Сайны Флорауны и Искатели Горо - Снао Хэль
Картинка рассыпалась на белый шум…
Амуле, всё теми же изумрудными руками в расшитых манжетах и браслетах на каждом запястье надевает резной перстень на палец юной деве… Она доверчиво смотрит в его глаза…Омла кружит под потолком, освещая чердак его жилища…
…
– Апи Флу! Апи Флу!
– Намакаси!
Обрывок сна снова сменился белым шумом, Амуле открыл глаза в собственной спальне и тут же закрыл обратно. В кабинете навязчиво жужжала жирная муха. «Тот самый перстень, тот самый палец… Узнаю его из тысячи… Вот уже неделю эти странные сны преследуют меня, как назло, в самый неподходящий момент…» – Амуле нащупал под рубахой свой в меру оригинальный оберег в виде засушенной конечности… «Кожа! А моя кожа… Зелёная! Точно, лесной тролль! Вне всяких сомнений…» – подумал он, и чуточку расстроился. «Ну и ладно, хоть и тролль, но зато здоровый! Красавец! Какие плечи, какие волосы!» – он вскочил с кровати, и, обнаружив, что туфли, как и уличная одежда, уже на нём, начал расхаживать взад-вперёд, до кухни и обратно. Обнаружив в овальном зеркале в прихожей своё серое неизменно-иссушенное отражение с пигментным пятном в виде желудя слева на лбу, он чуть нахмурился и решил пойти заварить себе вместо чая каких-то полезных, по словам ученых, антиоксидантных листьев.
– Нямакиси, апи-апи, ФлУУУ!! – доносился лепет из кабинета, что чуточку напрягал хозяина.
Мятного цвета пупс в раздутом за ночь подгузнике, похожий чем-то на модную игрушку-инопланетянина, отдавал приказы.
– Нямакиси-нямакиси! – повторил пастельно лиловый детёныш инди.
– Тондэ мА! – Лимонно-золотистый толстячок Горо на четвереньках полз по письменному столу Амуле, чтобы освободить двух недельных собратьев-индиэйра из заточения. Ворсинки по большей части покинули его тельце размером с упитанную морскую свинку, а морщинистый эпителий сменился почти что обычной, не считая цвета, младенческой кожей.
Защелка вольера громко щелкнула, но Амуле, погруженный в размышления о прошлой жизни и настоящей, попивал гадкий отвар, уставившись пустым взглядом в окно. У мойки скопилась небольшая горка грязной посуды. Измельченные личинки для прикорма подрастающего поколения инди, придавленные ложкой к ситечку, начали протухать. Сонный Теплый Воздух ввалился в кухню и плюхнулся прямо на обеденный стол, подперев спиной окно.
– За этими твоими питомцами глаз да глаз нужен, – выдохнул он.
– Это я уже понял… – согласился Амуле. Он глянул в чашку с плавающими на дне листьями, формой напоминавшими эвкалипт и встал, чтобы вылить эту гадость в мойку и развести себе нормальный быстрорастворимый кофе с сахаром и молоком.
– Индиэйра… Схватывают всё на лету… Копируют всё, што им приглянулось от любого живого существа, любую черточку внешности, характера… Воспитывать и воспитывать таких, штоб вырастить достойных членов общества… – размышлял вслух Тёплый.
– Ничего, воспитаем… – Амуле облокотился на подоконник, попивая свежеприготовленный синтетический напиток.
– А Горо? Совершенно другой вопрос, другой спрос, иная история. Вид редкий, мало што о нем доподлинно известно… Но, спешу тебя обрадовать, поговаривают, никакое воспитание им не нужно, только скромные условия для поддержания жизни и …свобода… А всяческие волны, что пронизывают нас ото всюду, укажут им путь истины! Такова легенда!
– Да знаю я, – Амуле устойчиво рассматривал через тюль пару молодых ворон на крыше дома напротив. Жирная муха продолжала жужжать в кабинете.
– Вот так, они сами себя воспитывают, сами направляют, сами создают собственную сущность и наполняют нашу вселенную, – продолжил умничать Тёплый. – Если уничтожить последнего Горо, то исчезнет свет, схлопнется наш мир, ку-ку-привет! Думаю, такое может произойти, если он столкнётся с тёмной материей ИНО, или если просто…
Жирная муха внезапно резко бзыкнула пару раз в кабинете и перестала жужжать, Амуле, насторожившись, отставил свой кофе и сделал знак пальцем Тёплому, дабы тот перестал вещать попусту. Он на цыпочках подкрался к собственному кабинету и приложил ухо к косяку. Из комнаты доносилось отчетливое чавканье. Амуле резко раскрыл дверь. Защитное стекло лепидоптерологической коллекции шлёпнулось на пол и разлетелось вдребезги.
Два детёныша индиэйра, успевшие к тому моменту отрастить крылышки и глазища наподобие мушиных, завтракали висевшим на противоположной входу стене сортиментом из засушенных телец Средиземноморских жуков и бабочек. Такой же пухлый и нисколько не изменившийся, по крайней мере со вчерашнего вечера, индигоро медленно развернулся в крутящемся кресле лицом к Амуле. Он дожевывал жирную мясную муху. «Намакиси Флу», – гордо заявил он, указывая на грязный рот с острыми маленькими зубками, из которого торчала черная ворсистая лапка бедного насекомого… Амуле пошатнулся…
…
Амуле ждал, пока Синтенель отпустит клиента, уютно разложив своё угловатое тело в маленьком мягком диванчике. Журнальный столик, обложенный каталогами, мало его интересовал, зато немало удивил молодой эльф, активно увлечённый бухгалтерией. Новый работник Синтенеля хмурился с калькулятором в руках над таблицами отчетов, подбивая налоги до красивых значений и вписывал цифры загогулистым почерком, какой можно увидеть на рождественских открытках. Плотного телосложения дядечка покинул примерочную, а затем ателье. Синтенель, перекинув недошитый костюм через предплечье, махнул Амуле, пригласив его в мастерскую.
– Как тебе мой новый работник? – спросил Бенджамин приятеля, развесив подшитый намёткой пиджак.
– Вполне себе приятный, вежливый… Кажись, знает свою работу, – Амуле утвердительно покачал головой.
– Согласен, тот ещё трудоголик, не то что некоторые, – Синтенель кашлянул в усмешке, достал из ящика плоский прибор и медленно провёл им вдоль каждого рукава, по переду и по периметру подола недошитого пиджака. После того хитродейства изделие мигом приобрело вполне себе завершенный вид. Амуле, конечно, был немало удивлён, а Бенджамин, всё такой же положительно-невозмутимый, приступил к брюкам. – Что, удивлён, почему это я беру нехилую цену за свои услуги? И почему приглашаю клиентов на следующую примерку строго через 1.5 недели?
– Именно, – Амуле не ждал от Бенджамина ответа, но уставился приятелю в глаза, пытаясь уловить хоть какой-то признак сомнения или стыда за постоянные увиливания от вопросов, даже косвенно касающихся его неприкосновенной личности.
– Расскажу тебе, когда придёт время… А пока ты, кажется, хотел поведать мне о своих недавних приключениях?
– Считай, тебе снова удалось уйти от темы, – Амуле выдохнул и закатил глаза, выражая освобождение от бремени собственной беспомощности в новой должности инди-мамки.
Синтенель скинул фартук, надел пиджак, спрятал очки в потайной карман и по обыкновению они направились на патио ближайшей кофейни.
Погода тем утром стояла ветреная. Прохлада сменила полуторанедельную тридцатиградусную аномальную жару, наступило некое облегчение, возможность вдохнуть полной грудью. Синтенель сделал привычный заказ. Неизменные круассаны и брецель составили пару кофейным напиткам.
– Сегодня забрали, я аж перекрестился впервые в жизни, Слава Тресоздателям, – начал Амуле свой рассказ. – Эти засранцы, ты уже в курсе, сожрали мою коллекцию Средиземноморских бабочек, и конечно, чуток обратились, ― после этих слов приятеля Син выкатил глаза и демонстративно по-дедовски разохался. – Ничего, повезло, крылья у них отпали уже к вечеру, а глаза пришлось пару дней покапать, да… Обошлось малой кровью. И пергамент с предсказанием Шанты, похоже, проделал тот же путь по их желудочно-кишечному тракту, что и моя коллекция… Никак не могу найти.
– Не бери в голову! Сожрали, значит, так посчитали нужным, – усмехнулся Син.
– Да уж, посчитали… На днях размочили под душем старое чучело Сиренистого Русалоида, одели, подстригли, причесали…
– И как он, бедняжка, не дёргался? Живой?
– Побрыкался немного, подсушил на балконе – снова уснул.
