Джоанн Харрис - Евангелие от Локи
И тут я увидел, что физиономия Тора не просто побагровела, а стала даже какой-то фиолетовой. Он выхватил Мьёлльнир, но воспользоваться им так и не успел: великий Трикстер Утгарда, мгновенно сменив обличье, исчез, оставив после себя лишь легкий запах гари и след, уходящий глубоко в землю. Дружно обернувшись, мы посмотрели в сторону Утгарда и увидели, что там, где только что высился великолепный город с мощными крепостными стенами и воротами, со сверкающими на солнце шпилями, нет ничего – только покрытая травой равнина, на которой, насколько может видеть глаз, нет ни единого следа.
– Вау! – воскликнул Тьялви. – Ну просто вау! Ничего, вот только домой вернусь и сразу все расскажу об этом Утгарде!
Я посмотрел на него и тихо посоветовал:
– На твоем месте я бы никому и никогда эту историю рассказывать не стал.
Тор прорычал:
– Тем более, что это еще не конец!
Я пожал плечами. Нет, это был конец, и Тор прекрасно это понимал.
– Скажем честно, – спокойно заметил я, – нас с тобой поимели, Тор. Не хватает еще, чтобы вся эта история разлетелась по Мидгарду. Давайте-ка лучше отправимся домой и будем помалкивать. А если кто спросит, то нас тут вообще не было.
И мы как ни в чем не бывало вернулись в Асгард. По дороге забросили домой Тьялви и Рёскву – задерживаться у их родителей мы не стали, нам и без того вполне хватило славы, аплодисментов и ожиданий, – а в Небесную цитадель пробрались, что называется, с черного хода, держась весьма скромно и по-прежнему оставаясь в человечьем обличье.
Ни один из нас даже словом не обмолвился о путешествии в страну полуночного солнца, хотя порой мне все же казалось, что Один все знает; во всяком случае, знает гораздо больше, чем хочет показать. Однако, несмотря на все предосторожности, история о наших состязаниях с великанами мгновенно разнеслась по всем Срединным мирам, соперничая по популярности с историей о свадьбе Тора с Трюмом. И вскоре всем уже было известно, как великий Трикстер проиграл своему более хитрому сопернику. Некоторые просто смеялись; а некоторые и откровенно злорадствовали. А кое-кто настолько проникся к нам сочувствием и так близко к сердцу принял мое поражение, что мне стало казаться, будто я сознательно разочаровал их.
Репутация Тора, по-моему, пострадала не так сильно. В конце концов, всем известно, что тонкость ума никогда не была ему свойственна. А вот я так больше и не смог восстановить прежний авторитет. Я продемонстрировал свою уязвимость – а это всегда было плохо для бога, – чем нанес непоправимый ущерб заработанному тяжким трудом респекту, пусть порой и сопровождаемому недовольным ворчанием. А виноват во всем был, разумеется, Тор. Именно он настоял на том, чтобы взять с собой Тьялви и Рёскву. Именно он так хотел посетить страну полуночного солнца. Именно он потребовал, чтобы мы – после встречи со Скрюмиром – направились в Утгард.
В общем, мыльный пузырь героической славы лопнул. Исчезло фантастическое чувство удовлетворения собой. И я вновь обрел прежнюю, дурную, славу. И снова почувствовал в душе тот клубок колючей проволоки, который так мучил меня когда-то. А еще, как ни странно, мне было очень неприятно читать разочарование в глазах моих сыновей-двойняшек.
Именно так. Более всего меня терзало именно выражение их глаз, когда они сочувственно посматривали на меня. Из-за этого я все чаще стал ощущать все свои старые шрамы – на изуродованных губах, на истерзанной душе, на испорченной репутации.
Я всегда отличался отменным красноречием. Теперь же я с трудом подбирал нужные слова; казалось, мое красноречие покинуло меня навсегда. Я теперь чересчур много времени проводил в обличье сокола; очень мало спал и пил слишком много меда. И все время в голове моей крутились всего два коротеньких слова, преследуя меня, как вороны Одина.
Два слова, обозначавшие одну-единственную цель.
Достань Тора!
Урок десятый. Перья сокола
Схватишь птицу руками – и все пальцы могут оказаться в дерьме.
ЛокабреннаРазумеется, достигнуть этой цели было нелегко. Тор был практически неуязвим. Даже без Мьёлльнира, без огнеупорных латных перчаток, без пояса силы он являл собой такую силу, с которой приходилось считаться. Нет, применять против него силу я вовсе не собирался; главной слабостью Тора была его доверчивость, вот этим-то я и хотел воспользоваться.
Для начала надо было создать такую ловушку, в которую он бы с легкостью попался. Сделать это оказалось сложнее, чем я предполагал, – не потому, что у Тора не имелось врагов; Девять Миров прямо-таки кишели теми, кто мечтал ему навредить. Все дело было в том, что никто попросту не поверил бы, что именно я способен его предать. Наша общая слава породила совершенно необоснованные слухи о нашей с Тором крепкой дружбе, а потому (а также благодаря моей репутации мастера обмана) никто из тех, кого я попытался бы склонить на свою сторону, не счел бы мою злонамеренность искренней и решил бы, что это просто очередная хитрость.
Так что от прямого перетягивания потенциальных врагов Тора на свою сторону пришлось отказаться. Стоило придумать что-то похитрее. Надо было убедить этого простака, что моя идея – это, на самом деле, его идея.
То есть удочку надо было забросить как можно дальше.
И я, превратившись в сокола, отправился к народу Льдов. После гибели Трюма я впервые посещал эти места. Теперь тамошним правителем и наследником Трюма был некий брутальный воитель по имени Гейррёд. Судя по слухам, он был честолюбив, считал себя необычайно умным и сообразительным и очень любил соколиную охоту. Я узнал также, что у него есть какой-то необычный способ ловли этих птиц и их дрессировки. Разумеется, мне было известно, что Гейррёд ненавидит Тора за то, что тот случайно прикончил одного из его родственников. Короче говоря, этот великан идеально вписывался в задуманный мною план.
И все же после гибели Тьяцци и Трюма никто из северных великанов не пожелал бы просто так заключить со мною сделку. Нет, я должен был так подобраться к Гейррёду, чтобы ему казалось, будто это он одержал надо мной победу – не очень-то привлекательная перспектива, ясное дело, но чего не сделаешь во имя поставленной цели. И я полетел в стан Гейррёда и нашел то место, где он тренирует своих ловчих птиц. Я устроился на ветке неподалеку и позволил событиям идти своим чередом.
Однако же сам угодил в ловушку. Она была достаточно проста, но вполне эффективна. Ловец птиц полил ветви дерева, на котором я решил немного передохнуть, какой-то липкой дрянью, и, когда я собрался взлететь, оказалось, что мои лапки намертво прилипли к коре. Я и подумать ни о чем не успел, как оказался в клетке. Какое унижение!
Разумеется, я все время оставался в обличье сокола, кусался, пронзительно кричал и хлопал крыльями. Гейррёд прямо-таки просиял, взглянув на меня опытным глазом охотника и дрессировщика.
– У этого есть душа! Этого я сам обучать стану. Надену на него путы и буду кормить всякими лакомыми кусочками со своего стола. Он у меня быстро станет первоклассным охотником.
Я гневно на него глянул: мне совсем не хотелось сидеть в клетке со спутанными ногами! А он, похоже, был страшно доволен. К тому же он был прямо-таки окутан магическими чарами, и я понимал, что, если я дам ему повод, он быстро разберется, кто я такой. Гейррёд позвал двух своих дочерей, довольно-таки невзрачных девиц, которых звали Гьялп и Грейп, и они, обступив мою клетку, стали пялить глаза на Вашего Покорного Слугу.
– В этом соколе что-то есть, – сказал Гейррёд. – Вы только посмотрите, какие у него глаза.
Я тут же закрыл глаза и притворился, что сплю.
– Ты кто? – насторожился Гейррёд. – Назови свое имя!
Само собой, я ничего подобного делать не стал.
Тогда он попытался применить заклинание – вещь, названная по имени, есть вещь прирученная, – которое, если бы я был обычной птицей, подтвердило бы мою невинность. Но, хоть я и не назвал ему своего имени, одного того, что я способен это имя скрыть, было Гейррёду вполне достаточно.
Он сунул руку в клетку и крепко схватил меня за горло. Я вырывался, пытался его клюнуть, но Гейррёд привык обращаться с ловчими птицами.
– Знаю, что ты не обычный сокол, – сказал он. – Говори свое имя, иначе плохо тебе придется!
Я понимал: мне придется куда хуже, если он заподозрит, что я собираюсь его подставить, а потому продолжал изображать бессловесную тварь и никак на его призывы не откликался.
– Ну, хорошо, – произнес Гейррёд. – Я могу и подождать. Посмотрим, что ты скажешь через неделю. – И он, подняв крышку массивного, обитого железом сундука, сунул меня, упорно сопротивлявшегося, в его глубины. Затем он захлопнул крышку, и меня окутала душная тьма.
Не самый счастливый час в жизни Вашего Покорного Слуги. Я сидел в запертом сундуке. Я был голоден и напуган. Я даже обличье сменить не мог: я почти полностью истощил свой запас магических сил, не желая открыться Гейррёду. Поначалу мне казалось, что вскоре меня все же выпустят на свободу, но время шло, и я понял, что угроза великана была не напрасной: он действительно собирался продержать меня в этом сундуке целую неделю, чтобы я, умирая от голода и теряя сознание от нехватки воздуха, сдался и назвал свое истинное имя.
