Скотт Сиглер - Ночная жажда
– Эй, – позвал его Пукки. – А судмедэкспертом сегодня случайно не старик Метц?
Брайан кивнул сразу же, как только Пукки назвал имя.
– Да, это Серебряный Орел. За последние пять лет я впервые вижу его за пределами департамента.
– Вот это-то меня и бесит, – раздраженно сказал Пукки. – То есть даже больше, чем раньше. Известно ли тебе, что Метц был консультантом во время съемок «Грязного Гарри»[3]? Его знают в Голливуде. И такому, как Верде, удается с ним работать? Хитрый жук…
Метц носил синий форменный пиджак – с золотистой тесьмой вокруг манжет и двумя рядами начищенных до блеска медных пуговиц. Большинство специалистов из отдела судебно-медицинской экспертизы надевали на выезды обыкновенные ветровки, но только не Метц. Он все еще чтил служебный дресс-код, принятый в ведомстве много лет назад.
Старик Метц возглавлял отдел судебно-медицинской экспертизы без малого тридцать лет и успел стать легендой. Когда он входил в зал суда, адвокаты обеих сторон дружно вздрагивали. Любого из них Метц мог поставить в неловкое положение. Он стал автором нескольких учебников. С ним консультировались самые видные авторы детективных романов. Правда, некоторых вещей Метц уже давно не делал. Например, давно не выезжал лично на место преступления. Ему ведь уже было далеко за шестьдесят. Даже у великих имеются какие-то рамки…
– Ей-богу, обхохочешься, – сказал Пукки. – Тебе приходилось видеть Метца в зале суда? Он – само хладнокровие. И он – единственный, у кого прозвище все-таки лучше, чем у тебя.
Некоторые люди в отделе называли Брайана «Терминатором».
– Но я ведь жалкая половина Шварценеггера и нисколько на него не похож, – оправдывался он.
– Дело не во внешности, придурок, а в том, что ты убиваешь людей, – объяснял ему Пукки. – И плюс к этому эмоциональная реакция использованной батарейки «Дюраселл». Не будь таким щепетильным. Люди говорят так только потому, что уважают тебя.
Пукки действительно так думал. Он смотрел на мир через розовые очки и, наверное, не слышал тот снисходительный тон, с которым люди произносили это прозвище. Некоторые парни в отделе считали, что Брайан слишком агрессивен и легкомыслен в обращении с оружием. Что он из разряда тех полицейских, которые стреляют сразу, без разбора, а не используют табельное оружие как последнее средство утихомирить преступника.
– Только ты, пожалуйста, эту кличку ко мне не применяй, ладно?
Пукки пожал плечами.
– Хорошо, вкалывай себе дальше, как Метц, стань седым, и, может быть, тебя тоже начнут называть Серебряным Орлом вместо него. Но только сдается мне, что его хваленая седина – не от того, что он пашет как лошадь. Я подозреваю, дело тут в правильном выборе шампуня, который помогает ему сохранять нужный имидж.
В этот момент Метц оторвал взгляд от трупа. На долю секунды он уставился на Брайана и Пукки, коротко кивнул – и снова вернулся к своей работе.
– Как же все-таки он спокоен, – с восхищением проговорил Пукки. – Хотел бы и я быть таким невозмутимым, когда мне стукнет столько же. Только мне кажется, что в семьдесят лет я буду с трудом натягивать на себя штаны и пускать слюни.
– У каждого в жизни должна быть какая-то цель, Пукс, – сказал Брайан. – Ладно. Давай ближе к делу. Что же, черт возьми, скрыто там, под курткой?
В этот момент Рич Верде отошел от трупа и встретился взглядом с Брайаном и Лоуренсом. И тут же сокрушенно покачал головой. То, что он тихо произнес, было нетрудно разобрать по его губам: опять здесь эти олухи.
Пукки весело помахал ему рукой:
– Доброе утро, Рич! Неплохой сегодня выдался денек, не так ли?
Рич направился к ним. Орнитолог последовал за ним, медленно покачивая головой и закатывая глаза.
Более странную парочку копов было трудно себе представить. Ричу Верде перевалило за шестьдесят. Когда Брайан и Пукки еще писались в пеленки, он уже держал нос по ветру и выслеживал бандитов. Верде по-прежнему носил дешевые костюмы из полиэстера, которые были в моде, когда в свои тридцать лет он впервые застрелил человека. Его мерзкие тонкие усики так и кричали всем, что их обладатель – редкая сволочь. Орнитолог всего несколько недель назад был переведен к нему в напарники из отдела нравов. Со своей жидкой коричневой бородкой, в коричневой вязаной шапочке, джинсах и коричневом пиджаке от «Кархартт» он скорее походил на человека, которого вот-вот арестуют, а не на полицейского.
Верде подошел к Пукки так близко, что они едва не соприкоснулись носами.
– Чанг, – сказал Верде, – какого черта вы, два придурка, здесь делаете?
Пукки улыбнулся, сунул руку в карман и вытащил оттуда маленький пластиковый пакет.
– Хочешь «Тик-Taк»?
Глаза Верде сузились.
Пукки наклонился влево и кивнул в сторону Бобби.
– Эй, как дела, Орнитолог?
– Не жалуюсь, – криво улыбнувшись, ответил Пиджен. Одна из его золотых коронок сверкнула в лучах утреннего солнца.
– Бобби, придержи язык, – рявкнул Верде. – Клаузер, Чанг, ну-ка живо уносите отсюда свои задницы!
Пукки рассмеялся.
– И этим ртом ты целуешь свою жену?
– Естественно, – ответил Верде. – И еще причмокиваю. Ты свои шуточки брось, я ведь тебе в отцы гожусь.
– Если так, то я благодарю Бога, что хронический галитоз не передается по наследству. – Пукки наклонился вправо и выглянул через плечо Верде. – Вижу, Серебряный Орел тоже вышел на тропу войны. Это хорошо, Рич. Это значит, что когда возьмемся за дело мы с Брайаном, то все будет в лучшем виде.
Верде указал на выход с крыши:
– Исчезни!
Ветер изменил направление, и вокруг запахло… мочой.
Мочой… и чем-то еще…
– Отлично, – сказал Пукки и принюхался. – Кто-то, видно, забыл поменять нижнее белье, ребята?
Орнитолог кивнул в сторону трупа.
– Наверное, описался, бедняга.
– Закрой пасть, Бобби! – рявкнул на него Верде.
Пиджен развел руками и отправился обратно к телу Пола Мэлоуни и склонившемуся над ним Метцу.
– Эй, – насторожился Брайан. – А вы чувствуете запах? Не моча… это что-то другое…
Пукки и Верде дружно зафыркали, задумались ненадолго, затем покачали головами.
Ну неужели они не могут понять, что это совсем другой запах!
Пукки снова предложил Верде «Тик-Так». Тот лишь сердито хмыкнул в ответ.
Пукки пожал плечами и убрал пакетик.
– Послушай, Полиэстер, сделай одолжение, заканчивай поскорее с отчетом, ладно? Как только шеф увидит имя убитого, дело сразу же передадут нам. А нам не хотелось бы потом дергать вас понапрасну, если вдруг не будет хватать какой-то информации.
Верде улыбнулся и покачал головой.
– На этот раз не выйдет, Чанг. Зоу специально прикрепила нас к этому делу. И на твоем месте я бы не совал сюда свой длинный нос.
Вездесущая снисходительная усмешка ненадолго исчезла с лица Пукки. Он пристально следил за Верде, стараясь понять, говорит тот правду или блефует.
Крыша вдруг задвигалась; Брайан покачнулся влево, пытаясь сохранить равновесие. Пукки удержал его и помог прийти в себя.
– Брай-Брай, с тобой все в порядке?
Брайан заморгал, потом протер глаза.
– В общем, да. Голова что-то закружилась.
Верде усмехнулся.
– Хочешь небольшой совет, Терминатор? Не пей спиртного до окончания смены.
С этими словами он повернулся и двинулся обратно к трупу. Брайан провожал его взглядом.
– Терпеть не могу эту кличку.
– Она звучит забавно только из моих уст, – сказал Пукки. – Брай-Брай, я хочу публично заявить, что недоволен подобным распределением кадров.
– Так решила Зоу, – вздохнул Брайан. – Ты же знаешь, что, хочешь не хочешь, нам придется принять его.
Пукки отказывался понимать такие вещи. Он все равно собирался лезть в это дело, что бы по этому поводу ни думал Брайан.
– Пошли, – сказал тот. – Нам нужно в управление.
Пукки поправил темные очки и пригладил волосы.
– Я в полном порядке, Брай-Брай. Вот только не могу наверняка сказать, кто же из них обоссался.
Брайан начал спускаться первым, но непонятный запах до сих пор не давал ему покоя. На всякий случай он крепко держался за металлические перила.
Утренние новости
Рекса Депровдечука разбудил монотонный гул будильника. Ему приснился отличный сон, от которого на душе стало легко и свободно. Он попытался уцепиться за него, сохранить в памяти, но все куда-то пропало. Приятные ощущения исчезли, на смену им пришла знакомая боль по всему телу. Особенно в области груди.
Рексу нездоровилось. И хотелось спать. Вообще-то, желание прилечь в течение дня не таило в себе ничего сверхъестественного – его обычно тянуло в сон на втором часу занятий по тригонометрии, – но сейчас все было по-другому. Боли длились уже много дней. Мать не разрешила ему оставаться дома. Ему стоило больших усилий заставить себя выбраться из постели. Он высморкался в засохший носовой платок «Клинекс», который уже использовал прошлой ночью, после чего, едва волоча ноги, перебрался из крошечной спальни в гостиную.
