Морган Райс - Восход доблести
«И как же туман может убить человека?» – спросил Артфаэль позади них.
«Это не туман», – ответил Сивиг. – «А создания, которые в нем находятся».
Так же быстро налетел порыв ветра и прогнал туман прочь. Дункан почувствовал большое облегчение, когда снова смог увидеть озеро.
«Если мы отправимся через равнины», – продолжал Сивиг. – «То потеряем друг друга в тумане. Если будем придерживаться берегов озера, то у нас будет ориентир. Давайте быстро отправляться в путь – ветер начинает меняться».
Сивиг пнул своего коня, Дункан и остальные последовали его примеру. Они все рысью поскакали в сторону озера. Шипение воды стало громче, стоило им приблизиться, а когда они добрались до берегов озера, красный гравий под копытами их лошадей издавал жуткие звуки. Мрачное предчувствие Дункана только усилилось.
Накатила очередная волна тумана, и Дункан снова погрузился в белую мглу. Он снова ничего не мог видеть перед собой, и в этот раз туман долго не рассеивался.
«Держитесь поблизости и прислушивайтесь к гравию», – сказал Сивиг. – «Именно так вы узнаете, что я еще на берегу. Достаточно скоро вы услышите реку. До тех пор не сворачивайте с тропы».
«А как насчет зверей, о которых ты говорил?» – крикнул Дункан, нервничая, пока они проходили через белое облако. – «Что если они появятся?»
Дункан услышал, как Сивиг вынул свой меч.
«Они появятся», – ответил он. – «Просто закройте глаза и позвольте своим мечам сделать свое дело».
* * *Дункан верхом на коне шел через туман, его люди шли рядом с ним, их лошади натыкались друг на друга, и это было единственным ориентиром в белой мгле. Он сжимал в руке свой меч, нервничая. Люди позади него трубили в рог снова и снова, и этот единственный звук эхом разносился по холмам, через озеро. Воины Дункана следовали его приказу, поэтому они не должны потерять след друг друга. Тем не менее, каждый раз, когда звучал рог, Дункан напрягался, опасаясь того, что это может спровоцировать созданий, живущих в тумане, и приготовился к атаке. Кроме того, звук было сложно отследить и, если бы не гравий под ними, вероятно, они все уже заблудились бы. Сивиг был прав.
Дункан почувствовал, что начинает плохо ориентироваться, углубившись в свои мысли, теряя все ощущения реальности, все глубже и глубже пробираясь в белую мглу. Все казалось нереальным. Он видел, как туман мог вывести человека из себя.
Прогремел тяжелый голос Сивига, нарушивший тишину, и Дункан обрадовался ему.
«Помнишь Кровавый Холм, дружище?» – спросил он, предавшись ностальгии. – «Мы были молоды. Многообещающие воины, без жен и детей – только мы, наши мечи и целый мир перед нами, чтобы проявить себя. Именно то сражение сделало нас мужчинами».
«Я хорошо это помню», – ответил Дункан, которому казалось, что все это было вчера.
«Они превосходили нас числом два к одному», – продолжал Сивиг. – «Опустился туман – такой, как сегодня. Мы отделились от наших людей, и нас осталось только двое».
Дункан кивнул.
«Мы попали в ловушку», – добавил он.
«Сеть шершня», – сказал Сивиг. – «Помнишь, что ты сказал мне в тот день?»
Дункан слишком хорошо все это помнил.
«Ты сказал: это подарок, которого я ждал», – продолжал Сивиг. – «Я никогда не понимал, что это значит вплоть до последних лет. Это был подарок. То, что мы были окружены, нас было мало, то, что мы могли полагаться только на самих себя, – это был подарок. Скольким мужчинам он достается?»
Дункан кивнул, его сердце парило от воспоминаний о том дне.
«На самом деле, очень редкий подарок», – сказал он.
«В тот день я получил множество ранений», – продолжал Сивиг после продолжительной паузы. – «Некоторые из них напоминают о себе каждый раз, когда я сгибаю колено. Но это не то, что запомнилось мне больше всего, так же это и не тот факт, что мы убили каждого из них. Больше всего мне запомнились твои слова. И мое удивление, когда я увидел, что ты не испытываешь страха. Наоборот, я никогда не видел тебя счастливее, чем в тот момент. Твоя храбрость придала мне сил. В тот день я поклялся стать великим воином».
Дункан глубоко задумался над словами своего друга, к нему вернулись воспоминания, пока они скакали в тишине долгое время. Дункан с трудом верил в то, что прошло так много лет. Куда ушла его юность?
«Королем должен стать ты», – сказал Сивиг решительным голосом, нарушив тишину, его слова прокатились в тумане.
Дункана поразили слова друга. Царствование никогда не было чем-то, к чему он стремился, и голос Сивига прозвучал так, словно друг подталкивал его на это.
Дункан покачал головой.
«Старый Король был моим другом», – ответил он. – «Я всегда стремился только к службе».
«Он предал королевство», – возразил Сивиг. – «Он сдал Эскалон. Он не заслуживает того, чтобы быть Королем. Что касается меня, то я никогда больше не буду ему служить, если Эскалон когда-нибудь будет свободен. Не будут служить ему и остальные. У нас нет короля, разве ты этого не видишь? А чем будет свободный Эскалон без короля?»
«Может, и так», – сказал Дункан. – «Но он – наш Король, нравится тебе это или нет. Капитуляция не снимает с него титула».
«Неужели?» – спросил Сивиг. – «Если не это, то что же тогда? Что это за Король, который не защищает свою землю?»
Дункан вздохнул, зная, что его друг прав. Он и сам думал об этом много раз. Разговор с другом был похож на спор с самим собой. Дункан не знал, что сказать.
«Даже если бы у нас был новый король», – ответил он. – «Почему им должен быть я? У нас очень много достойных людей».
«Мы все тебя уважаем», – сказал Сивиг. – «Все военачальники. Все великие воины, которые остались, разбросанные по Эскалону. Ты представляешь лучшее во всех нас. Когда Тарнис сдал королевство, мы все ожидали того, что ты возьмешь на себя царствование, но ты этого не сделал. Твое молчание говорило само за себя. Именно твое молчание, друг мой, то, что ты выбрал сторону Короля, предоставило пандезианцам возможность захватить нашу землю».
Эти слова глубоко ранили Дункана, словно Сивиг вонзил в его сердце кинжал. Он спрашивал себя, неужели его друг прав. Он никогда не задумывался об этом.
«Я просто хотел быть верным», – ответил Дункан. – «Верным своей стране, своим людям и своему королю».
Сивиг покачал головой.
«Верность может быть самой большой опасностью из всех, когда она слепа, когда она неуместна».
Дункан задумался над его словами. Неужели он был ослеплен верностью ради верности?
«Ты преподал мне хороший урок, Дункан», – продолжал Сивиг. – «Теперь позволь мне научить тебя. Не преданность или верность делает из тебя мужчину, а значение того, кому ты должен хранить верность – и когда. Верность не вечна. Верность нужно заслужить – каждую минуту каждый день. Если человек, которому я был верен вчера, не заслуживает ее сегодня, тогда нужно изменить эту верность – иначе она ничего не стоит. Верность – это не право по рождению. Когда тебе кто-то верен – это очень священно. Если тот, кому ты верен, этого не достоин, они должны принять последствия. Кому нужна слепая преданность? Она пассивна. А воин никогда не должен быть пассивным».
Они продолжили свой путь в тишине. Слова Сивига звенели в ушах Дункана, поразив его в самое сердце и душу, заставив его пересмотреть всю свою жизнь. Они ранили, провоцировали его. И пусть ему не хотелось их слышать, вместе с тем Дункан понимал, что в некоторой степени ему это необходимо.
«Что ты будешь делать, как только Эскалон будет свободен?» – снова заговорил Сивиг после продолжительной паузы. – «Опозоришь всех воинов, которые сражались за тебя и передашь царствование человеку, который этого не заслуживает? Или окажешь честь тем, кто оказал ее тебе, и дашь им руководителя, который им нужен?»
Дункан не знал, как ответить. Отец учил его тому, что верность должна быть превыше всего, ему говорили, что люди приходят и уходят, но верность остается навсегда. Дункан никогда не предавал тех, кто находился рядом с ним и никогда не забывал про долг. Кроме того, его учили ценить свое место в жизни и не стремиться занять положение, которое для него было слишком высоко.
Все, что сказал Сивиг, противоречило самой сути того, кем он был, того, что он знал. Но в то же самое время Дункан не мог не видеть в этом смысла: слабый король подвел их, оскорбил свою страну, и Дункан знал, что в словах Сивига есть истина, даже если в этот момент он не до конца понимал ее.
Они снова погрузились в молчание, продолжая свой путь вокруг Озера Гнева. Гравий хрустел под копытами их лошадей, туман по-прежнему был таким густым, что Дункан не видел собственных рук. Пока они шли, его дурное предчувствие усиливалось. Он не боялся человека, но ему не хотелось сражаться с тем, чего он не видит. Дункан ощущал в воздухе нечто зловещее, ему казалось, что нечто надвигается, и он крепче сжал свой меч. Он надеялся на то, что не ведет своих людей навстречу смерти.
