Холли Блэк - Самая темная чаща
– Что про нее сказали? – глухо спросила она.
– Она в коме. У нее что-то не то с кровью. К тому же сегодня полнолуние: вам обоим лучше вернуться домой пораньше. Позвоните, если где-нибудь задержитесь, окей? А я скажу папе на тот случай, если он решит вернуться домой раньше, чем планировал.
Бен спрыгнул со стола. Или, точнее, просто опустил свои длинные ноги на пол.
– Мы будем осторожны, – ответил он, предвосхищая мамину просьбу.
Мама наполнила стакан зеленоватой жидкостью из блендера и передала Хэйзел.
– Не забудьте вывернуть носки наизнанку. На всякий случай. И положите в карманы что-нибудь железное. В сарае стоит ведерко старых гвоздей – можете прихватить по одному.
Хэйзел осушила стакан. Напиток оказался немного комковатым – наверное, капуста плохо перемололась.
– Хорошо, мам, – Бен закатил глаза. – Мы знаем.
Хэйзел не занималась подобной ерундой, но была благодарна брату, что тот ее прикрывал. Они вместе вышли к машине. По пути к школе Бен сонно скосил на нее глаза:
– Ты же мне сегодня расскажешь все, чего я не знаю о прошлой ночи?
Хэйзел вздохнула. Ей следовало испытывать благодарность – по крайней мере, брат давал ей подумать над ответом, – но девушка ощущала только страх.
– Окей, – кивнула она.
Бен сунул руку в карман и вытащил амулет: рябиновую щепку на цепочке.
– Надень ради меня, окей? Тут мама права.
Рябиновая щепка. Защита от фей. Все ребята из школы сделали такие еще в детском саду, вместе со значками с четырехлистным клевером. Большинство носило их – или новые – в канун каждой Вальпургиевой ночи. Хэйзел погладила деревяшку большим пальцем, тронутая тем, что брат отдал ей амулет, который – она была уверена – сделал больше десяти лет назад. Девушка приподняла волосы и повесила цепочку на шею.
– Спасибо.
Бен ничего не ответил, но несколько раз взглянул на сестру, словно пытался понять что-то по выражению ее лица или обнаружить там нечто, чего прежде никогда не искал.
В школе было странно. Тихо и как-то пусто: должно быть, многих детей родители просто не выпустили из дома. Ребята, сбившись в небольшие группки, шептались, а не шумели, как обычно. Хэйзел заметила, что многие повесили на запястье или шею талисманы. Сушеная бузина, нанизанная на серебряные цепочки. Золотые монеты. От травяных масел, втертых в кожу, в коридоре приятно пахло: прямо как в эзотерическом магазине. Когда Хэйзел разбирала сумку в своем шкафчике, на линолеумный пол, два раза подпрыгнув, выкатился грецкий орех.
Наклонившись поднять его, она увидела, что он перевязан грубой ниткой.
Хэйзел дрожащими пальцами открыла орех. Внутри лежал еще один кусочек скрученного пергамента, исписанный все тем же небрежным почерком: В небе полная луна; быть в кровати ты должна.
Ну уж нет! Она больше не подчиняется каким-то там неизвестным феям. Нет, если может сопротивляться. Скомкав записку, девушка сунула ее обратно в сумку.
Запахло сигаретным дымом – к шкафчику Хэйзел подошла Леони. На ней была длинная фланелевая рубашка поверх белой футболки, на шее – золотая цепочка. Леона повесила на нее колечко для ключей, а на него, кроме ключей от дома, – с полдюжины амулетов. Темные вьющиеся волосы девушки были собраны в два пучка на макушке: мокрые, как будто она завязала их сразу после душа.
– Ну что? – спросила она. – Думаю, ты уже слышала?
– Об Аманде? Да, – кивнула Хэйзел.
– Последним ее видел Картер. Все говорят, что в этом замешан один из братьев Гордонов, – Леони пожала плечами, будто показывая: не то что бы она с этим согласна, но как человек, распространяющий сплетню, тоже не совсем верит в их невиновность.
– Думаю, что бы с ней ни случилось, в этом замешано волшебство, – Хэйзел вздрогнула, вспомнив грязь и виноградную лозу во рту Аманды.
– Тогда другой из братьев Гордонов. Его-то большинство как раз и обвиняет.
– Джек не имеет к этому никакого отношения! – Мысли о прошлой ночи заставили Хэйзел вспомнить прикосновение губ Северина. Всего через два дня после того, как она поцеловала Джека – как будто Вселенная решила дать девушке все, чего она когда-либо желала, и одновременно наказать ее. Когда мысли Хэйзел вернулись к Аманде, лежащей в канаве, ей стало ужасно стыдно за воспоминания о поцелуях.
– Ладно, это всего лишь слухи, – беспечно ответила Леони. – Не то что бы я в это верила.
– Бред какой-то. Не надо такое повторять.
– Дерьмовый бред, – согласилась Леони. – Это не нормальная фэйрфолдская жуть. Не тупистическая жуть. Это реально охрененно ненормальная жуть. Семья Аманды всегда здесь жила, с ней не должно было ничего такого случиться. Все напуганы. Я повторила слухи, потому что подумала – ты захочешь знать. Я не разношу их по всей школе.
Хэйзел несколько раз глубоко вздохнула. Огрызаясь на Леони, она ничего не изменит.
– Извини. Какая бы жуть ни происходила в лесу, это ненормально. И неважно, приключается она с туристами или с кем-то еще. Лично я не вижу вообще никакой связи между Джеком и тем, что случилось с Амандой.
– Ну, люди опираются на два факта: во-первых, Джек из этих. А во-вторых, Аманда разбила ему сердце – и это очень грустно, потому как означает, что даже у сверхъестественных красавчиков такие же вкусы, как и у всех идиотов в этой школе. Думаю, она нравилась ему даже больше тебя, а это о чем-то да говорит. И дает ему повод.
Хэйзел закатила глаза:
– Ты, наверное, меня с кем-то путаешь. Я никогда не нравилась Джеку Гордону.
Леони покачала головой:
– Неважно. Главное, он не человек, и все это знают. Помнишь, как он сломал нос Мэтту?
– Кажется, – ответила Хэйзел, захлопывая дверцу шкафчика. Ей со все бо́льшим трудом удавалось сохранять спокойствие. – Мэтт нечеловечески раздражает, если ты клонишь к этому.
По коридору прокатился звонок, и они направились к классам – до второго звонка оставалось около пяти минут. Хэйзел прикидывала, знают ли о слухах Джек с Картером. Если знают, лучше бы им не появляться в школе, пока шумиха не уляжется. Люди напуганы, а Джек оказался удобной мишенью. Никто не поверит, что Картер имеет какое-то отношение к случившемуся – а если и поверит, то ненадолго. Впрочем, они перестанут винить и Джека, как только хорошенько обо всем поразмыслят.
Во всяком случае, Хэйзел очень на это надеялась.
– Я все видела, – продолжила Леони. – Драка с Мэттом была странной. Такой странной, что вовек не забудешь.
Мэтт Йоско был на три года старше Хэйзел и Леони – красивый, с черными, как смоль, волосами и неизменной ухмылкой. Мэтт был вредной привычкой Леони: хуже, чем сигареты или трава, хуже любого козла, с которым кто-либо из них встречался. Он был из тех негодяев, что капают тебе на мозги, заставляя сомневаться в себе, и Хэйзел искренне его ненавидела. Это был один из немногих симпатичных мальчиков города, которых она и не подумала бы целовать. Впрочем, когда Мэтт уехал в колледж, Леони все равно прорыдала неделю.
– В смысле «странной»? – переспросила Хэйзел. Они остановились перед классом американской истории, но девушка не была готова закончить разговор. Ее сердце бешено билось. Очевидно, освобождение Северина из гроба – первая упавшая фишка домино, но Хэйзел все еще не знала, к каким последствиям это приведет. А если Северин был не первой фишкой, то она понимала еще меньше.
– Джек не бил Мэтта, – Леони покосилась в сторону: наверное, боялась, что их подслушают. – Мэтт вел себя не ужаснее обычного, а Джек… ну, Джек как-то странно улыбнулся, наклонился и что-то шепнул Мэтту на ухо. И Мэтт принялся бить себя сам. Словно слетел с тормозов: колотил себя кулаком по лицу, пока не разбил губы и из носа не полилась кровь.
Хэйзел понятия не имела, как на это реагировать.
– Почему же ты никогда…
– Не рассказывала? Не знаю. Потом Мэтт как будто вспомнил, что подрался, и я с этим согласилась. Так казалось проще. Там были и другие ребята, и если они ничего прежде не говорили, то теперь наверняка расскажут. Вряд ли это был единственный раз, когда Джек сорвался. Проблема в том, что он не совсем откровенен. У него есть секреты. И он может делать разные вещи.
Звонок заставил Хэйзел подпрыгнуть.
– Надо было рассказать тебе раньше, – тихо проговорила Леони.
– Мисс Эванс, – окликнул ее учитель, лысеющий мистер Де Кампо. – Стоять под дверью моего класса и сплетничать с подругой – не то же самое, что присутствовать на уроке, так что предлагаю вам немедленно занять место за партой. Мисс Уоллес, вы опаздываете. Полагаю, вам придется пробежаться.
– Ты хорошая подруга, – сказала Хэйзел Леони.
– Знаю, – улыбнулась та, гримасничая в сторону мистера Де Кампо. – Увидимся за обедом.
Сев за парту, Хэйзел открыла тетрадь. Но вместо того, чтобы записывать основные положения внутренней политики эпохи федерализма, принялась набрасывать все, что знала. Девушка любила списки. Они были утешительно простыми, даже если состояли из безумств, вроде:
![Джон Грин - Ошибки наших звезд[любительский перевод]](/uploads/posts/books/120024/120024.jpg)
