Нил Гейман - Никогде
Золотые крысы устроили себе логово в старых костях. Это были кости огромного мамонта – одного из тех гигантских, покрытых густой шерстью животных, которые много лет назад, в ледниковый период, бродили по заснеженным просторам южной Англии. «Ишь какие, считают себя тут хозяевами!», – презрительно думали про мамонтов золотые крысы. Впрочем, конкретно этот мамонт уже давно не считал себя хозяином: золотые крысы достаточно убедительно это ему доказали.
Возле горы костей черная крыса почтительно поклонилась, потом легла на спину, подставив горло, закрыла глаза и стала ждать. Через пару минут сверху донесся громкий писк, и крыса поняла, что можно встать.
Из черепа, лежавшего на самом верху, выбралась одна из золотых и медленно поползла по массивному бивню. Это была крупная – размером с кошку – крыса с золотистым мехом и красновато-желтыми глазками.
Черная крыса что-то пропищала. Немного подумав, золотая запищала в ответ. Черная снова легла кверху пузом, потом вскочила и пулей помчалась прочь.
* * *Конечно, люди жили в канализации и до «Великого смрада» – в том коллекторе, который построили при Елизавете, в эпоху Реставрации, в период Регентства. По мере того как рос Лондон, нечистот становилось все больше, и лондонские реки стали постепенно забирать в трубы. Однако лишь после «Великого смрада» – после того как построили целую сеть новых коллекторов и очистили Темзу, – многие нищие перебрались в канализацию и образовали здесь общину. Их можно было встретить повсюду, в любом туннеле, однако жили они в старых кирпичных коллекторах с высокими сводами, похожими на своды собора. Эти коллекторы находились на востоке. Жители канализации часами сидели на берегу грязного потока, с удочками и сетями в руках, неотрывно вглядываясь в коричневую воду с хлопьями желтой пены.
Они носили лохмотья коричневато-зеленого цвета, покрытые толстым слоем непонятно чего – возможно, плесенью или масляной пленкой бензина, хотя это вполне могло оказаться и чем-нибудь похуже. У них были длинные нечесаные волосы. От жителей канализации ужасно воняло. В тоннеле были развешены корабельные фонари. Никто не знал, чем их здесь принято заправлять. Но это был точно не керосин. Фонари светились призрачным зеленовато-синим светом.
Неизвестно, как эти люди общались между собой, но с другими они разговаривали при помощи жестов, как глухонемые. Они жили в вечной вони и сырости – мужчины, женщины и их серьезные, тихие дети.
Данникин заметил что-то на поверхности воды. Он был главой жителей канализации, самым мудрым и самым старым. Поэтому знал коллекторы даже лучше, чем те, кто их построил. Данникин схватил сеть для ловли креветок, быстро забросил ее в воду и вытащил покрытый плесенью сотовый телефон. Подойдя к груде мусора в углу, Данникин швырнул в нее телефон. Пока что за целый день удалось выловить только две непарные перчатки, ботинок, кошачий череп, роман «Фиеста», размокшую пачку сигарет и сломанную детскую коляску.
Да, день выдался не из удачных. А ведь сегодня ночью рынок, причем под открытым небом. Данникин не отрывал взгляда от воды. Никогда не знаешь, что может приплыть тебе в руки.
* * *Старина Бейли развешивал выстиранное белье. Одеяла и простыни хлопали на ветру на крыше «Сентр Поинт» – безобразного небоскреба, построенного в конце Оксфорд-стрит в шестидесятые годы. Небоскреб угрюмо возвышался над станцией Тотенхэм-корт-роуд. Старине Бейли не нравился «Сентр Поинт», однако, как говорил он своим птицам, с крыши этого здания открывается шикарный вид, и к тому же это единственное место в Вест-Энде, откуда не видно самого «Сентр Поинта».
Ветер выдирал перья из пальто старины Бейли и уносил прочь. Старик не обращал на это внимания. Он любил повторять, что перьев всегда можно надергать сколько угодно.
Из-под рваного брезента, закрывавшего вентиляционную трубу, выбралась огромная черная крыса, огляделась и осторожно подползла к палатке, загаженной птичьим пометом. Обежав палатку, она подскочила к веревке с бельем, которое только что вывесил старина Бейли, и громко запищала.
– Тише, тише! – шикнул на нее старик.
Крыса снова запищала, на этот раз немного потише.
– О Господи! – охнул старина Бейли.
Он забежал в палатку и вскоре выскочил наружу с кочергой и лопатой в руках. Постоял пару секунду, снова метнулся в палатку и вынес оттуда то, что можно было обменять на тело маркиза. Потом снова бросился в палатку, открыл деревянный сундук и сунул в карман серебряную шкатулку.
– Как это все не вовремя! – сказал он крысе, выбравшись из палатки в третий раз. – Я человек занятой. Птицы, знаете ли, сами собой в клетки не попадают!
Крыса что-то пропищала. Старина Бейли снял с пояса веревку.
– Неужели, кроме меня, некому выкупить тело? – спросил он у крысы. – Я пожилой человек. К тому же терпеть не могу подземелье. Я родился и вырос на крышах. Крыши – мой дом.
Крыса презрительно фыркнула.
– Зачем торопиться? Тише едешь дальше будешь, – сказал старина Бейли. – Ну ладно, идем, усатик. Я знал твоего прапрадедушку, крысеныш, так что не строй из себя умника… Где будет рынок?
Крыса что-то пропищала в ответ. Посадив ее в карман, старина Бейли начал спускаться с крыши.
* * *Сидя на старом пластиковом стуле на берегу вонючей реки, Данникин внезапно почувствовал, что богатство и процветание наконец-то сами плывут к нему в руки. Причем в прямом смысле плывут – с запада на восток, так что надо приготовить сети.
Он громко хлопнул в ладоши, и к нему тут же подскочили несколько мужчин, женщин и детей с баграми, сетями и удочками в руках. Они собрались на скользком берегу подземного потока. Хмурые лица заливал зеленоватый свет. Данникин указал куда-то вниз. Все замерли и приготовились молча ждать улова – так, как всегда ждут улова немногословные жители канализации.
Наконец вдалеке показалось тело маркиза Карабаса. Течение несло его медленно и торжественно, как погребальную ладью. Когда труп приблизился, жители канализации ловко опутали его сетями и баграми вытащили из воды. Потом они осмотрели тело, сняли с него плащ, сапоги, вытащили золотые часы и другие интересные вещицы, лежавшие в карманах плаща. Однако остальную одежду снимать не стали.
Данникин радостно улыбнулся, оглядев добычу. Он снова хлопнул в ладоши, и жители канализации стали собираться на рынок. Теперь им было чем торговать.
* * *– Ты уверена, что маркиз придет на рынок? – спросил Ричард у Двери. Теперь они шли куда-то вверх.
– Он нас не подведет, – твердо сказала она. – Мы наверняка встретим его там.
Глава XIV
Крейсер «Белфаст», водоизмещением 11 тысяч тонн, спущенный на воду в 1939 году, принимал активное участие во Второй мировой войне. Теперь он стоит на приколе у южного берега Темзы в живописном месте – напротив Тауэра, между Тауэрским и Лондонским мостами. С его палубы открывается великолепный вид на собор Св. Павла и золоченый шпиль памятника Великому пожару, спроектированного, как и многое другое в Лондоне, Кристофером Реном. Корабль служит музеем, мемориалом и тренировочной базой.
По мосткам, ведущим с берега на палубу, проходили по двое, по трое и даже десятками прибывающие на рынок – самый разный люд из Нижнего Лондона. И все они, забыв о вражде, спешили разложить свои товары как можно дальше от прилавков жителей канализации.
Больше ста лет назад было решено, что жители канализации могут приходить на рынок только тогда, когда он проводится под открытым небом. Данникин и его люди свалили свой улов на клеенку под большой орудийной башней. Никто не спешил подойти к жителям канализации. Только ближе к закрытию сюда явятся любопытные, искатели выгодных сделок и те немногие счастливчики, которые начисто лишены обоняния.
Ричард, Дверь и Охотница пробирались сквозь толпу. Ричард вдруг понял, что рынок перестал его удивлять. Да, здесь попадались такие же странные типы, как и на прошлом рынке, но он и сам теперь стал странным типом. Они шли через рынок, и он вертел головой, высматривая саркастическую ухмылку маркиза.
– Его здесь нет, – объявил он наконец.
Они приближались к кузнецу, которого легко можно было принять за небольшую гору, если бы не клочковатая каштановая борода. Кузнец подхватил с горна кусок раскаленного докрасна железа и бросил его на наковальню. Ричард никогда прежде не видел наковальни. Но жар от железа и пламени горна чувствовался с десяти футов.
– Ничего, Карабас вернется, – сказала Дверь, оглядываясь по сторонам. – Как бумеранг. – И немного подумав, добавила: – Кстати, бумеранг всегда возвращается? – и прежде чем Ричард успел что-нибудь ответить, радостно взвизгнула: – Хэммерсмит![47]
Человек-гора перестал стучать молотом по наковальне, поднял голову и проревел:
– Темпл и Арка! Леди Дверь! – он поднял ее на руки так легко, словно она весила не больше мышки.
