Мюриель Барбери - Жизнь эльфов
– Ты знаешь, что такое война? – спросил он. – Да, конечно, ты знаешь… Увы, надвигается война, еще более долгая и страшная, чем прошлые войны, задуманная людьми еще более сильными и страшными, чем в прошлом.
– Губернатор, – сказала Клара.
– Губернатор, – сказал он, – и еще другие.
– Это дьявол? – спросила она.
– В некотором роде – да, – ответил он, – можно сказать, что это дьявол, но здесь главное не имя.
О дьяволе девочка-сирота, воспитанная в деревенском приходском доме, уже слышала, и не было человека на всех Апеннинах, который не знал бы про битвы, которые с ним вели, и не осенял бы себя крестом, поминая тех, кто в них пал. Но помимо рассказов своего детства, Кларе казалось, что она понимает, откуда идет желание воевать с дьяволом. То, что люди жили в склепах, выстроенных тесными рядами, казалось ей достаточным, чтобы объяснить происки голоса смерти, и она спрашивала себя, думает ли живой камень – Маэстро – так же, как она.
– Войны разворачиваются на полях сражений, но замышляются они в кабинетах правителей, что поднаторели в манипуляции вымыслами. Однако бывают другие места и другие вымыслы… Я хочу, чтобы ты рассказала мне о том, что ты видишь и слышишь, о прочитанных стихах и об увиденных снах.
– Даже если не знаю зачем? – спросила она.
– Надо доверять музыке и поэзии, – ответил он.
– Кто написал стихотворение? – спросила она снова.
– Член нашего союза.
Потом, после долгого молчания, добавил:
– Я только могу сказать, что оно предназначено тебе. Но я не думал, что ты сможешь прочесть его так рано.
В ту же минуту Клара увидела, что Пьетро ищет стихотворение на нотной странице, и по тому, как он смотрел на ноты, поняла, что он его не нашел. И стоявший напротив Густаво Аччиавати улыбнулся.
Вскоре Петрус отвел ее в спальню, где были закрыты все окна, потому ливень продолжал упорно грохотать снаружи.
– Не дают мне делать свое дело, – сказал он ей при расставании.
– Твое дело? – спросила она.
– Мое дело, – сказал Петрус. – Они все такие серьезные и холодные. Меня взяли, потому что я сентиментален и болтлив. Только они весь день заставляют тебя играть, а вечерами грузят всякими войнами да коалициями. – Он изящно поскреб в затылке. – Я слаб до выпивки и, может быть, не слишком умен. Но я хотя бы умею рассказать историю.
Он ушел, а она заснула, или, по крайней мере, ей так казалось, и в беззаботном свечении стен и прорезей в ставнях услышала, как Пьетро на той стороне патио говорит:
– Малышка права, это дьявол.
И голос Маэстро ответил ему:
– Но кто совратил самого дьявола?
И она провалилась в сон по-настоящему.
То была странная ночь и странный сон. Сновидения обладали неведомой доселе четкостью и оттого казались провидческими озарениями, а не химерами ночи. Мария охватывала взглядом пейзажи, как озирают местность, лежащую впереди, и поняла, что видит дороги незнакомого ей края, словно выискивая спуск по тропинкам склонов. Гор видно не было, но этот край обладал каким-то пронзительным обаянием, она ощущала силу его благодатной почвы и радовалась изобилию деревьев. И хотя прелестью они не могли сравниться с персиками, но обладали той гибкостью, что неведома в горах, в итоге рождая гармонию, до глубины души трогавшую Клару, – наделенной естественной жизненной силой, требовательностью, под которой пряталась улыбка, так что за два месяца она увидела весь спектр, прекрасные пахотные земли, бархатистые персики, сулящие наслаждение, а на противоположном полюсе – суровые, гордо вздымающиеся горы. Более того, любуясь рустовкой каменных оград, она прочувствовала ту неброскую, но мощную красоту, что затмевает благостное довольство тучных земель и превращает пейзажи с могучими деревьями и тенистыми тропами в увлекательную историю, полную листвы и любви. Она увидела деревню, стоящую на склоне холма с церковью и домами, чьи массивные стены говорили о суровости зим. Однако чувствовалось, что с весной сюда приходит ясная погода и стоит до осенних заморозков, и то ли из-за отсутствия гор, то ли от обилия деревьев, но ясно было, что здесь у людей обязательно найдется час отдохнуть от трудов. Наконец, она замечала скользящие тени, не различая ни фигур, ни лиц; и они в безразличии проходили мимо, хотя ей так хотелось спросить, что это за селение и что за плоды висят в его садах.
И вдруг – словно вспышка. Она не знала ни откуда та возникла, ни куда ушла, но видела, как та пронеслась и скрылась за поворотом дороги. Как бы мимолетно ни было ее появление, каждая черта запечатлелась в ней с болезненной четкостью, снова воскрешавшей перед глазами это лицо с темными зрачками, худыми породистыми чертами и тугой золотистой кожей, где рот алел кровавым пятном. Она стала искать ее след и обнаружила девочку на опушке высокого леса, по которой ступал высокий серый конь. Вся панорама вспыхнула светом, и на оледеневший лес наслоился туманный горный пейзаж. Они не вклинивались друг в друга, а смыкались, как облака: она увидела панорамы, которые свивались друг с другом, туда же еще вплетались погоды, и солнце светило, и шел снег под молнией, прочертившей след поверх безоблачного неба. И тогда на сцену пал смерч. В мгновенном озарении, стянувшем в узел поступки и времена, Кларе явились гигантские извивы бури, злые вихри и черные стрелы, яростно взлетающие к небу, в то время как крошечная старушка потрясала палкой, воздетой над всклокоченной головой. На границе сна и яви она успела увидеть другую сцену, в которой девочка ужинала в компании шестерых взрослых, окружавших ее ласковым и мирным ореолом, и в нем она впервые в жизни увидела материальное воплощение любви. Наконец все исчезло, и Клара очнулась в тишине темной комнаты. Наутро она рассказала Маэстро о том, что ей привиделось во сне. В конце рассказа она добавила имя маленькой незнакомки, потому что оно явилось в озарении и очевидности.
Густаво Аччиавати улыбнулся ей во второй раз.
На этот раз его улыбка была грустной.
– У каждой войны – свои предатели, – сказал он ей. – Со вчерашнего дня Мария в опасности.
Вилла Аччиавати
Малый эльфийский совет
– Кто предатель? – спросил Маэстро.
– Не знаю, – сказал Глава Совета Туманов. – Мы уже не уверены в половине собрания. Это может быть любой из десяти. Я не почувствовал хвоста, и следы были быстро уничтожены.
– Я не видел за тобой хвоста. Ведь есть и другой мост, и другой храм, – сказал Страж Храма. – Нужно усилить защиту Марии.
– Нет, – сказал Маэстро, – ей нужно наращивать силы, а Клара должна упрочить их связь.
– Мы совершенно не представляем, как действовать, но при этом делаем из девочек солдат.
– Уж точно можно сказать, – произнес Петрус, – что вы не даете им наиграться в куклы, да и вообще не слишком помогаете.
– Ты написал стих сразу после смерти Терезы, – сказал Маэстро Стражу Храма, – а она нашла его сегодня. Я пошлю ее Марии.
– То стих, то музыка, что и говорить – куча объяснений, – сказал Петрус. – Как им понять, кто такие эти заяц и вепрь?
– Мария видела меня в день своего десятилетия, – сказал Страж Храма, – вепрь будет говорить с ней. Вокруг нее люди алмазной огранки. Они превосходят наши надежды.
– А что вы думаете о людях Клары? – спросил Петрус. – Ни друзей, ни семьи, ни матери. Суровый профессор с его загадочными фразами и непомерная работа. А ведь Клара в вашей команде юных воительниц – настоящий мастер. Надо беречь ее сердце и чувства, а это невозможно, когда ее тренируют, как новобранца.
– В жизни Клары должна быть женщина, – сказал Глава Совета Туманов.
– Они встретятся, если Пьетро убедится в ее безопасности, – сказал Маэстро. Потом, помолчав, добавил, обращаясь к Стражу Храма: – Ты слышал, как она играет… да, я знаю, она твоя дочь, и ты слышал ее прежде меня… какая мука… и какое чудо…
Мария
Заяц и вепрь
После волнений из-за серого коня и налетевших вихрей жизнь на ферме вернулась в свой деревенский ритм, с его охотами, рассольным сыром и походами в лес. Теперь, когда факт хорошей погоды был подтвержден и фермами, и амвоном и колокольней, можно было спокойней на него рассчитывать, и, глядя на мягкий снег, который в ту зиму выпал именно тогда, когда люди вспомнили про заготовку дров, радуясь череде рассветов, хрустких, как хлебная корочка, озарявших небо розовыми полосами, прозрачными, как любовь, коптя и засаливая куски дичи, которая словно не иссякала, – глядя на все это, люди непременно качали головой или переглядывались и, особо не комментируя, возвращались к начатому делу.
По поводу охоты отец однажды вечером сделал замечание, от которого у Марии настороженно поднялась бровь. Ужинали салом и печеной свеклой, приправленной ложкой сметаны и крупной солью.
