешно, что она рассмеялась.
Он обиделся:
– Ну и ничего смешного.
– Да ладно тебе.
И она притянула его к себе за руку, и подцепила его ногу своей, и не успел он охнуть от неожиданности, как они повалились на пол, он на спине, а она сверху, оседлав его. Так обычно заканчивались их поединки, только сейчас все было по-другому.
Она прижалась бедрами и задвигалась, взад и вперед, сначала медленно, потом все быстрее. Она вцепилась ему в волосы и подтащила к себе, щетина защекотала ей подбородок, и их губы так тесно прижались друг к другу, что голова заполнилась его обжигающим дыханием.
Она же его сейчас раздавит… Но ей так понравилось ощущение, а потом она испугалась – как же так, ей это нравится! А потом она плюнула и решила, что пусть все идет как идет, а волноваться она будет потом. И она постанывала с каждым выдохом, и тоненький голосок в глубине попискивал, что это глупо и неправильно, но ей было все равно. Он запустил ей руки под рубашку, одна гладила спину, другая ребра, перебирала их одно за другим, и ее сотрясала приятная дрожь. И она отстранилась, тяжело дыша, и посмотрела на него. Он лежал, приподнявшись на локте, и смотрел на нее.
– Извини, – прошептала она.
– За что?
И она разодрала рубашку и стащила ее, и она зацепилась за эльфий браслет на запястье, но все-таки Колючка содрала ее и отбросила.
И на мгновение ей стало стыдно – ну что она за женщина, бледная, плоская, кожа да кости. Но он совсем не выглядел разочарованным, напротив, он обхватил ее и прижал к себе и принялся целовать, покусывая губы. Мешочек с костями отца упал ему на глаз, и она закинула его за плечо. И она принялась расстегивать ему рубашку, путаясь в пуговицах, словно они были с булавочную иголку, провела ему ладонью по животу, запустила пальцы в волосы на груди. Браслет светился мягким золотом, и свет этот отражался у него в уголках глаз.
Он поймал ее руку:
– Мы можем… не делать… ну… этого…
Конечно, они могли не делать этого. Более того, наверняка существовала тысяча причин тому, чтобы этого не делать. Но на каждую из этих причин ей было глубоко наплевать.
– Заткнись, Бранд.
И она высвободила руку и принялась расстегивать ему пояс. Она не знала, что дальше делать, но ведь даже у самых дурных получается…
Так что не так-то уж это все сложно, правда?
Как бы один
Они уснули друг у друга в объятиях, но долго это не продлилось. Как же она мечется во сне! Дергается, извивается, дрожит, пинается и катается с боку на бок! После особо удачного удара коленом в бок он проснулся и выкатился из собственной кровати.
Поэтому он устроился на рундуке, на крышке, отполированной до зеркальной гладкости его собственным задом – сколько ж миль туда и обратно он на нем веслом ворочал! Сидел и смотрел на нее.
Она затихла во сне – лицом вниз, руки широко раскинуты. Луч солнца из узкого окна падал ей на спину, одна рука свешивалась с кровати, на полу золотился отблеск света эльфьего браслета. Одна длинная нога высовывалась из-под одеяла, через бедро шел морщинистый шрам, переплетенные золотыми и серебряными кольцами волосы разметались по лицу, и так видел он половину закрытого глаза и маленький кусочек щеки с похожей на стрелу отметиной шрама.
Понятное дело, сидел он с глупой улыбкой. И слушал, как она храпит. Вспоминал, как она храпела ему над ухом, пока они плыли по Священной и Запретной. И как ему это нравилось. И глазам своим не верил – надо же, случилось. Вот она, обнаженная, лежит в его постели.
А потом он вдруг начал беспокоиться.
Что люди-то подумают? Ну, когда узнают, что они… сделали это? Что скажет Рин? И мать Колючки? А если она забеременеет? Он слышал, что с первого раза обычно ничего не бывает, но вдруг? А ведь она скоро проснется. А что, если она больше не захочет быть с ним? И с чего бы ей вообще этого хотеть? И в самом потаенном уголке души зрел самый страшный вопрос. А что, если она проснется и… ничего такого не скажет? Это что ж, получается, у него теперь девушка есть? И что дальше с этим делать?!
– Боги, – пробормотал он и уставился, моргая, в потолок.
В конце концов, они же ответили на его молитвы и привели ее к нему в постель, правда? Ну так с чего бы им забирать ее из постели?
Всхрапнув особенно сильно, Колючка дернулась, потянулась, сжала кулаки, дернула ногами – мускулы ходуном заходили. Высморкнула из носа соплю, утерлась ладонью, протерла глаза другой ладонью и сбросила спутанные волосы с лица. И вдруг застыла, а потом резко вывернула голову и уставилась на него широко открытыми глазами.
