Джо Аберкромби - Герои
– Ты прав. В таком случае прости, что я выбрал именно это.
– Ни о чем не жалей. Ты же прямой, как резак, все это знают. Да и будем смотреть правде в глаза: я несся в могилу с того самого дня, как не стало отца. Удивительно, что этот самый полет в грязь длился так долго. Хотя кто знает, – сказал он напоследок все с той же ухмылкой, когда Хлад утаскивал его меж двумя Героями, – вот возьму и побью Доу на круге!
По грустному лицу Зобатого было видно, что он считает это сомнительным. Как, положа руку на сердце, и сам Кальдер. Куда ни ткни, Кальдер был самым что ни на есть ославленным трусом и первостатейным слабаком. Черный Доу являл собой полную ему противоположность. Репутации их складывались не одномоментно. На круге надежды победить Доу у него не больше, чем у куска ветчины, и это всем известно.
Бывает
– У меня письмо для генерала Миттерика, – сказал Танни, посвечивая фонарем на подходе к генеральскому шатру.
Даже в ущербном освещении можно было разобрать, что часовой куда щедрее наделен природой ниже, нежели выше своей шеи.
– Он сейчас с лорд-маршалом. Придется обождать.
Танни предъявил свой рукав.
– Ты же видишь, перед тобой капрал с полной выслугой. Неужели у меня нет прерогативы?
Часовой не понял.
– Рога… чего?
– Ничего, – вздохнул Танни, отошел в сторонку и приготовился ждать.
Из шатра все громче неслись голоса.
– Я требую права атаковать! – настойчиво бубнил один голос.
Миттерик. Немного отыщется в армии солдат, имеющих счастье не узнавать этот густой баритон. Часовой недовольно покосился на Танни, как бы говоря: слышать сие не положено. Танни показал ему письмо и пожал плечами.
– Мы оттеснили их назад! Они измотаны, выдохлись! У них кишка тонка!
По шатру ходили тени; кажется, одна потрясала кулаком.
– Еще один небольшой нажим, и… Они у меня сейчас как раз в том самом месте, где я их потопчу!
– Примерно то же вы говорили вчера, но потоптали вас. – Голос маршала Кроя был более сдержан. – А кишка сейчас тонка не у одних лишь северян.
– Мои люди заслуживают возможности завершить начатое! Лорд-маршал, я заслуживаю…
– Нет! – резко перебил Крой.
– Тогда, господин маршал, я требую права подать в отставку…
– И это тоже нет. Неприемлемо еще более.
Миттерик пытался что-то сказать, но Крой перебил:
– Да что это такое! Почему я с боем должен вырывать у вас каждую мелочь! Когда вы наконец проглотите эту вашу чертову гордыню и начнете выполнять свой долг, черт вас возьми! Вы сейчас же останавливаете боевые действия, отводите людей из-за моста и готовите дивизию к маршу на юг к Уфрису, как только мы завершим переговоры. Вы меня поняли, генерал?
Последовала долгая пауза, и наконец, чуть слышно:
– Мы проиграли.
Голос Миттерика, но такой, что едва узнать. Ужавшийся до слабенького, чуть ли не слезливого тенорка. Словно какая-то туго-претуго натянутая струна вдруг взяла и лопнула, а с ней и вся яростная бравада Миттерика.
– Все. Мы проиграли.
– Свели вничью, – уточнил голос Кроя, теперь уже тихий.
Впрочем, тихой была и ночь, а в подслушивании достойных уха сведений Танни не было равных.
– Иногда это самое большее, на что можно надеяться. Ирония солдатской профессии. Война способна лишь мостить дорогу к миру. Иначе и быть не может. В свое время, Миттерик, я был таким же, как вы. Думал, что рубить сплеча – это единственно верно. Когда-нибудь, возможно, очень даже скоро, вы меня замените и узнаете, что мир устроен иначе.
Снова пауза.
– Заменю вас?
– Есть подозрение, что некий отдельно взятый каменщик утомил нашего грандиозного архитектора. Генерал Челенгорм сложил голову на Героях. Так что вы – единственно разумный выбор. Во всяком случае такой, который поддержу я.
– У меня нет слов.
– Знай я, что могу достичь этого путем обыкновенной отставки, я бы сделал это годы назад.
Пауза.
– Хотелось бы, чтобы мою дивизию возглавил Опкер.
– Не вижу к этому препятствий.
– А на место генерала Челенгорма я бы…
– Командование поручено полковнику Фелниггу, – сказал Крой. – Я бы сказал, генералу Фелниггу.
– Фелнигг?
В голосе Миттерика звучал плохо скрытый ужас.
– У него есть авторитет, выслуга лет, да и моя рекомендация королю уже послана.
– Я не могу работать с этим человеком…
– Можете и будете. У Фелнигга острый ум, он осторожен, и он будет вас уравновешивать, точно так же, как вы уравновешивали меня. И хотя вы, откровенно говоря, нередко были у меня занозой в одном месте, служить с вами было честью.
Послышался сухой щелчок, как если бы щелкнули друг о друга надраенные каблуки сапог. Раз, и еще раз.
– Лорд-маршал Крой, честью это было всецело для меня.
Танни и часовой застыли навытяжку, едва из шатра показались два самых больших чина во всей армии. Крой решительно зашагал в сгущающиеся сумерки. Миттерик стоял, глядя ему вслед. Танни не терпелось поскорее на свидание с бутылкой и постельной скаткой. Он осторожно кашлянул.
– Господин генерал, осмелюсь доложить!
Миттерик обернулся, отирая слезу, хотя сделал вид, что вычищает из глаза соринку.
– Кто таков?
– Капрал Танни, господин генерал! Знаменосец его величества Первого полка!
Миттерик нахмурился.
– Уж не тот ли Танни, что после Ульриоха был произведен в полковые сержанты-знаменщики?
Танни выпятил грудь:
– Он самый, господин генерал!
– А не тот ли Танни, что был разжалован после Дунбрека?
Плечи у Танни поникли.
– Точно так, господин генерал.
– А не тот ли Танни, который после той конфузии под Шриктой был отдан под полевой суд?
И далее в том же духе.
– Он самый, господин генерал, только поспешу уточнить, что трибунал не выявил противоправных действий.
– Да бог с ними, с трибуналами, – отмахнулся Миттерик. – Что у вас, Танни?
Тот протянул письмо.
– Я явился сюда, господин генерал, – Танни солидно откашлялся, – в официальной должности знаменосца с письмом от моего командира, полковника Валлимира.
Миттерик посмотрел на сложенный лист.
– И о чем там?
– Не могу знать!
– Я не верю, чтобы солдат с вашей проходимостью трибуналов принес письмо, не проведав загодя, причем как следует, о его содержании. Ну так о чем там?
– Лично я полагаю, господин генерал, что господин полковник может в нем распространяться о причинах, стоящих за несвоевременностью его сегодняшней атаки на вражеские позиции.
– В самом деле?
– Так точно. А еще, мне кажется, он рассыпается в извинениях перед вами, господин генерал, а также перед лорд-маршалом Кроем, перед его величеством, а заодно перед всем народом Союза в целом, и просит о своей немедленной отставке, но при этом требует себе права объясниться перед трибуналом – здесь, мне кажется, мысли его немного путаются, – а завершает тем, что от души хвалит своих людей и хулит себя как военачальника, беря всю вину исключительно на себя и…
Миттерик двумя пальцами вынул письмо из руки Танни, смял в кулаке и бросил в лужу.
– Передайте полковнику Валлимиру, чтобы не беспокоился.
Секунду-другую он смотрел, как письмо плывет по раздробленному отражению тускнеющего вечернего неба, затем пожал плечами.
– От ошибок не застрахован никто. Наверное, было бы бессмысленно советовать вам беречься от любой неприятности, а, капрал Танни?
– Всякий совет, господин генерал, благодарно учитывается.
– А если я скажу, что это приказ?
– А приказы, господин генерал, учитываются с еще большей неукоснительностью.
– Ох, жук. Ладно, свободен.
Танни отсалютовал самым подобострастным образом и четким строевым шагом двинулся в ночь, да поскорее, пока никто не решил предать его полевому суду.
Минуты после битвы – мечта и одновременно кошмар для барышника. Надо обшарить и рассортировать трупы, либо откопать и рассортировать, выменять трофеи, продать выпивку, чаггу и разные мелочи празднующим и скорбящим с одинаково ломовыми наценками. Танни видал ничтожных во всех отношениях людишек, которые за год промысла не наживали себе такой барыш, как за час после сражения. Правда, у него самого основной товарный запас остался на лошади, которая теперь невесть где, да и азарта что-то не было.
А потому он держался в стороне от костров и людей вокруг них, держа путь по позициям к северу через истоптанное поле битвы. Он миновал двоих учетчиков, которые в свете фонаря составляли реестр убитых: один делал пометки в амбарной книге, другой заглядывал под саваны, выискивая трупы, достойные внесения в реестр и отправки обратно в Срединные земли – тех, кто недопустимо знатен для того, чтобы упокоиться в северной грязи. Как будто один мертвец чем-то отличается от другого. Танни перелез через стену, за которой весь день наблюдал и которая опять сделалась неприметной причудой селянина, какой и была до битвы; перелез и побрел в сумраке на дальний левый край, где размещались остатки родного Первого полка.
