Терри Пратчетт - Незримые Академики
– Прошу разрешения сбегать за запиской от мамы, сэр.
Чудакулли вздохнул.
– Ринсвинд, однажды ты мне сказал, к моему нескончаемому удивлению, что никогда не знал своей матери, поскольку она сбежала до твоего рождения. Я отчетливо помню, как занес этот факт в дневник. Хочешь еще одну попытку?
– Прошу разрешения отправиться на поиски матери.
Чудакулли помедлил. У профессора Жестокой и Необычной Географии не было студентов и никаких обязанностей, кроме обязанности не влезать в неприятности. Хотя Чудакулли никогда бы этого не признал, Ринсвинд, вопреки здравому смыслу, занимал почетное положение. Он был трусом и невольным посмешищем, но несколько раз при странных обстоятельствах спасал мир. Он буквально притягивал удачу, по мнению аркканцлера, а потому был обречен служить громоотводом для ударов судьбы, избавляя остальных от этой необходимости. Такой человек стоил того, чтобы его кормить, обстирывать (включая запачканные штаны, количество которых значительно превышало среднее) и выдавать каждый день ведерко угля, пусть даже, по мнению Чудакулли, Ринсвинд был тем еще нытиком. Во всяком случае, бегал он быстро, а потому бывал полезен.
– Послушайте, – сказал Ринсвинд, – ни с того ни с сего появилась загадочная амфора, и все вдруг заговорили о футболе. Дело нечисто. Непременно случится что-нибудь ужасное.
– А может быть, и что-нибудь прекрасное! – возразил Чудакулли.
Ринсвинд, казалось, задумался.
– Может быть, прекрасное, может быть, ужасное. Прошу прощения, обычно как раз и бывает пятьдесят на пятьдесят.
– Это Незримый Университет, Ринсвинд. Чего тебе бояться? – поинтересовался Чудакулли. – Кроме меня, разумеется. Боги мои, это просто спорт… – Он повысил голос: – Эй, вы! Разбейтесь на две команды и начните играть в футбол!!!
Аркканцлер отступил назад и встал рядом с Думмингом. Невольные футболисты, получив столь недвусмысленные и громогласные инструкции, сгрудились кучкой, дабы выяснить, что им нужно делать.
– Просто не верится, – сказал Чудакулли. – Каждый мальчишка знает, как быть, если под ногу ему подвернулось что-нибудь подходящее.
Он сложил ладони рупором.
– Так. Пусть оба капитана выйдут вперед. Неважно, кто это будет.
Потребовалось больше времени, чем ожидал Чудакулли, поскольку те, кто не успел украдкой улизнуть, прекрасно понимали, что звание капитана дает превосходный шанс оказаться мишенью переменчивого гнева аркканцлера. В конце концов были выбраны две жертвы, которых выпихнули вперед, и втиснуться обратно в ряды товарищей они уже не смогли.
– А теперь, повторяю, поочередно выбирайте себе игроков. – Чудакулли снял шляпу и бросил ее наземь. – Что тут непонятного? Это ясно любому мальчишке! Это – как… маленькие девочки и розовый цвет. Вы умеете играть! Выбирайте попеременно, чтобы в конце концов одному из вас достался псих, а другому толстяк. Самые быстрые в истории математические расчеты были проделаны капитанами футбольных команд, которые старались подгадать, чтобы им не достался псих… Стой, где стоишь, Ринсвинд!
Думминг невольно вздрогнул; школьные годы вернулись и уставились на него, злобно ухмыляясь. Самый толстый мальчишка в классе, злополучный Хрюша Чмок, был сыном владельца кондитерской лавки, что придавало ему определенный вес в мальчишеской компании, не говоря уже о политическом влиянии. Таким образом, единственной мишенью для мальчишек оставался псих, и Думминг жил в аду, пока в один прекрасный день с его пальцев не сорвались искры и у Мартина Мокрицы не загорелись штаны. Он до сих пор помнил запах паленого. Лучшие годы жизни Думминг провел в мучениях; аркканцлер порой бывал грубоват и тяжел в обращении, но, по крайней мере, ему не дозволялось щелкать Думминга по ушам…
– Ты слушаешь, Тупс?
Думминг кивнул.
– Э… прошу прощения, сэр, я… кое-что подсчитывал.
– Что это за рослый смуглый тип с бородкой?
– А, это профессор Бенго Макарона, аркканцлер. Из Генуи. Помните? Он на год поменялся с профессором Девицом.
– Точно. Бедный старина Девиц. Быть может, на иностранном языке его фамилия будет звучать не так смешно. Мистер Макарона прибыл, чтобы подучиться? Навести лоск, так сказать?
– Вряд ли, сэр. Он получил докторские степени, общим числом тринадцать, в Клатче, Щеботане и Чаббе, а также читает лекции по приглашению в Пугалоу. Его высказывания фигурируют в двухстах тридцати шести научных трудах и… э… в одном прошении о разводе.
– Что?
– В Генуе не так строго соблюдают обет безбрачия, сэр. Очень горячие люди, насколько я понимаю. Семье Макароны принадлежат огромное ранчо и самая большая кофейная плантация за пределами Клатча. Если не ошибаюсь, его бабушка владеет «Судоходной компанией Макарона».
– Так за каким чертом он приехал сюда?
– Он хочет работать с лучшими из лучших, сэр, – ответил Думминг. – Кажется, он настроен серьезно.
– Правда? В таком случае он поступил благоразумно. Э… но развод?
– Не знаю подробностей, сэр. Видимо, дело замяли.
– Разгневанный муж?
– Разгневанная жена, насколько я знаю, – сказал Думминг.
– Так Макарона был женат?
– Нет, аркканцлер.
– Ничего не понимаю, – сказал Чудакулли.
Думминг, который весьма неуютно чувствовал себя в этой области, медленно произнес:
– Она была женой другого… э… сэр.
– Но…
К большому облегчению Думминга, огромное лицо Чудакулли наконец просияло.
– А! Ты хочешь сказать, что он как профессор Хэйден, которому мы дали прозвище…
Думминг приготовился к худшему.
– …Змейс. Он просто обожал змей. Мог часами о них говорить, а в качестве бонуса еще и о ящерицах. Очень увлеченный был человек.
– Приятно, что вы такого мнения, аркканцлер, поскольку мне известно, что большое количество студентов…
– А еще был старина Постул, он греб в нашей команде. Два замечательных года он был рулевым… – Выражение лица Чудакулли не изменилось, но щеки порозовели, а глаза засияли. – Я полагаю, это случается нередко. А люди поднимают такой шум… Вообще, на мой взгляд, в мире недостаточно любви. И потом, если человеку не нравится мужское общество, он не станет поступать в Незримый Университет… Эй-эй! Молодчина!
Стоило Чудакулли отвлечься, как футболисты наконец принялись двигаться, выделывая довольно причудливые маневры.
– Что?
Рядом с аркканцлером появился слугобраз.
– Один господин желает видеть аркканцлера, сэр. Волшебник, сэр. Э… это декан, сэр. Только он говорит, что он тоже аркканцлер.
Чудакулли поколебался, но лишь опытный наблюдатель вроде Думминга мог это заметить. Когда аркканцлер заговорил, его голос звучал спокойно, а каждое слово было как будто выковано молотом самообладания.
– Какой приятный сюрприз, мистер Шноббс. Проводите же декана сюда. И, пожалуйста, не глядите на мистера Тупса в ожидании подтверждения, аркканцлер здесь все еще я. Притом единственный. В чем проблема, мистер Тупс?
– Здесь довольно людно, сэр… – Думминг замолчал, поняв, что его никто не слушает. Он не видел, как мяч подкатился к слугобразу Шноббсу (не родственнику). Не видел, как тот нанес мощный удар, словно под ноги ему возмутительным образом попалась жестянка, отфутболенная уличным мальчишкой. Зато Думминг увидел, как мяч, описав в воздухе величественную дугу, полетел в противоположный конец зала, где над органом возвышался витраж, посвященный аркканцлеру Абасти. На этом витраже каждый день возникала одна из нескольких тысяч сцен мистического или религиозного характера. Думминг быстро подсчитал расстояние и траекторию мяча, и интуиция подсказала ему, что сияющее изображение епископа Горна, разочаровавшегося в крокодильем пироге, выбрало самый неудачный момент, чтобы появиться.
А потом, словно новая планета в поле зрения звездочета, что-то рыжее и мохнатое взвилось в воздух, распрямилось в полете, перехватило мяч и приземлилось на клавиатуру органа в тональности си-бемоль.
– Молодчина, библиотекарь! – крикнул Чудакулли. – Превосходный прыжок, но, к сожалению, против правил.
К удивлению Тупса, игроки дружно издали недовольное бормотание.
– Полагаю, ради общей пользы не следует торопиться с выводами, – произнес из-за спины аркканцлера тихий голосок.
– Кто это сказал? – поинтересовался Чудакулли, разворачиваясь и глядя в испуганные маленькие глаза Натта.
– Натт, сэр. Стекальщик. Мы встречались вчера. Я помог вам с мячом.
– И теперь ты говоришь, что я не прав. Так?
– Я бы предпочел, чтобы вы сочли это попыткой подсказать вам способ стать еще более правым.
Чудакулли открыл рот и закрыл опять. «Я знаю, что он такое, – подумал он. – А он знает? Или его пожалели?»
– Так, мистер Натт. Вы хотели сказать что-то конкретное?
– Да, сэр. Какова цель игры?
– Разумеется, победить!
– О да. К сожалению, вы играете неправильно.
– Правда?
