Джо Аберкромби - Герои
– Нет. – Нож Мелкого кольнул Кальдера в бок. – И думать не моги.
– В самом деле, не надо, – согласился с братом Глубокий.
– Послушайте. Может, как-то договоримся? У меня есть деньги…
– Нет таких карманов, чтобы вместить весь куш за нашего кормильца. Так что лучше ступай себе прямо, как хороший мальчик.
Кальдер насчет этого сомневался, но, несмотря на то, что он считал себя умным, более подходящих мыслей не приходило.
– Мы, сам понимаешь, сожалеем. Мы тебя уважаем, как и твоего отца.
– Что мне толку от вашего сожаления?
Глубокий пожал плечами.
– Толку, возможно, и нет, но мы всегда так говорим.
– Он думает, что это добавляет ему галантности, – пояснил Мелкий.
– Благородства.
– А, ну еще бы, – съязвил Кальдер. – Два сапога пара, герои драные.
– Жалок тот, – изрек Глубокий, – кто ни для кого не является героем. Хотя бы для самого себя.
– Или для своей мамочки, – вставил Мелкий.
– Или для своего брата, – ухмыльнулся Глубокий. – Что, например, твой брат чувствовал по отношению к тебе, мой маленький повелитель?
Кальдеру подумалось о Скейле, о его неравном бое на мосту в ожидании помощи, которая так и не пришла.
– Думаю, он в конце на меня обиделся.
– Ты об этом слезы не роняй. Так или иначе, редок тот молодец, кто ни для кого не является негодяем. Хотя бы для самого себя.
– Или для своего брата, – сказал шепотом Мелкий.
– Ну вот и пришли.
Из темноты возник разоренный сельский дом. Большой и молчаливый – камень затянут плющом, ставни свисают с окон на петлях. Тот самый дом, в котором он, Кальдер, провел две ночи, только до неузнаваемости зловещий. Как и все, на что смотришь с ножом у спины.
– Сюда, если не сложно.
На терраске сбоку, где в козырьке недоставало черепицы, стоял гнилой стол и валялись стулья. На крюке облупленного столба болтался фонарь, свет разгуливал по двору, освещая спутанную траву, завалившийся забор.
Вдоль забора стояло множество инструментов – заступы, кирки, мотыги, все в корке грязи, как будто ими весь день, не покладая рук, работала целая артель и оставила на завтра. Орудия для копания. Страх, слегка отпустивший во время прогулки, вновь взмыл холодной волной. Через брешь в заборе свет от факела Глубокого выхватил вытоптанные колосья и упал на свежий холмик – высоты по колено, а общая площадь чуть ли не с основание дома. Кальдер приоткрыл рот, словно для какой-нибудь отчаянной мольбы, последней в жизни сделки, но слов больше не было: иссякли.
– Ничего не скажешь, усердствуют, – сказал Глубокий, когда из ночи постепенно проявился еще один курган.
– Стараются, – подтвердил Мелкий, разглядев в свете факела третий.
– Говорят, война – ужасное несчастье, но попробуй сыщи гробокопателя, который с этим согласится.
Последняя яма еще не была зарыта. У Кальдера зашевелились волосы, когда факел высветил ее края – в ширину шагов пять, не меньше, а длинная сторона терялась где-то далеко в изменчивых тенях. Глубокий дошел до угла и через край заглянул вниз.
– Фьюйть. – Факел он закрепил в земле, обернулся и поманил рукой. – Давай сюда. Рассусоливать нет смысла.
Мелкий подтолкнул, и Кальдер пошел. Дышать с каждым выдохом становилось все сложнее: горло сковывали спазмы. С каждым неверным шагом поле зрения все больше занимали края ямы. Земля, камни, корешки ячменя. Белая ладонь. Голая рука. Трупы. И еще, еще. Они заполняли яму в неприглядной путанице. Отходы битвы.
Большинство обнажено. Одежды содраны до нитки. Получается, его, Кальдера, накидка достанется какому-то гробокопателю? Грязь и кровь в свете факела выглядели одинаково. Черные мазки на мертвенно-бледной коже. Трудно сказать, какие руки и ноги принадлежали тому или иному телу. Неужели они пару дней назад были людьми? Людьми с устремлениями, надеждами, заботами? Масса жизнеописаний, прерванных посередине. Награда героя.
Он почувствовал стекающее по ноге тепло и понял, что обмочился.
– Не переживай, – успокоил Мелкий мягким голосом, как отец – напуганного ребенка. – Со всяким бывает. Не ты первый.
– Сколько уж мы этого добра перевидали.
– Конца-края нет.
– Становись сюда.
Мелкий взял его за плечи и повернул лицом к яме, неловкого и беспомощного. Человеку и в голову не приходит, что в смертный час он лишь смиренно будет выполнять то, что ему велят. А так оно и происходит.
– Чуть левее, – направляя его на шаг вправо, – это же лево, правильно?
– Право, балбес.
– Ч-черт!
Мелкий дернул, и Кальдер чуть не сорвался с края ямы, сапожками скинув на тела несколько комьев земли. Мелкий выправил его в вертикальное положение.
– Так, что ли?
– Ну хотя бы так, – нехотя махнул рукой Глубокий. – Пускай.
Кальдер стоял, глядя вниз, из глаз тихо катились слезы. Достоинство отошло на второй план. А скоро его совсем не останется. Интересно, глубока ли яма. Со сколькими ему предстоит в ней ютиться, когда поутру эти инструменты снова пойдут в ход и сверху начнет сыпаться земля. Сколько их здесь – сотня, две? Больше?
Взгляд упал на ближний труп, прямо под ним, с большущей черной раной в затылке. Трудно воспринимать этот труп как человека. Скорее, как вещь, лишенную личности. Лишенную всего, если только… Лицо Черного Доу. Открытый рот наполовину заполнен землей, но это именно он, протектор Севера. Несомненно. Он как будто улыбался, одну руку приветственно вскидывая навстречу Кальдеру, как старому другу – дескать, добро пожаловать в страну мертвых. Назад в грязь, в самом прямом смысле слова. Как это быстро происходит. О великий насмешник на небесах, предлагающий всем встретиться в яме с гнилым мясом.
Слезы стекали по горящему лицу; поблескивали, падая в свете факела в яму, проделывали дорожки на холодной, вымазанной грязью щеке Черного Доу. Смерть на круге была бы разочарованием. Ну, а здесь не хуже ли? Брошенным в безымянную могилу, безвестно канувшим для тех, кто его любил, и даже для тех, кто ненавидел?
Он рыдал, как ребенок, чувствуя боль в ребрах; в глазах все расплывалось из-за слез.
Когда они это сделают? Конечно же сейчас, а иначе зачем все это. Поднялся ветерок, остужая лицо. Он запрокинул голову, плотно закрыл глаза и стоял, морщась и покряхтывая, словно нож уже входил в спину. Будто металл был уже в нем. Когда они это сделают? Конечно же сейчас.
Ветер утих, и Кальдеру показалось, что в отдалении он слышит позвякивание. Голоса сзади, со стороны дома. Он еще постоял, судорожно всхлипывая при каждом вдохе.
– На закуску рыба, – сказал кто-то.
– Отлично.
Дрожа и ежась, каждое движение – сущая пытка, Кальдер медленно обернулся. Глубокий с Мелким куда-то исчезли, оставив факел трепетать на краю ямы. На старом столе на терраске за завалившимся забором появилась скатерть, там накрывали ужин. Какой-то человек доставал из большой корзины блюда. Другой сидел на стуле. Кальдер трясущейся рукой отер глаза, не зная, верить ли им. На стуле сидел не кто иной как первый из магов.
– Ба, неужели принц Кальдер! – воскликнул Байяз с таким радушием, как если бы они случайно столкнулись где-нибудь на рыночной площади. – Прошу вас, присоединяйтесь!
Кальдер вытер с верхней губы соплю, все еще ожидая, что из темноты мелькнет нож. А затем медленно-премедленно, трясясь так, что было слышно постукивание коленей в обмоченных штанах, пробрался через дыру в заборе на терраску. Слуга поднял с пола стул, протер его от пыли и жестом предложил садиться. Кальдер осовело плюхнулся и все еще слезящимися глазами безмолвно следил, как Байяз подцепляет с тарелки кусок рыбы, кладет ее в рот и медленно, методично прожевав, проглатывает.
– Ну так вот. Белая река остается северной границей Инглии.
С минуту Кальдер сидел, чувствуя, как в носу при каждом вдохе что-то присвистывает, но ничего не мог с этим поделать: не было сил. Он моргнул и наконец кивнул.
– Земля между Белой рекой и Каском, включая город Уфрис, отходит под управление Ищейки и становится протекторатом Союза, с шестью представителями в Открытом совете.
Кальдер снова кивнул.
– Остальной Север ваш, вплоть до Кринны. – Байяз отправил в рот остаток рыбины и махнул вилкой. – А за Кринной землей владеет Стук Врасплох.
Вчера Кальдер бросил бы в ответ что-нибудь нагловато-дерзкое, теперь же он думал лишь о том, как ему повезло, что он не истекает кровью в грязи, и как ему хочется и дальше ею не истекать.
– Да, – прокряхтел он.
– Вам не нужно время все это… переварить?
В смысле, вечность в яме с трупами?
– Нет, – шепнул Кальдер.
– Извините, не расслышал?
Кальдер вздохнул.
– Нет.
– Что ж, – Байяз промокнул рот, – так гораздо лучше.
– Весьма заметное улучшение, – с ухмылкой сказал кудрявый слуга.
Он убрал тарелку Байяза и поставил на ее место чистую. Ухмылка чем-то напоминала Кальдеру собственную, однако видеть ее на чужом лице – все равно что увидеть, как кто-нибудь употребляет его жену.
