Вирджиния Бокер - Ищейка
– Так что нам делать, пока Питер сюда добирается? – спрашиваю я.
– Спать? – неразборчиво произносит Файфер.
– Пока что могу показать вам мой собор, – говорит Гумберт.
Файфер резко встает и начинает потягиваться. Джон смотрит на нее неодобрительно, что она полностью игнорирует. Я бы тоже пошла наверх спать, вместо того чтобы тащиться в какое-то богопротивное ночное паломничество. Но сопротивляться невозможно.
– Звучит заманчиво, – говорю я.
Файфер бросает на меня очень противный взгляд, зато лицо Гумберта озаряется улыбкой.
– Я не знал, что у тебя есть собор, – говорит Джордж.
– Ну, на самом-то деле это не собор, – отвечает Гумберт. – Это просто я его так называю.
– Так что же это такое? – спрашивает Джордж, вежливо подавляя зевок. – Это, случаем, не ретирадное место? Не винный погреб? И то, и другое пришлось бы сейчас более чем кстати…
– Нет, мой мальчик. Собор – это место, где я храню все свои раритеты.
– Раритеты? – Джордж зевает чуть шире.
– О да! У меня отличная коллекция! Естественно, я держу ее в строжайшем секрете. У меня там книги заклинаний, гримуары, алхимические приборы и всякие прочие мелочи, даже перегонный куб есть, принадлежавший когда-то самому Артефию! Есть атам из китового уса и другое редкое оружие. Я слегка в нем разбираюсь, к вашему сведению. Есть у меня копья, посохи, мечи и ножи…
– Мечи? – разворачивается к нему Файфер. – Ножи?
Гумберт удивлен:
– Вот уж не знал, моя милая, что ты интересуешься оружием.
– Естественно, интересуюсь, – отвечает она.
Джон удивленно поднимает брови:
– С каких же пор?
– С этой минуты, – пожимает плечами Файфер. – Ведь не знаешь заранее, когда придется защищаться. – Она смотрит на меня неприязненно. – Как это Николас всегда говорит? «Враги повсюду».
Глава девятнадцатая
Гумберт ведет нас из столовой в «шахматный» вестибюль, подходит к самой большой картине, где Венера с Купидоном, которыми я любовалась по пути сюда. Внизу на картине пара масок – пустые запавшие глаза бессмысленно таращатся вдаль. Он подходит и сует в одну из глазниц палец, и я ахаю. Неужто и вправду в этом бесценном холсте проделали дыру? Но тут я слышу тихий звук, на противоположной стене вестибюля приоткрывается дверь – щелкой. Она маленькая, узкая, швы так замаскированы в резных стенах, что почти невидимы. Или я нюх теряю?
Гумберт подходит к двери и распахивает ее – дверь бесшумно поворачивается на хорошо смазанных петлях.
– Ну что, пошли?
Он жестом приглашает нас войти. Файфер протискивается в дверь первой, за ней Джордж. Я иду следом, но то, что я вижу за дверью, меня останавливает. Узкая лестница ведет вниз, в темноту. Джон проходит в дверь, глядит на лестницу, потом на меня.
– Знаешь, Гумберт, наверное, мы с Элизабет подождем здесь, – говорит он.
– Нет, не надо, – отвечаю я.
– Уверена?
Я киваю. Мне все же любопытно увидеть коллекцию Гумберта. И более чем любопытно узнать, что на уме у Файфер. Мое предположение – она хочет украсть у Гумберта какое-нибудь оружие. Мне-то она ничего сделать, конечно, не может, но меня все равно беспокоит, что попадет ей в руки. Меньше всего мне нужно, чтобы она ранила Джона или Джорджа или даже себя в дурацкой попытке их от меня защитить. Я смотрю на Джона:
– Пойдешь со мной?
Он кивает, и мы начинаем спуск по узкой лестнице. В дверь протискивается Гумберт и закрывает ее за собой на засов. У меня немедленно потеют ладони.
– Можешь петь что хочешь и когда хочешь, – шепчет Джон. Я стараюсь изобразить смех, но выходит похоже на стон.
Когда мы добираемся до конца лестницы, я тут же понимаю, почему Гумберт называет это хранилище собором: помещение огромное, круглое, высота сводчатого потолка больше, чем поперечник зала. Одно закругление стены выполнено полностью в виде цветного витража, в другом стоит большой стенд с экспонатами под стеклом. Оставшееся пространство стены выложено полками, набитыми всякими предметами, шевелящимися, как живые твари. Банки булькают и шипят. Часы тикают и жужжат. Глобусы гудят и вертятся. Книги уложены штабелями. Некоторые в кожаных переплетах, другие – просто пачки листов, перевязанных бечевкой. Приборы, о которых он говорил, расставлены повсюду: чаши, ступы, песты, весы, мешки с травами и банки с частями животных, плавающими в растворе, как нелепые рыбы в аквариуме. В центре всего этого громоздится кирпичная печь, в которой танцует маленький голубой огонек.
– Ну, не надо стоять столбом, – говорит Гумберт. – Прошу, осмотритесь вокруг.
Джордж отходит посмотреть на вертящиеся шары, а Файфер и Гумберт идут прямо к стенду. Там, наверное, и держат оружие. Я увязываюсь было за ними, но Джон отводит меня к печке. Над огнем стоят несколько стеклянных колб, в них булькают яркие цветные жидкости.
– Что это? – спрашиваю я.
Джон осматривает ближайшую колбу. Внутри ее кипит что-то темно-красное.
– Судя по виду, аква вита.
Я приподнимаю брови.
– Гумберт – алхимик?
Он улыбается в ответ:
– Нет, он не пытается превращать свинец в золото или заниматься чем-нибудь в этом роде. Он лишь делает вино. Точнее, делает вино крепче. Вот в этой колбе, – он показывает на меньшую из них, с оранжевой жидкостью, – бренди. Когда будет готово, им можно будет краску на стенах растворять. – Он смотрит, как кипит жидкость, протягивает руку и слегка убавляет пламя. – Однако растворять внутренности Гумберта нет никакой надобности.
Я смеюсь. Потом вспоминаю книгу, которую он читал в ту ночь, когда заснул у меня в комнате.
– Ты тоже алхимик?
– Не совсем. Но думаю поучиться алхимии в университете на следующий год.
– Где?
Алхимия слишком близка к магии, чтобы считаться законным занятием в Энглии.
– Иберия, наверное. Или Умбрия. Не знаю, пока не решил.
– То есть в ученики пирата не пойдешь?
Он смеется.
– Нет, хотя отцу это было бы приятно. Он пытается меня уговорить с тех пор, как я ходить научился.
– Безрезультатно?
– Абсолютно. Я ничего против не имею, но предпочитаю знахарство.
– Пирату проще по девкам таскаться, – замечаю я.
Он фыркает:
– Ага. Для меня это высшая цель жизни. – Я снова смеюсь. Джон указывает на полку, где стоят банки с разрозненными фрагментами животных. – Хочешь взглянуть поближе?
Я киваю, и мы начинаем снимать банки с полок.
Читаю этикетку на банке, где лежит нечто вроде серых крошечных изюмин.
– Мышиные мозги!
– Это еще что. – Он всматривается внимательно, потом достает другую банку. – На вот, посмотри.
– Глаза лягушки, – читаю я. – Гляди-ка, уставились! Они такие…
– Строгие?
Меня пробирает смешок. Джон ставит банку на место и тянется к другой, побольше, в которой что-то желтое и мягкое.
– Поджелудочная железа коровы. – Я морщу нос.
– Ага, на сыр похоже.
– Вряд ли ты стал бы намазывать это на хлеб, – говорю я, и мы оба смеемся, и он смотрит на меня, я на него, и вдруг расстояние между нами чудесным образом сокращается, и я чувствую волнение… пока не вспоминаю, что говорил мне Джордж. Про его мать и сестру. Радостное волнение сменяется совсем иным чувством, и я делаю шаг назад.
Джон, кажется, не заметил. Он продолжает снимать банки с полок и рассматривать, полностью поглощенный этим занятием. Мне бы надо уйти, наверное. Взглянуть, что там задумала Файфер. Я смотрю на нее – они с Гумбертом возле витрин с оружием – «Ты посмотри, сколько его там всякого!» – углубившись в разговор. Джордж все еще возле глобусов, старательно избегает моего взгляда, из чего я делаю вывод, что он за мной наблюдает. Определенно мне надо уйти.
– Как ты стал знахарем? – спрашиваю я вместо этого.
Джон аккуратно ставит на место банку, которую держит в руках (кишки овцы), и поворачивается ко мне.
– Моя мать была знахаркой, – говорит он. – Держала аптеку возле нашего дома в Харроу. Когда отец не забирал меня в море, я ей помогал. Иногда сестра тоже помогала, но она то и дело влипала вместе с Файфер во всякие истории, и пользы от нее было чуть. – Он слегка улыбается, вспоминая о прошлом. – В общем, когда мне было лет девять, она заподозрила, что во мне тоже есть магия целителя. Так что однажды взяла меня с собой в аптеку и велела приготовить зелья для двух пациентов. У одного была зеленая лихорадка, у другого пемфигус. Очень неприятное кожное заболевание, пузырчатка, – поясняет он в ответ на мою приподнятую бровь. – И ушла.
– Ушла? – Я чувствую, как у меня глаза на лоб лезут. – А ты что сделал?
– Сперва растерялся. – Он улыбается слегка. – Я помогал ей уже много лет, но никогда не готовил зелье без ее присмотра, тем более такое сложное. Понятия не имел, что делать. До верхних полок доставал только со стремянки, даже не знал, как печь разжигать. Был уверен, что сожгу дом, а если бог милует, тогда зелье у меня будет ядовитым, убьет матушкиных пациентов, и придется мне с этим знанием жить. Но потом…
