Даррен Шэн - Кардинал
– Тоже возможно, – не стала отрицать Леонора. – Мне так, правда, не кажется, но я уже ошибалась в нем раньше.
– Утешает, – ехидно хмыкнул я.
Она мягко коснулась моей руки:
– Когда имеешь дело с Дорри, невозможно подстелить соломку. Ты ведь знал, на что идешь. Так что жаловаться поздно.
– Вы правы. Простите. Тяжелая выдалась неделя.
– А будет еще тяжелее, – обнадежила она и, съев кусочек ананаса, окинула взглядом ресторанный зал. В глазах мелькнула легкая тень сомнения, но она тут же прогнала ее и улыбнулась: – Люблю этот ресторан. Он мне как дом. Моя жизнь во многом началась именно с его открытием. Передо мной проходили все великие люди города, на моих глазах здесь творилась история. Когда я только открыла ресторан, сюда ходила сплошная шваль, а Дорри был никем, безродным трущобным мальчишкой. А потом, когда его авторитет вырос, в ресторан стало так просто не попасть, хотя все стремились. Помню, как-то он привез сюда президента. Весь светился от счастья: по одну руку самый влиятельный человек страны, по другую – Кон…
Она осеклась и недовольно поморщилась.
– А по другую – Кончита? – завершил я.
Леонора удивленно замигала:
– Ты знаешь про Кончиту?
– Познакомился в «Скайлайте». Мы подружились.
– Дорри знает?
– Теперь да. – Я помрачнел, вспомнив про попытку самоубийства. – Как они оказались вместе? – спросил я, отодвигая стакан, чтобы наклониться поближе. – Он ее правда любил?
– По-своему да, насколько мог. – Леонора горестно вздохнула. – Я надеялась, Кончита станет для него спасением. В молодости его жестокость переходила все границы. Когда я с ним только познакомилась, он был обычным отморозком, не знавшим меры. Он не умел сдерживать гнев. Взрывался чуть что, как неуправляемый ребенок. Он был зверем. У меня ушли годы на то, чтобы сделать его человеком. Я видела в нем потенциал, видела, кем он мог бы стать. Я посвятила себя ему. Не знаю, из каких побуждений. Просто меня к нему тянуло. Он был подозрительным. Никогда никому прежде не доверял. Родителей своих, по-моему, не знал вовсе. Вырос на улице, ночевал в гаражах, в заброшенных зданиях. Читать не умел, в разговоре едва мог два слова связать. Я его воспитала. Научила говорить, читать, доказывать, действовать. Единственное, чему я его не могла научить, – это любви. Его не интересовало общение. И тут появилась Кончита…
Леонора погрузилась в прошлое. Я затаил дыхание, чтобы не спугнуть.
– Она была такая прелесть. Крошечная, но жизнь в ней так и бурлила. Она выдерживала Дорри – как и я, – мирилась с его эскападами, закрывала глаза на вспышки ярости, любила его целиком и полностью. Они были как Красавица и Чудовище. Он рычал в лицо миру, она хохотала. Могла пощекотать его при всех или уткнуться носом ему в шею. И никто даже хихикнуть над этим не смел.
– Кончита сделала его спокойнее?
– Нет. Она сильно помогла, как и я. Но он продолжал давить людей, как клопов. Его личная жизнь не влияла никак. Когда болезнь разрушила разум Кончиты и отняла ее у Кардинала, многие думали, он впадет в ярость и начнет отыгрываться на городе. Он не стал. Дело осталось делом, как бы он ни страдал в глубине души.
– А он страдал? – не выдержал я.
– Думаю, да. По Дорри не поймешь. После ее ухода он стал угрюмым, иногда замыкался в себе. Но не горевал. Мне кажется, он не способен горевать. Не могу сказать, насколько он приблизился к тому, чтобы полюбить Кончиту, но он был так же далек от любви к ней в твоем или моем понимании, как наша планета далека от Солнца. Из всех нормальных человеческих чувств ему доступны лишь ненависть и ярость.
Леонора умолкла, и по тому, с какой сосредоточенностью она принялась резать ананас, я понял, что больше она говорить на эту тему не хочет. И пусть. Я и так узнал о Кардинале подробности, на которые не рассчитывал. Переваривая услышанное, я окинул взглядом ресторанный зал.
– Наша Лапа сегодня уже заходила? – поинтересовался я.
Она рассмеялась:
– Какая еще Лапа?
– И Цзе, – расшифровал я.
– Кто?
Я посмотрел на нее, меняясь в лице.
– Леонора, – дрожащим голосом произнес я, – только не говорите мне…
– Тихо. – Леонора выставила ладонь, приказывая мне замолчать. – Расскажи мне про этого «Лапу», – попросила она после недолгих раздумий.
– Но вы же его и так… – сердито начал я.
– Пожалуйста! – перебила она. – Уважь мою просьбу.
Вздохнув, я описал его внешний вид, потом перешел к остальному:
– Когда-то он был правой рукой Кардинала. Теперь в основном проводит время здесь, большей частью с вами. Делает вид, что слегка с приветом, но он совсем не такой. Вы с ним близко дружите. Мне даже кажется, что когда-то между вами было что-то большее, хотя прямо никто из вас об этом не говорил. На самом деле его зовут Инти Майми. Продолжать?
Леонора сидела, уткнувшись взглядом в стол, погрузившись в мертвое молчание. Когда она наконец подняла голову, лицо ее будто осунулось.
– Я не помню о нем ничего. – Видя, что мои губы сами собой складываются в злорадную усмешку, она поспешно схватила меня за руки. – Капак, клянусь, это имя для меня – пустой звук. Я не говорю, что такого человека не существует. И твоему рассказу о нем я верю. Но я его совершенно не помню. – Леонора выпустила мои ладони. – Такое уже бывало раньше, но никогда не ощущалось настолько остро. Я проснулась утром в какой-то растерянности, будто чего-то не хватает. Словно заходишь в комнату и забываешь, зачем зашел. Какой-то провал в памяти, который непонятно откуда взялся. Теперь понятно.
– То есть вы хотите сказать, что забыли его? Но это невозможно. Нельзя просто забыть человека. Так не бывает.
Леонора горько улыбнулась:
– Тебе еще многое предстоит узнать, Капак. Я действительно его забыла. И это уже не первый случай. Кончита часто упоминала каких-то неизвестных людей, которых я якобы знала. Это было давно. Я тогда списывала все на ее болезнь, считала, что она заводит себе вымышленных друзей. Но с годами я начала догадываться, что все наоборот, что Кончита – единственная из нас, кто не подвержен этой непонятной напасти. Она и на других набрасывалась с упреками, уверяя, что мы должны знать всех этих неизвестных. – Леонора покачала головой. – Я уже старая, я много странностей повидала на своем веку. Сознание – сложная вещь, непредсказуемая. Им можно манипулировать. Я видела, как люди ходят по раскаленным углям, задерживают дыхание под водой на час, вспоминают события, происходившие до их рождения…
Она отправила в рот последний кусок ананаса и замолчала, ожидая, что я скажу.
– И Цзе тоже всех помнил, – ответил я. – И иногда с вами спорил. Ему казалось, что вы пляшете под дудку Кардинала. У меня точно такие же мысли были про Соню, когда пропал мой друг Адриан. Что это все значит, Леонора? – Я посмотрел на нее умоляюще.
Она едва заметно пожала плечами и поднялась:
– Не знаю, что происходит, но кроме тебя только двое вели разговоры про людей, которые, я так понимаю, стирались из памяти у остальных. Эти двое – Кончита, потерявшая рассудок, и твой И Цзе, который теперь сам пропал. – Наклонившись, Леонора поцеловала меня в лоб. – Мир Дорри настолько мрачен и бездонен, что даже у меня воображения не хватает. Будь осторожен, Капак.
Я проводил ее взглядом, чувствуя, как идет кругом голова. Чем дальше, тем больше маразма. С удовольствием просидел бы тут весь день, ковыряясь в загадках, но пора было явиться на встречу. Кардинал меня вызвал еще накануне, я и так заставил его ждать, вряд ли моя неявка его сильно обрадовала. Я надеялся навести хоть какой-то порядок в голове, прежде чем предстать перед Кардиналом, но надежды пошли прахом, а продолжать откладывать встречу не было никакого смысла. Отодвинув стул, я отправился на поиски Томаса и, отыскав, велел ехать во Дворец.
Зеленый туман снова душил город в объятиях, поэтому ехали мы дольше обычного. В дверях я столкнулся с выходящим Фордом Тассо, который тут же притормозил меня, дернув за руку.
– Где тебя носило, черт дери? – заорал он. – Он там уже огнем пышет, как адский дракон. Как можно продинамить Кардинала? Ты башкой своей подумал вообще?
– Моей башке других забот хватило.
– Ты!.. – Тассо задохнулся от возмущения, но мне было все равно.
– Хотите, оттащите меня к нему сами, сделаем вид, что вы меня выследили.
Он покачал головой:
– Лети мухой наверх, и чтоб глаза мои тебя не видели.
Я без особой спешки сдал обувь – маленькая акция протеста, – а потом поднялся на лифте и чуть помедлил перед дверью в кабинет. Секретарь, шурша бумагами, кидала на меня убийственные взгляды. Плевать. После того что он сделал с Кончитой, этот ублюдок более чем заслуживает, чтобы его осадили. Я дождался, пока секретарь начнет скрежетать зубами, и только тогда, коротко стукнув в дверь, вошел.
Кардинал рысил вдоль окна, как разъяренный бык. Он даже засопел, когда я вошел.
