Кендалл Калпер - Соль и шторм
Я не могла вымолвить ни звука, не могла даже вздохнуть.
– Уедем с острова навсегда, – возбужденно шептала мать. – Навеки. В другом месте начнем новую, лучшую жизнь! Больше тебя здесь ничто не держит, видишь? И мы можем уехать…
Она заговорила громко и взволнованно, все глубже погружаясь в свои мечты, но с каждым словом мои нервы натягивались, как рояльные струны. Идиллические картины, которые рисовала мать, меня не вдохновляли. Оставить остров Принца? Оставить океан? Да от одной только мысли об этом сердце раскалывалось на части! Я хотела дышать соленым морским воздухом! Пусть мне и не стать ведьмой, пусть я скоро умру, но только здесь, дома. И пусть после смерти мое тело покоится на дне океана. Нет, я не смогла бы покинуть остров.
– Нет, – прошептала я, качая головой. И затем повторила уже громче: – Нет!
Но мать улыбнулась снова, развернула письма веером и протянула мне.
– Вот. Возьми одно – и мы будем собираться в дорогу.
Меня передернуло от отвращения, я даже не притронулась к конвертам. Ее рука дрогнула.
– Просто выбери, – настойчиво повторила мать, все еще улыбаясь, однако лицо ее напряглось, во взгляде появилось отчаяние, а шрам обозначился четче.
Я взглянула на письма. Рука заметно дрожала.
– Вот это, например? Хочешь?
Письма выскользнули, рассыпались по полу, и остался один конверт. Мать открыла его трепещущими пальцами. Улыбка поблекла.
– Горы Пенсильвании. Можем уехать на следующей неделе. Разве не чудесно?
Она снова протянула мне письмо, но я не брала. Тогда мать подошла и насильно сунула листок мне в руки.
Мне захотелось изорвать его, а клочья швырнуть ей в лицо, но я лишь молча на него посмотрела. Поток слов перемешался в бессмысленную кашу: дом, река, твоя дочь, сговорчивый Джошуа, свадьба, мы можем, мы ждем, ваше возвращение, она готова, дом для новобрачных…
Перед глазами вспыхнули радужные пятна, и все поплыло. Пол покачнулся под ногами.
– Ты нашла мне мужа, – сказала я глухо.
– Так ты будешь в безопасности, Эвери, – твердила мать. – И счастлива!
– Ты меня не заставишь, – я покачала головой. – Не принудишь меня уехать отсюда и выйти замуж неизвестно за кого!
Мать вдруг погрустнела.
– Да нет, могла бы заставить, если бы захотела, – вздохнула она. – Здесь у тебя ничего не осталось. Но я хочу тебя уберечь.
С минуту я молча смотрела на мать. Надо же, как она строит планы и мечтает о моем будущем… Потом внутри что-то взбунтовалось, и я рассмеялась, словно меня охватило безумие. Затряслась в таком безудержном хохоте, что легкие болезненно сжались от нехватки воздуха. Я судорожно смеялась до тех пор, пока слезы не выступили на глазах и живот не свело. Мать наклонилась ко мне, не понимая, что со мной происходит. Мне же ее заботы казались невероятно смехотворными – она собиралась меня спасти, не зная, что скоро меня убьют!
– Эвери! – тормошила меня мать. – Эвери!
Мне вдруг даже захотелось рассказать обо всем, выплеснуть на нее правду о том, что скоро случится, что я погибну и она ничего не сможет сделать! Меня просто раздирало от желания разрушить ее тщательно выстроенные планы, чтобы драгоценные мечты лопнули как мыльный пузырь! Я даже рот открыла, но смех неожиданно оборвался, замерев на губах. Что бы мать сделала, расскажи я про сон? Она могла не поверить и решить, что я пытаюсь ее одурачить. А если она, наоборот, перепугается и увезет меня с острова не через неделю, а прямо сейчас? И тогда я больше не увижу Тэйна, никогда не услышу его голоса, не коснусь его и умру, сохранив лишь драгоценные воспоминания о нем. «Закрой рот, Эвери, молчи! – приказала я себе. – Ничего не говори о своем сне!» Только бы мать поскорее ушла…
– Хорошо, – сказала я. Слезы от недавней истерики все еще блестели на щеках. – Это то, что тебе надо? Хорошо.
– Правда? – мать замерла. – Ты поедешь?
– При условии, что до нашего отъезда мое время принадлежит только мне, – потребовала я. – Я буду выходить из дома, когда захочу, и ты разрешишь ходить везде, куда мне вздумается, в любое время.
Мать выдержала мой взгляд, затем кивнула и глубоко вздохнула, соглашаясь. Я и не заметила, что она сидела не дыша.
– Все будет в порядке, Эвери, – пообещала она. – Это только начало. Прекрасное начало!
С благодарностью она протянула руку и погладила меня по щеке. Я напряглась, сдерживая порыв укусить ее за палец. Моя воспаленная от соли кожа горела, мне хотелось спать, хотелось, чтобы она немедленно оставила меня в покое, поэтому я молча позволила коснуться себя, зная, что скоро дремота растворит все ее слова.
Глава 17
Проснувшись среди ночи от ставшего привычным кошмара, я поняла, что больше не напугана и даже не взволнована. Села в постели и, тяжело дыша, прижалась лбом к коленям.
– Знаю, – прошептала я. – Знаю.
Откинула назад взмокшие от пота волосы, обмахнула разгоряченную шею, затем снова вытянулась на сбитых простынях, вглядываясь в темный потолок. Впервые я всерьез задумалась, что значит быть убитой. В голове крутились одни вопросы. Каким образом это произойдет? Будет смерть быстрой? Почувствую ли я боль? И самый главный вопрос: кто это сделает? Кто, кто, кто?
Один из тех, кого я знаю? Вереница лиц пронеслась перед глазами: моряки с тоскливыми глазами, морщинистые вдовы, докеры, домашняя прислуга, пастор Сэвер, его гадкие дети, мать, бабушка. И..? Я зажмурилась. И Тэйн.
В груди кольнуло, как только я вспомнила костлявую бабушкину руку, ее настойчивость и непреклонность по отношению к парню с тихоокеанского острова и предостережение моей матери. Но Тэйн никогда не причинил бы мне боль!
Я сдавила виски кончиками пальцев и закрыла глаза. Хотелось с кем-нибудь все это обсудить. С тем, кто не попытается решить или устранить мои проблемы, но сможет найти нужные слова, чтобы на душе стало легче. Например, с Томми, который сейчас бороздит океан на «Орлином крыле» и наверняка гадает, забыла я его или нет.
Двадцати восьми мужчинам я предсказала смерть. Шестнадцать из них расстались с жизнью во время гражданской войны Севера и Юга от пуль, болезней и голода. Семеро погибли на дне океана (пожалуй, так умирают чаще всего). Троих подвело здоровье: разрыв сердца, чахотка, отек ног. Один, после чрезмерного возлияния, отправился на прогулку, взобрался на церковный колокол и решил, что умеет летать. Последнему вонзился в горло гарпун.
Впервые меня стала занимать мысль, о чем эти люди думали и что делали, узнав о своей скорой кончине? Нет, я не о глупых порывах собрать вещи и сбежать в пустыню, а о том, громко ли билось их сердце? Может, оно быстро, подобное тиканью часов, отсчитывало время до смерти? На что потратили они свои сбережения? Обнимали ли своих детей? Раньше меня не интересовали такие вещи, а сейчас жалела, что никого не расспросила. Я не знала точно, сколько времени мне осталось, но предполагала, что недолго. И если уж нельзя избежать смерти, то можно хотя бы к ней подготовиться. Я должна быть уверена, что независимо от того, где и когда умру, после меня не останется незаконченных дел.
«Ты похожа на человека, который держит свое слово», – сказал однажды Тэйн. А я обещала ему помочь. Он просил разгадать его сны, и теперь я хваталась за свое обещание, словно утопающий за мачту разбитого корабля.
При свете дня маяк выглядел совершенно иначе. От его ночной таинственности не осталось и следа, передо мной стояла просто заброшенная развалина. Выцветшая краска потрескалась и шелушилась, заворачиваясь на концах, отчего облупленные стены казались покрытыми чешуей ящерицы.
Я уперлась ладонями в дверь и посмотрела наверх, щурясь от яркого солнца в безоблачном небе. Я обошла весь Нью-Бишоп в поисках Тэйна, но не нашла его ни в доках, ни в доме, который он снимал. Я даже решила, что он покинул остров и… меня. Теперь я стояла у двери маяка – единственного места, где его еще можно было обнаружить, и пыталась понять, хочу ли, чтобы он здесь оказался или будет лучше, чтобы он все же уехал, чтобы жить собственной жизнью, не думая о моей смерти.
Дверь открылась со стоном и скрипом. Сверху, из комнаты под куполом, донесся легкий, торопливый шум, и сердце сжалось. Осторожно, опираясь рукой о стену, я поднялась по лестнице на самый верх и застала поразительную картину. Над головой синело чистое небо, вдали виднелся причал и ослепительно белый песок пляжа. Тэйн, всклокоченный, с воспаленными глазами, сгорбился над кипой бумаги.
– О! – выдохнул он, и напряжение тут же спало с его лица. – Это ты, Эвери.
Его кожа лоснилась от пота. Темные волосы были взъерошены. Время перевалило за полдень, Тэйн же провел в каморке смотрителя, по всей видимости, много часов. Возможно, он сидел тут с прошлого вечера.
– Ты ел? – спросила я его. – А когда ты спал последний раз?
– Прошлой ночью вздремнул немного, – пробормотал Тэйн.
– Где? И что ты делаешь?
