Майкл Муркок - Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти
И тут капитана Квайра осенило, что у беседы с Монфальконом и принятого ею поворота есть нечто общее с похищением.
Он меня сдал. Он меня предал. Он надеется умертвить меня, прежде чем я раскрою его секреты. Он явно не поверил истине. Что ж, если я умру, ему несдобровать. Всякое деяние обнародуется в «Исповеди капитана Квайра». Боги, она подкосит Альбион! О, друг мой Монфалькон, если я выживу, ты отведаешь мщение куда масштабнее. Тогда-то ты и признаешь истину: ученик сделался господином. Я заставлю тебя осознать сей факт, хотя бы только сей…
Его мизинец искал тайный кинжал, но тот не находился. Квайр осторожно кусал кляп, ослабляя его жеванием. Он испытывал на прочность сдерживавшие его вервия и тенёта. Он изо всех сил вслушивался в похитителей, но тех осталось лишь трое: двое на козлах и один рядышком в фургоне – и все они помалкивали.
Поскольку он не был мертв (им было бы нетрудно убить его здесь, после чего отвезти тело к реке), Квайр предположил, что ему предрешена отсроченная смерть. Вероятно, Монфалькон надеется умертвить его не ранее, чем выпытает местоположение тайника с «Исповедью». Квайр вознамерился насладиться агонией в пределах возможностей – а равно насладиться сокрушенностью пытающих в миг, когда он испустит дух. Кроме прочего сие означало, что у него есть шанс выжить, сбежать, ибо сии парни находчивостью не отличаются. Завалящие щипачи нижайшей касты с улицы Кент, они могут быть подкуплены, запуганы либо обмануты, как только освободится его рот. Квайр любопытствовал, какому же лейтенанту Монфалькон поручил его допрос. Уж давно не осталось никого, кому можно доверить такую работенку, кроме самого Квайра. Рассуждая таким образом, капитан понял, что Монфалькон должен лично оркестровать его истязания и смерть, и удовлетворился сим настолько, что расположился в фургоне с наивозможнейшим комфортом и, к ужасу похитителей, принялся мычать сквозь кляп какой-то мотивчик.
Наконец фургон остановился; Квайр был извлечен и востащен по некоторому числу скрипящих деревянных ступеней в некую комнату. Та весьма пахла кофе, и он предположил, что доставлен на склад кофеторговца, один из множества на холме Флакс. Двое похитителей удалились, оставив одного на страже. Квайр принялся корчиться на половицах, дабы узреть, что же происходит. Он был пнут в спину. Он стих. Дверь отворилась опять, и он услыхал солдатскую походку, звяканье шпор; шагал явно власть имущий. Капюшон, а после и повязка были убраны, Квайр ухмылисто растянул губы вокруг кляпа, полагая, что увидит Монфалькона, и раззявил рот еще шире (и болезненнее), разглядев на его месте эмиссара Калифа, лорда Шаарьяра Багдадского; тот благодушно щерился в ответ сквозь темную, всячески холимую бороду, поигрывая большим искривленным кинжалом, что свешивался на золотых шнурах с пояса лордова платья. Он глянул на головореза, невидимо стоявшего за распростертым телом Квайра.
– Се Квайр?
– Квайр, сир.
Монеты поменяли владельцев, и головорез убрался через дверь и вниз по ступеням, будто опасаясь стать свидетелем последующего.
Арабиец вынул кинжал из ножен и угрожающим движением, кое Квайр счел излишне явственным, поднес его к Квайрову горлу, после чего резко рассек кляп и тем самым позволил Квайровой ухмылке расцвести во всем ее великолепии.
– Меня обменяли, не так ли? – Квайр был аномально беспечен. – За некую услугу, что вы оказали Монфалькону?
Лорд Шаарьяр слегка удивился.
– Я разумею, – продолжил Квайр, – он сдал меня вам. Если так, он слабеет умом, как я полуподозревал, ибо я могу поведать вам немало секретов, и вам сие, несомненно, ведомо.
Лорд Шаарьяр вложил кинжал в ножны, выпрямился и брезгливо запахнулся, легко коснувшись своего бурнуса пальцем, почти целиком облеченным золотом.
– Я не из ваших, – сказал Квайр, решив, что сознался слишком во многом. – Зачем вы сие со мной сделали?
Лорд Шаарьяр потер границу между челюстью и черепом – точно за левым ухом.
– Вы с очевидностью, – продолжал Квайр с деланым возмущением, – джентльмен. Не какой-то бродяга, что охотится за выкупом. Отчего я схвачен, сир?
– По разнообразным причинам, капитан Квайр. Вы думаете, Монфалькон вас предал? Что ж, может быть, и так. И вы знаете, кто я такой, – что я дядя лорда Ибрама, коего вы выманили якобы драться на дуэли и зарезали потом самым трусливым образом.
– Вы подозреваете меня в убийстве! Милорд! – Квайр вперился в арабийца. – Тогда молю вас, сир, передайте меня в руки констеблей сира Кристофера Мартина, дабы я предстал перед достойным судилищем. Я ученый, сир. Я шел в корчму, где ночую, навещая Лондон. Там моя жена, сир. Пошлите курьера. Они подтвердят, что я не лгу. Меня звать Куропат.
Лорд Шаарьяр осклабился вновь.
– Вы боитесь, капитан Квайр? Вы понимаете, что умрете, мучительно и томительно…
– Ваше остроумие импонирует, сир. Я стал жертвой розыгрыша?
Лорд Шаарьяр выказал некоторую нетерпеливость:
– Я полагал, что вы, по меньшей мере, профессиональная шельма и не попытаетесь обвести меня вокруг пальца столь наивным манером, капитан Квайр. Я знаю, что вы убили моего племянника.
– Лорд Монфалькон меня ненавидит. Он мне завидует. Он рассказал вам, да?
– Вы словно бы жаждете поверить, что преданы Монфальконом. Почему?
Квайр моргнул, потом плотно сжал тонкие губы.
– Монфалькон вас не защитит, – вдумчиво говорил лорд Шаарьяр, – если вы сие имеете в виду. И сильно жалеть о том, что я вас убью, он не станет, капитан Квайр. Итак, что может подвигнуть Монфалькона на предательство вас, как вы думаете?
Сарацин был хитер, но Квайр решил, что ответить правдиво не повредит:
– Потому что, возможно, он видит во мне угрозу.
– С чего бы?
– Потому что я лучший художник.
– Шпионаж, убийство и предательство как Искусство. – Лорд Шаарьяр нашел сию идею привлекательной. – Я думаю, что… точно так же считается искусством Война. Я понимаю вас, капитан Квайр. На избранной вами стезе вы, судя по всему, превзошли соперников.
Капитан обрел, вследствие недавних обстоятельств, своего рода друга. Он вознамерился умереть как можно быстрее и выдать мавру все знаемые им секреты. Он мог быть щедр – как любой художник, когда похвала является из неожиданных мест.
– Вы обладаете репутацией, капитан Квайр, человека честного в своем роде деятельности.
– Обладаю. Вы не столкнетесь с моим враньем, разве что по особым причинам.
– Говорят, ваше слово – ваши оковы.
– Я даю его редко, и никогда – без тщательного взвешивания ситуации. Я верю в правду, видите ли. – Квайр заерзал по полу и медленно переместился, дабы прислониться к осыпающейся штукатурке стены. – Жизнь художника по необходимости двусмысленна. Нельзя допускать двусмысленность там, где она не требуется. Оттого должно пестовать правду и разговоры начистоту.
– Вы – странное создание, мастер Убивец. Я вам верю. Вы безумны?
– По большей части художники считаются таковыми, сир, людьми, что их не понимают.
– Значит, мечтатель?
– Не исключено. Зависит от вашего разумения слова. Я бы освободился от веревок, сир, если не возражаете. Не будете ли вы так любезны их перерезать? Тенёта в особенности склонны врезаться достаточно глубоко.
– Вы дадите мне слово, что не постараетесь сбежать?
– Нет, сир. Но ваши шельмы наверняка ждут внизу. Я обещаю не причинять вреда вашей персоне, что на деле клятва куда как лучше.
– Полагаю, так и есть. – Прищурившись, сарацин взрезал путы короткими, экономными движениями.
Квайр глубоко вздохнул и остался сидеть, растирая руки и ноги.
– Я благодарю вас, сир. Итак, лорд Шаарьяр, подставил меня лорд Монфалькон или нет, я знаю, что вы не планируете убить меня сразу, откуда следует, что вы желаете со мной торговаться, верно?
– Я должен убить вас. Дабы отомстить за племянника.
– Что вас грабил, как вам хорошо известно.
– Кровь есть кровь. Откуда вам знать, что я не прикончу вас немедля?
– Такому действу сопутствуют ритуалы, порой неосознанные, как и всяким действам вообще, – прелиминарии, введение себя в специфический настрой, интонация. На своем веку я слышал много песен смерти, милорд, да и спел немало. Думаю, мне ведомы все мелодии, что поют мужчины перед тем, как убить. Схожим образом есть песни – слова, фразы, ритмы, даже мотивы, – исполняемые теми, кого убьют. Вам случалось узнавать эдакую песнь, милорд?
– Она не доносится ныне из ваших уст, капитан Квайр.
– Се песнь не по мне, милорд. – Квайр встал и подошел к скамье, полуусеянной старыми кофейными бобами. Он смел бобы. Те загрохотали по нагим половицам, и эхо разлетелось по пустому помещению. Капитан смотрел, как они прыгают. Нагнулся, узрев неподалеку свою шляпу. Поднял ее и смахнул пыль. – Я смакую жизнь.
– И смерть?
– Не свою. – Теперь, зная, что он в безопасности, по меньшей мере на время, Квайр воскресил всю гордость, коей временно лишился по итогам свидания с Монфальконом.
