Вирджиния Бокер - Ищейка
Николас удивленно вскидывает голову, смотрит на меня. Я почти сразу понимаю, что случилось. Цифра незримого миру клейма – стигма. Веда только что назвала меня ищейкой. Как я и ожидала.
Первое инстинктивное побуждение у меня – выпрыгнуть в окно и рвать когти. Но куда? Приходится сдержать порыв, стоять тихо и быть готовой к тому, что последует дальше.
Горстка песчинок пересыпается в нижнюю половину часов, и Веда падает головой на стол. Николас берет ее за плечи и осторожно прислоняет к спинке кресла. Через секунду она шевелится, глаза медленно сосредотачиваются. Она смотрит на Николаса:
– Ну как я?
– Отлично, – ласково улыбается ей Николас. – А теперь пойди к Файфер, хорошо? Она ждет, и у нее для тебя подарок.
Сияющая Веда спрыгивает с кресла и бросается в соседнюю комнату. Николас смотрит на Эвис:
– Не возражаешь, если я недолго поговорю с Элизабет с глазу на глаз?
Та кивает и выходит. Я замечаю, что она старается на меня не смотреть. Дверь тихо закрывается, Николас откидывается в кресле, сводит руки вместе, подносит кончики пальцев к губам, рассматривая меня. Взгляд его тяжел: ни капли тепла или доброты, что были раньше.
– Ты – ищейка, – прерывает он молчание.
Я не отвечаю. Сердце бьется в горле, и ладони влажные. Украдкой вытираю их о штаны, надеясь, что он не заметит.
– Никогда бы не подумал, – продолжает он. – Ты совершенно не выглядишь ею. Впрочем, так, наверное, и должно быть. – Он снова замолкает. – Во Флите ты хотела меня убить?
Я все еще не отвечаю. Осматриваю комнату в поисках оружия самозащиты. Подсвечники, камни на столе. Зеркало, его можно разбить, осколки использовать как лезвия…
– Надо нам побеседовать, – говорит он, встает и выдвигает стул. – Садись.
Я не двигаюсь с места.
– Садись, – повторяет он. – Я тебя не трону.
После некоторого колебания я все же подхожу к стулу. Но не выпускаю из поля зрения Николаса, ожидая его действий. А он просто садится и снова рассматривает меня.
– Я думал, ты ведьма, колдунья. Необученная колдунья. Я думал, поэтому ты собирала травы, поэтому и выжила в тюрьме. Джон сказал, что ты должна была умереть.
– Я слышала.
– Тебя защитила стигма?
– Нет. Она защищает от ран, не от болезней. Придает мне сил, я могу держаться дольше многих. Но если бы ты меня не нашел, а Джон не вылечил, я бы умерла.
На это Николас не отвечает. Может, он и хотел бы, чтобы я умерла – одной ищейкой меньше. Но плевать на его хотелки: если желает оставаться в живых, ему я нужна буду живая. Как и он мне.
– Джон говорил, что ты проклят. И умираешь.
Я не даю себе труда выражаться тактичнее. Николас хмыкает – то ли из-за моей бесцеремонности, то ли из-за беспечности Джона, – но я продолжаю:
– Веда сказала, ты ищешь что-то, что могу найти только я. Ты ищешь колдуна? Тебе нужно, чтобы я нашла колдуна, который тебя проклял, и убила его?
– Это не колдун, – отвечает он. – Это скрижаль проклятия.
Моя очередь удивиться:
– Скрижаль проклятия?
– Да. Ты знаешь, что это такое?
Я киваю. Случалось мне видеть скрижали проклятия. Идея очень проста: вытравить проклятие на плоском куске камня, свинца или бронзы, потом выбросить куда-нибудь, где его никогда не найдут. Обычно колдуны для таких целей пользуются колодцами, озерами и реками. Но хотя идея и простая, воплотить в жизнь ее непросто. Чтобы создать проклятие, нужен определенный материал, соответствующее стило, правильные руны. Если ошибешься хоть в чем-то, оно не подействует.
Как правило, так и бывает.
Те скрижали, которые видела я, всегда были незавершенными, брошенными на полпути. Но если все сделать правильно, то это – одно из самых действенных средств, чтобы убить человека. Единственный способ снять проклятие – найти и уничтожить скрижаль. Что почти невозможно.
– Допустим, ты ищешь скрижаль проклятия, – говорю я, – но для этого опять же потребуется сперва найти колдуна. Того, который ее проклял, или который ее спрятал. Кого-то из твоих врагов, насколько я понимаю. – Николас приподнимает бровь, но я продолжаю: – Я найду его, уговорю его сказать мне, где она, и уничтожу. На самом деле не так уж трудно.
– Ты очень в себе уверена, – говорит он.
– Я хорошо умею искать.
– Возможно, уверенности у тебя поубавилось бы, если бы ты знала, что эта скрижаль проклятия – Тринадцатая Скрижаль.
– Что? – У меня отваливается челюсть. – Это же невозможно! Тринадцатая Скрижаль потеряна бог знает когда. Будь ты ею проклят, тебя бы уже не было в живых. Никто против скрижали проклятия столько не продержится.
– Тринадцатая Скрижаль пропала два года назад, – отвечает Николас. – Симптомы болезни у меня стали проявляться примерно в то же время и с тех пор лишь развиваются. И я постоянно думал, что болен. Даже не подозревал, что проклят, пока Веда не сказала мне пару месяцев тому назад.
– Но зачем? – не понимаю я. – Это же куча мороки. Украсть скрижаль в Рэйвенскорте, вытащить наружу, потом еще голову ломать, куда ее деть…
– Да. Было бы куда проще создать традиционную скрижаль проклятия, хотя для проклятия такого масштаба она все равно должна быть очень большой.
Он прав. Если хочешь убить чью-то собаку или сделать так, чтобы у твоего соседа все волосы на голове повылезли, можно взять маленькую пластинку. Но чем серьезнее проклятие, чем оно сложнее, тем больше должна быть скрижаль.
– Но помимо этого я подозреваю, что Тринадцатая Скрижаль была выбрана в качестве символа, – продолжает Николас. – Проклясть колдуна с помощью той самой скрижали, на которой написан эдикт против колдовства? Как, должно быть, веселился тот, кто накладывал проклятие.
– Ты знаешь, кто это? – спрашиваю я. – Наверняка у тебя есть подозрение. Тех, кто способен наложить подобное проклятие, наверняка можно по пальцам пересчитать.
Николас смотрит на меня, и взгляд его снова становится стальным.
– Насколько мне известно, единственная ведьма, которая могла создать проклятие подобной сложности, была схвачена, осуждена и сожжена на костре.
Какое-то чувство заполняет меня целиком. Страх? Стыд? Вина? Не знаю. В любом случае внутри у меня все сжимается, щеки начинают гореть. Я знала, что рано или поздно дело дойдет до таких вот предъяв, но понятия не имела, что они так подействуют. И мне это не нравится.
– Я делала свою работу. – Мой ответный взгляд не уступает его взгляду в твердости. – Работу, которую дал мне король: следить за соблюдением законов королевства. Принятых не без уважительных причин. – Я указываю на него рукой: – Как ты сам ясно видишь.
– Забавно, что ты же и защищаешь эти законы, – говорит Николас. – Учитывая, что сама стала их жертвой. Как ты сама ясно видишь.
Он издевательски копирует мой жест.
Гнев пронзает меня насквозь, мгновенно и яростно.
– Меня бы здесь не было, если бы не ты!
– И правда, не было бы.
– Это из-за тебя суд надо мной не состоялся, – продолжаю я. – Это из-за тебя мне не оказали снисхождения. Это из-за тебя я сейчас самая разыскиваемая преступница во всей Энглии!
– Ирония судьбы.
– Я хотя бы делала это для страны! – рычу я. – А ты – для себя самого.
– Нет, Элизабет, никакая ты не патриотка. И ты ни себе, ни мне не делаешь лучше, когда себя так называешь.
– Ты, что ли, патриот? Так ты себя называешь?
– Я называю себя реформистом.
– То есть нарушителем законов?
– Я не стремлюсь нарушать законы. Я желаю лишь изменить их. Иначе говоря, склоняюсь к справедливости. Терпимости. Для всех, на какой бы стороне они ни стояли.
Я мотаю головой:
– Это невозможно.
Николас поводит рукой в воздухе, и свечи резко гаснут.
– Маловероятно, – говорит он, снова поводит рукой, и они вновь загораются. – Но не невозможно.
Мы смотрим друг на друга через стол.
– Давай я скажу прямо, – говорю я. – Есть колдун, которого прокляли. Ему нужна ищейка – найти скрижаль, проклятую другим колдуном, чтобы колдун, которого прокляли, мог избавить страну от законов, созданных, чтобы предотвратить самую возможность проклятия. – Мои губы расползаются в ухмылке. – Ирония судьбы. – У Николаса дергается угол рта. – Конечно, у меня есть кое-какие условия.
– Условия?
– При гарантии выполнения которых я буду искать твою скрижаль.
– А! – Николас поднимает палец. – Я тебя не просил.
Я внутренне закатываю глаза. Эти старые колдуны держатся своих обычаев. Наверное, хочет, чтобы я подписала свиток договора изукрашенным жемчугом и самоцветами пером перед лицом свидетелей в мантиях.
– К чему такие церемонии? – спрашиваю я. – Достаточно просто попросить.
– Боюсь, что не так это просто.
Я закатываю глаза уже в буквальном смысле.
– Если я попрошу тебя помочь мне, тем самым я приглашу ищейку в свой дом, к людям, которые мне дороги. Подвергну их опасности. В данный момент это уже свершилось. Но продолжаться так не может.
