Джон Толкин - Две твердыни
– Вот наконец и новости! – объявил Арагорн и показал им изорванный бледно-золотистый лист, немного увядший и порыжелый. – Лист лориэнского мэллорна, в нем крошки, и вокруг крошки рассыпаны. А еще – взгляните-ка! – перерезанные путы.
– Здесь же и нож, которым их перерезали! – заметил Гимли и, склонившись, извлек из дерновины вдавленный в нее копытом короткий зубчатый клинок, затем отломанную рукоять. – Оркский кинжал, – прибавил он, брезгливо разглядывая резной черенок с омерзительной харей, косоглазой и ухмыляющейся.
– Да, это всем загадкам загадка! – воскликнул Леголас. – Связанный пленник сбегает от орков и ускользает от бдительного ока ристанийских конников. Потом останавливается посередь поля и перерезает путы оркским ножом. Не возьму в толк. Если у него были связаны ноги, то как он сбежал? Если руки – как орудовал ножом? Если ни ноги, ни руки – тогда что это за веревка, зачем разрезана? А каков голубчик-то: едва спасся, тут же уселся и давай закусывать. Сразу видно, что это хоббит, если б и листа мэллорна не было. Дальше, как я понимаю, руки у него обернулись крыльями, и он с песней улетел в лес. Полетим следом и запросто отыщем его: только за крыльями дело стало!
– Нет, видать, без чародейства не обошлось, – заключил Гимли. – Недаром по лесу тот старик шастал. Ну, Арагорн, Леголас нам почти все растолковал, как сумел. Может, ты лучше сумеешь?
– Да попробую, – усмехнулся Арагорн. – Плоховато вы осмотрелись, потому кой-чего и не сообразили. Верно, что пленник этот – хоббит и что либо руки, либо ноги ему еще прежде удалось высвободить. Думаю, что руки, – тогда все понятнее, это первое; а второе – его сюда притащил орк. Неподалеку на земле засохшие подтеки черной крови. И кругом глубокие следы копыт: судя по всему, волокли тело. Орка, разумеется, убили конники, и труп его сожгли в общем костре. А хоббита «посередь поля» не заметили: темень, а он в эльфийском плаще. Перерезал кинжалом мертвеца ножные путы; был он голодный и изнуренный, решил отдохнуть и подкрепиться – что здесь удивительного? Мешка при нем наверняка не было; стало быть, путлибы – из кармана: вот это по-хоббитски, и тут есть чему порадоваться. Я говорю «при нем», хотя, по-моему, спаслись они оба – надеюсь, что так. Пока только надеюсь.
– А как же, по-твоему, удалось одному из них руки высвободить? – спросил Гимли.
– Чего не знаю, того не знаю, – отвечал Арагорн. – Не знаю и того, зачем орк их утащил. Едва ли он помогал им сбежать… Погодите, погодите-ка: я как будто разрешил один вопрос, который донимал меня с самого начала. Кажется, я начинаю понимать, почему орки, одолев Боромира, схватили Мерри с Пином и бросились наутек. Остальных они не искали, скарб наш не разграбили, а припустились прямым путем к Изенгарду. Может, решили, что им в когти попал Хранитель Кольца со своим верным другом? Нет, не так. Не рискнули бы хозяева орков доверить им столь важную тайну, если б даже сами ее проведали. Нельзя с орками в открытую говорить о Кольце: ненадежные они рабы. Им, должно быть, просто велели любой ценой захватить в плен хоббитов — и доставить их живьем. А перед решающей битвой кто-то попытался улизнуть с драгоценными узниками. Пахнет предательством, но это у них в заводе; какой-нибудь ражий и лихой орк решил дать тягу с живой добычей и отличиться в одиночку. Вот вам моя разгадка, можете разгадывать иначе. Ясно только, что хотя бы один из наших друзей спасся, и надо его найти и выручить: без этого нет нам пути в Ристанию. Раз судьба занесла его в Фангорн, придется следовать за ним, отринув страхи и опасения.
– Я уж и не знаю, что меня больше пугает: Фангорн или пеший путь в Ристанию, – проворчал Гимли.
– Тогда пошли в Лес, – сказал Арагорн.
Вскоре отыскались новые, опять-таки еле заметные хоббитские следы: возле берега Онтавы и под раскидистыми ветвями огромного дерева на самой опушке – земля там была голая и сухая.
– Уж один-то хоббит точно стоял здесь и озирался, а потом побежал в Лес, – сказал Арагорн.
– Значит, и нам Леса не миновать, – вздохнул Гимли. – Ох не по нутру мне этот Фангорн; и ведь сказано было – нам в него не забираться! За ними, так за ними, только бы не сюда.
– А я не думаю, что это злокозненный Лес, не внушает он мне опаски, – задумчиво произнес Леголас. Он стоял у лесного порога, подавшись вперед, вслушиваясь и вглядываясь в тусклую чащобу. – Кознями здесь и не пахнет; я, правда, чую слабое и дальнее зловещее эхо, – наверно, где-нибудь в темной глуши деревья с гнилой сердцевиной таят недобрые замыслы. Но поблизости нет никакого лиходейства: просто Лес встревожен и рассержен.
– На меня-то за что ему сердиться? – буркнул Гимли. – Я ему худа не сделал.
– Не сделал, – подтвердил Леголас. – Но он и без тебя натерпелся. И еще – что-то такое в этом Лесу то ли творится, то ли готовится. Чувствуешь, как замерло все кругом? Дыханье перехватывает.
– Да, душновато, – согласился гном. – Лихолесье-то ваше куда погуще будет, и дух там спертый, но не такой затхлый, и деревья не такие ветхие.
– Древний Лес, очень древний, – проговорил эльф. – Я даже словно бы помолодел, а то с вами, детишками, я сущий дед-лесовик. Древний Лес, хранилище памяти. Мне бы здесь гулять да радоваться, кабы не война.
– Тебе-то конечно, – хмыкнул Гимли. – Ты как-никак лесной эльф, хотя все вы, эльфы, и лесные, и прочие, народ чудной. Однако ты меня приободрил. Что ж, куда ты, туда и я. Ты держи лук наготове, а я приготовлю секиру. Только пусть деревья не сердятся, – поспешно добавил он, покосившись на могучий дуб, под которым они стояли, – я их пальцем не трону. Просто не хочу, чтобы тот старик, чего доброго, застал нас врасплох, вот и все. Пойдемте!
Леголас и Гимли не отставали от Арагорна, а тот шел чутьем по грудам сухой листвы, меж ворохами валежника. «Беглецов, – рассудил он, – наверняка потянет к воде», – и держался близ берега Онтавы. Так они и вышли к тому месту, где Мерри и Пин напились, вымыли ноги и оставили две пары отчетливых следов – побольше и поменьше.
– Добрая весточка, – сказал Арагорн. – Следы, правда, третьегодняшние, и похоже, что затем хоббиты пошли прочь от реки.
– Ну и как же нам быть? – спросил Гимли. – Прочесывать, что ли, весь Фангорн? Припасов у нас маловато. Хороши мы будем, ежели хоббиты найдутся через неделю-другую: усядемся рядком и для пущего дружества вместе ноги протянем.
– Хоть ноги вместе протянем, тоже неплохо, – сказал Арагорн. – В путь!
В свой черед они подошли к отвесу Древенной горы и, запрокинув головы, разглядывали щербленые ступени, ведущие на уступ. Сквозь быстрые рваные облака пробивалось солнце, оживляя и расцвечивая унылый серый лес.
– Взберемся наверх, оглядеться бы надо! – предложил Леголас. – Трудно все-таки дышится, а там воздух посвежее.
Арагорн пропустил друзей вперед и медленно поднимался следом, тщательно осматривая ступени и выступы.
– Почти уверен, что хоббиты здесь побывали, – сказал он. – Но следов их незаметно, а чьи тут небывалые следы – ума не приложу. Ладно, оглядимся, может, что и высмотрим.
Он выпрямился во весь рост и без особой надежды окинул взглядом окрестность. Уступ был обращен на юго-восток, с хорошим восточным обзором. Но виднелись только верхушки деревьев, серо-зеленой лавиной наползавших на степь.
– Изрядного мы крюка дали, – заметил Леголас. – Свернули бы на второй или третий день к западу от Великой Реки – и давным-давно все как один добрались бы досюда. Так ведь почем знать, куда тебе надо, пока не придешь.
– Нам вовсе и не надо было в Фангорн, – возразил Гимли.
– А попали мы сюда, как птички в силок, – сказал Леголас. – Посмотри!
– Куда смотреть-то?
– Вон туда, в чащу.
– Ну и что ты там углядел своими эльфийскими глазами?
– Тише ты разговаривай! Смотри, смотри, – показал Леголас. – В лесу, на тропе, которой мы шли. Это он: видишь, пробирается между деревьями.
– Ага, теперь вижу! – зашептал Гимли. – Гляди, Арагорн! Говорил я тебе? Старик, он самый, в грязном сером балахоне, потому я его сначала и не заметил.
Арагорн присматривался к согбенному путнику: тот уже вышел из лесу у склона горы. С виду старый нищий, брел он еле-еле, подпираясь суковатым посохом; брел, устало понурив голову, не глядя по сторонам. В других землях они бы окликнули его, обратились с приветливым словом, а сейчас стояли молча, напрягшись в непонятном ожидании, чуя смутную и властную угрозу.
Гимли глядел во все глаза, как согбенный старец шаг за шагом приближался, и наконец не вытерпел, крикнул сдавленным шепотом:
– Бери лук, Леголас! Целься! Это Саруман. Не давай ему рта раскрыть, а то околдует! Стреляй сразу!
Леголас нацепил тетиву – медленно, будто вопреки чьей-то воле – и нехотя извлек стрелу из колчана, но к тетиве ее не приладил.
– Чего ты дожидаешься? Что это с тобой? – яростно прошептал Гимли.
