Роберт Л. Андерсон - Страна снов
Деа рванула маску с его лица.
Глава 30
Раздался звук тысячи разбивающихся окон и крик, такой пронзительный и ужасный, что от него лопалась голова. Дядя Коннора отпустил ее и попятился от кровати, втягивая голову, словно так она не увидит его лица.
Но было слишком поздно.
Сильнейшим порывом ветра комнату разнесло на части. Кровать исчезла, пропали стены и потолок. Дядя Коннора и его сообщник унеслись, крутясь по спирали, во тьму.
– Деа! – Дядя Коннора выкрикивал ее имя, даже когда исчез, даже когда выцвел и рассеялся, как дым на ветру.
Наконец-то можно было отпустить воспоминание и позволить ветру нести себя. Деа будто плыла в темном бассейне. Ей очень хотелось спать, но темноту будоражили крики, всякий раз возвращая ее в сознание.
– Деа, это Кейт. Моргни, если ты нас слышишь!
Будто разряд пробежал по ее телу, и оно загорелось все сразу – пальцы ног и рук, грудь и легкие. Деа очнулась, хватая ртом воздух.
– Давай, держись, останься с нами! – Сверху надвинулось лицо Коннора, большое и белое, как луна. Деа осознала, что лежит на полу, а рядом сидит Коннор, положив ее голову себе на колени. Здесь и Кейт Патински. Голлум стоит, напряженно разговаривая по сотовому. Пластиковый контейнер с вафлями валяется на полу перевернутый, кленовый сироп впитывается в ковер. Даже смешно.
– Деа! – Кейт почти кричала. – Ты нас слышишь?
Деа открыла рот, но вместо ответа вышел лишь хрип. Во рту был вкус пепла. Она сглотнула и попыталась снова:
– Да. – И громче: – Да.
– Ты только нас не оставляй! – Голос Коннора дрогнул. – С тобой все будет хорошо.
У Деа болела голова. В ушах до сих пор звучал вопль – отдаленный, пронзительный. И тут она поняла: это полицейские сирены.
Она попыталась сесть, но это было как идти по воспоминанию Коннора: тело казалось тяжелым, точно железное.
– Вы вызвали полицию, – с упреком сказала она.
– Мы вызвали «скорую», – Коннор поддерживал ее под спину. – Ты не дышала. Я не мог привести тебя в сознание. Я думал… Думал, ты… – он не договорил. Деа впервые заметила, что он плакал, – глаза были красные, голос глухой.
– Нет, – Деа слишком устала, чтобы ссориться. Прижавшись к Коннору, она прикрыла глаза. Как же она устала… – Я не умерла.
Сирены приближались. Их вой напоминал пронзительный зуд огромного насекомого, но у Деа не осталось сил бегать. К тому же она сделала то, что должна была сделать.
Лежать в объятиях Коннора было удивительно приятно. Деа хотела извиниться за вторжение и открытую тайну, но не могла подобрать слова.
– Я тебя не оставлю, – говорил Коннор, гладя ее по волосам. – Я никому не позволю тебя тронуть. Я не дам тебя увезти.
Деа понимала, что Коннору не под силу выполнить эти обещания, но слова были такие хорошие, что она позволила себе поверить.
– Это был Бригс, – выговорила она. – Это его рук дело. Он с самого начала лгал…
– Тс-с, – Кейт легонько похлопывала Деа по колену. – Все хорошо, ты отдыхай.
Деа закрыла глаза, стараясь не обращать внимание на сирены и вообще на весь мир. Главное, что Коннор рядом. Его губы коснулись ее губ – совсем легонько, будто он боялся, что Деа разобьется.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
«Я тоже тебя люблю», – попыталась сказать Деа, увлекаемая теплой волной сна. Она отпустила берег и закачалась на мягких волнах, не противясь больше объятиям темноты.
Еще не открыв глаза, она поняла, что снова оказалась в больнице: запах хлорки говорил сам за себя. Слышались скрип колесиков каталки на линолеуме и ритмичное пощелкивание и гудение десятков приборов.
Она открыла глаза и увидела Бригса, сидевшего в углу. Как только он заметил, что Деа проснулась, то сразу напустил на себя обеспокоенный и даже вежливый вид. Но Деа успела увидеть его истинное лицо: уродливое, расчетливое, жестокое, следящее за ней, как жаба следит за мухой.
– Почему вы здесь? – спросила она. Страха перед Бригсом в ней уже не было, только отвращение. – Где Коннор?
– Тебе тоже доброе утро. – Бригс уперся ладонями о колени и встал. При виде толстых пальцев, клочковато поросших волосом, Деа отвернулась. Горло перехватило – фантомная память о том, как Бригс ее душил. – Коннор дома. У него крупные неприятности, и у тебя тоже.
– Забавно слышать это от вас. – Деа села, радуясь, что на этот раз ее не держат ни капельницы, ни катетер, и спустила ноги на пол: – Вообще-то мы ничего не сделали.
– Ты препятствовала расследованию и присвоила вещественные доказательства. – Бригс скрестил руки на груди. – Ты сбежала, а Коннор тебе помог.
Деа с удовольствием заметила, что ее не переодели в больничное белье, пока она спала, – она лежала в своей одежде. Сдернув куртку с крючка в углу, она с вызовом сказала:
– Так арестуйте меня!
– Арестовывать тебя мы не собираемся, – отозвался Бригс, все еще в образе огорченного папаши. – Я лишь хочу поговорить.
– Мне нечего вам сказать.
– Боюсь, у тебя нет выбора, – заметил Бригс.
Они в упор смотрели друг на друга. С неожиданной яростью Деа шагнула к Бригсу:
– Коннор все помнит. Он знает, что вы сделали.
Бригс слегка отшатнулся – на дюйм, не больше. На долю секунды маска исчезла, и Деа поняла, что он боится. Но тут же полицейский снова улыбнулся, легко и снисходительно.
– Коннор не знает, что он помнит, – напряженно сказал он. – Он пережил сильный стресс и провел много времени в неподходящей компании.
Это был блеф – Деа видела, что Бригс боится, потому что Коннор заговорил и уже рассказывает то, что помнит. Кейт тоже не будет молчать, и в конце концов их услышат.
Ей вдруг до боли захотелось увидеть Коннора и еще раз выслушать признание в любви. Ей хотелось сказать ему то же самое.
– Он хороший парнишка, – продолжал Бригс. – Малость перенервничал из-за тебя. Будь он тебе небезразличен, ты бы оставила его в покое.
Терять Деа было нечего, и она бросила:
– Это вам надо было оставить в покое его мать!
Повисло долгое молчание. Улыбка исказила уголки губ Бригса, как нервный тик.
– У тебя в голове все перепуталось, – произнес он, прилагая усилия, чтобы сохранить привычную маску, сквозь которую проступало его настоящее лицо, увиденное Деа в нескольких дюймах над собой, – взбешенное, жестокое. – Я тебя не виню, ты многое пережила.
Деа устала от этих игр, устала от больницы, от Бригса и Филдинга. От этого дешевого спектакля – Бригс делает вид, что не воспользуется первым же предлогом, чтобы упрятать ее в психушку или тюрьму для малолетних, приняв меры, чтобы она никогда не смогла подойти к Коннору ближе чем на пятьдесят футов. Возле палаты, наверное, охрана… Ее не оставят в покое.
И Деа решилась подыграть.
Она натянула куртку.
– Ну что, когда говорить-то будем?
– Когда захочешь, – Бригс с облегчением выдохнул от смены темы. – В больницу класть тебя не будут, ты свободна.
Деа пожала плечами.
– А, ну конечно. Только зайду на дорожку… – она кивнула на туалет размером не больше шкафа без единого окна.
Бригс жестом показал – да пожалуйста.
Деа прикрыла дверь. Защелки не было, но это мало что меняло: время было на исходе.
Она открыла воду, до отказа выкрутив горячий кран. В зеркале Деа едва узнала себя – она еще больше осунулась, в глазах появился странный блеск. Она смахивала на призрак.
На выходца из иного мира.
Отражение начало тускнеть – поднимавшийся из раковины пар цеплялся за гладкую зеркальную поверхность. Скоро Деа уже не могла различить черты лица – только силуэт. Затем пропал и он. Пар превратился в туман, в тонкую занавеску, за которую можно пройти.
Бригс постучал в дверь:
– У тебя там все нормально?
Деа позволила себе улыбнуться:
– Нормально, сейчас выйду.
Она прижала к зеркалу ладонь. По стеклянной поверхности прошла рябь. Деа ощутила тепло и давление чужой ладони, протянутой из другого измерения.
– Привет, мам, – прошептала она.
Часть IV
Сон, который снится одному, – это сон. Сон, который снится двоим, – это реальность.
Джон ЛеннонГлава 31
Коннор всегда заранее знал о приходе Деа, потому что сперва появлялись птицы – два огромных орла, на мгновение закрывавшие солнце и отбрасывавшие двойную тень. Тогда он оборачивался и видел Деа.
– Привет, – ладонью она прикрывала лицо от солнца, но Коннор видел, что Деа улыбается.
– Ты пришла, – сказал он, идя навстречу. – Я так надеялся, что придешь!
Деа приходила почти каждую ночь, и все равно Коннор мучился целыми днями, гадая, увидит ли ее.
– Пришла, конечно. – Она обняла его за шею и поцеловала, поднявшись на мыски. Губы Деа на вкус были как мед, кожа от солнца стала золотисто-бронзовой и горячей. «В этом мире нет рака, – рассказывала она Коннору. – Так что, может, я еще и курить начну. Правда, тут и сигарет нет».
– Голлум на тебя в претензии, – Коннору нравилось обнимать Деа, легкую и одновременно плотную, осязаемую – и странно мягкую. – Говорит, ты не заходишь уже больше недели.