Кендалл Калпер - Соль и шторм
Тэйн с фонарем поджидал меня на самом верху лестницы. Днем из комнатушки под куполом открывался потрясающий вид на Нью-Бишоп и океан. Ночью же вокруг простиралась сплошная мгла, и я представила, что мы находимся не в маяке на краю города, а на грот-мачте китобойного судна, окруженного бесконечным черным океаном.
Тэйн уже подготовился. Его предусмотрительность меня даже удивила – на пол он постелил грубое белое одеяло. Один уголок прижимала маленькая чашка с сажей. Рядом лежали две палочки. Одна напоминала обычный деревянный штырь. Вторая, около фута длиной, – тонкая, с изогнутым кончиком, немного похожая на узкий, миниатюрный скребок.
– Вот этим? – Мой голос дрогнул. Я прокашлялась и затем спросила спокойным тоном: – Вот этой штукой будешь делать тату?
– Да, – ответил Тэйн. – Я сам ее смастерил. Присаживайся.
Он указал на одеяло, и я, подобрав юбки, присела. На мгновение подумалось, что в другой жизни и в другое время это было бы пусть глупым, но весьма романтичным приключением. Полночное свидание на заброшенном маяке приемной дочери пастора и молодого гарпунщика, чье тело сплошь покрыто татуировками! Почти как в дешевых бульварных романах! С минуту Тэйн внимательно смотрел на меня, пока я пыталась подавить приступы тревоги и беспокойства.
– Что такое? – не выдержала я.
– Где мне… – Тэйн запнулся, и хотя свет фонаря не освещал его лица, могу поклясться, он покраснел от смущения.
– Что значит: где тебе? – спросила я и тут же догадалась, о чем он – надо было решить, где наносить рисунок. Щеки мои тут же вспыхнули, и я смутилась ничуть не меньше, чем Тэйн.
– А должно… должно быть какое-то определенное место для этой татуировки? – поинтересовалась я, стараясь на него не смотреть.
– Обычно ее набивают на плече.
Я озадачилась, представив, как буду выглядеть в этих идиотских платьях с открытыми плечами и декольте, которые мать заставляла меня надевать на всякие светские мероприятия.
– Но это необязательно, – добавил Тэйн. – Она будет защищать в любом случае. Неважно, где мы ее сделаем.
Теперь мы смутились еще сильнее, потому что затруднялись придумать такое место на моем теле, которое не увидела бы мать и которое не стыдно было бы показать ему. У меня мелькнула мысль, что так мы можем колебаться до самого рассвета, не осмеливаясь что-то сделать.
– Ну что ж, – сказала я решительно и скинула левый ботинок, пока мои нервы окончательно не сдали. – Ради бога, Тэйн, отвернись!
Он сморгнул, затем закрыл глаза и отвернулся. Я же, стараясь не замечать, как неистово колотится мое сердце, сдернула с себя кружевные панталоны и отбросила их в угол комнаты. Полностью обнажив левую ногу, я подоткнула юбки вокруг правой – хоть какое-то подобие пристойности в таких обстоятельствах.
– Все, – сказала я, и Тэйн повернулся.
Я уставилась на него, стараясь прочесть выражение лица. Он смотрел куда угодно, только не на меня и уж тем более не на мою ногу. Раньше мне никогда не доводилось оставаться с парнем наедине. Даже представить себе такого не могла. И уж конечно никогда не показывала никому обнаженного тела. В темноте моя кожа светилась белизной, а тонкие волоски в свете фонаря казались крошечными золотыми нитями.
– Здесь, – указала я на бедро, – никто не увидит.
– Будет больнее, – заметил Тэйн. – Кость близко.
Но мне не хотелось об этом думать – никаких сил не было ломать голову над тем, где еще можно сделать татуировку, поэтому я только стиснула зубы и процедила:
– Ну и пусть!
Тэйн кивнул, не вымолвив больше ни слова. Я слышала, как часто он дышит. Себе же я приказала успокоиться.
– Ляг на спину, – велел Тэйн, и я опустилась на одеяло, стараясь ни о чем не думать, лишь схватилась за юбку так, что побелели костяшки.
Приличная девушка в такой ситуации, без сомнения, зажмурилась бы, но я заставила себя смотреть во все глаза. Возможно, это единственный раз в жизни, когда при мне делали тату. Не хотелось бы такое пропустить.
– Тебе накололи узоры, когда ты был ребенком? – спросила я, и Тэйн кивнул.
– Но на моем острове женщинам и детям сперва давали выпить особый чай, чтоб они уснули, – пояснил он. – Без него обходились только самые сильные из мужчин.
Я почувствовала, как на меня накатывает приступ паники, но постаралась улыбнуться – правда, получилась нелепая гримаса.
– Тебе тоже случалось отведать того чая?
Тэйн коротко и нервно хохотнул, затем открыл свою сумку и достал бутыль с какой-то жидкостью.
– Это чтобы не подцепить заразу, – пояснил он и плеснул сперва на загнутый кончик палочки для накалывания тату, а затем на оголенное бедро. Запахло ромом. Я глубоко вдохнула.
Не волшебный чай, но хоть что-то…
– Можно глоток? – попросила я, протягивая руку к бутылке. Я впервые осталась с парнем наедине, полунагая, вот-вот мне будут делать татуировку, и раз уж это ночь первых опытов, то почему бы заодно не отведать рому?
– Конечно, – Тэйн протянул мне бутылку.
Я сделала большой глоток и закашлялась. Горло обожгло огнем. Я с трудом отдышалась и хлебнула поменьше. Теперь пламя охватило желудок, но затем по телу растеклось приятное тепло.
– Отлично, – сообщила я, устраиваясь поудобнее. – Я готова.
Тэйн придвинул фонарь поближе, от чего на противоположной стене выросла гигантская тень. Тем временем Тэйн начал тихо-тихо, полушепотом напевать слова какого-то заклинания. Я тут же почувствовала небывалый прилив сил, даже волоски на руках встали дыбом. Магия Тэйна начала опутывать меня невидимыми нитями.
Он обмакнул кисточку в чашку с сажей. Затем осторожными, короткими движениями коснулся ею кожи бедра. Это было щекотно, и я захихикала. Тэйн выводил рисунок из треугольников, продолжая напевать странные загадочные слова. Мелодия словно вливалась в меня, наполняя спокойствием.
Мне стало любопытно – не для того ли нужно пение, чтобы усмирить того, кому наносят татуировку, но спросить не решилась. Слишком сосредоточенным и серьезным выглядел Тэйн, не хотелось его отвлекать.
– Готова? – сказал он.
Я подняла глаза. Мне вдруг захотелось вскочить на ноги и воскликнуть: «Нет! Забудь обо всем! Я не вынесу никакой боли!».
– Эвери, – выдохнул он. – Ты сможешь!
Он взглянул на меня с улыбкой, такой же пьянящей, как и глоток рома, и тепло разлилось по моим венам. Я улыбнулась в ответ, и он приступил к делу.
Когда мне было семь, я не раз помышляла о том, чтобы вскарабкаться на скалистый выступ неподалеку от нашего дома, нависавший над океаном. Бабушка не раз предупреждала, что это опасно, что волны сделали скалы острыми и скользкими, и если я вдруг упаду, она не сможет прийти мне на помощь, так как слишком стара. Но я не обращала на ее слова никакого внимания. Считала, что скоро стану ведьмой острова Принца, королевой волн, а значит, и океан не причинит мне вреда. В конце концов, я все-таки забралась по мокрым камням на самый край выступа. Мои босые ноги двигались ловко и уверенно. И вот, стоя на краю скалы над океаном, я подставляла лицо ветру и смеялась над тем, что люди, а особенно моя бабушка, боятся какой-то груды камней.
А на обратном пути я оступилась и кубарем скатилась к краю выступа. Не успела и глазом моргнуть, как нога провалилась в расщелину между скалами. Вся кожа от лодыжки до бедра оказалась содранной. Шок от падения на минуту лишил меня дара речи и способности здраво мыслить, затем я пришла в себя и, упершись ладонями в мокрые камни, попробовала подняться, но не смогла. Лодыжка будто оказалась в капкане. От каждого движения острые камни еще сильнее врезались в рану, причиняя адскую боль. Из глаз хлынули слезы.
– Бабушка! – истошно завопила я. – Бабушка! Я застряла!
Сначала в окне показалось ее лицо. Несколько минут – очень долгих минут – она просто смотрела на меня, и лишь потом дверь открылась, и она вышла на крыльцо. Дом был достаточно далеко от выступа, но я отчетливо расслышала слова: «Выбирайся теперь сама».
Эти слова окатили меня холодом сильнее, чем волны, что плескались у ног. Начался прилив, и я знала, что вода вскоре поглотит черные камни выступа. Крича и заливаясь слезами, я звала бабушку на помощь, но она, суровая как никогда, стояла неподвижно и смотрела на меня с берега.
Чем отчаяннее я пыталась высвободиться, тем сильнее раздирала рану на ноге. Между тем оставались считаные минуты до того, как океан полностью накроет выступ. Мышцы от напряжения дрожали, я задыхалась от жгучей боли, но боролась не переставая. Ледяная вода подступала все ближе, билась о камни, шипела и пенилась. Я захлебывалась и чувствовала, что с каждой новым ударом прибоя холод все больше сковывает тело. Слезы смешались с соленой океанской влагой. Когда волны уже накрывали с головой и приходилось задерживать дыхание, меня вдруг охватил лютый страх, что я вот-вот утону и никогда не стану ведьмой острова Принца. Вода уже бурлила надо мной. Издав душераздирающий вопль отчаяния и боли, я рванулась наверх из последних сил… и выбралась. Кожа лохмотьями болталась на искалеченной ноге, а вода от крови тотчас окрасилась в красный цвет, но зато я была свободна. Превозмогая боль, как раненый зверь я ползла по камням, а за мной тянулся кровавый след. Наконец, изможденная, я упала у ног бабушки.
