Даррен О'Шонесси - Город смерти
— Расскажите обо мне, — выпалил я. Голова у меня гудела, сердце упало в пятки. Как противно узнать, что ты — всего лишь марионетка на ниточках, что каждым твоим шагом управляют. Даже если Кардинал говорит правду и я задуман как его преемник… все это как-то отбивает желание. Я чувствовал себя слишком измотанным и никчемным, чтобы играть роль, которую сочинил кто-то другой.
— На тех двоих вы не похожи, — продолжал он. — Обоих Инти Майми я сразу привлек наверх. Это была ошибка. Я слишком рано познакомил их с тонкостями моего мира. Вот почему взбунтовался второй — он увидел, что является всего лишь суммой моих желаний, что за каждым его поступком стоит моя воля, мои нужды и приказы. Это ущемляло его достоинство. Знать, что твои власть и влияние — подачка со стола начальника, что ни один твой шаг ничего не значит, что ты не властен над своим будущим, над своим грядущим «я»… Он чувствовал себя кастратом.
На сей раз я создал человека, который начнет свой путь с самых низов. Я создал вас моложе, чем те двое, нахальным и непредсказуемым, с богатым воображением. Я заронил в ваш разум семена знания, способность вспоминать прошлое, желание стать гангстером. Я даже дал вам другое имя, чтобы стало окончательно ясно: вы — нечто совершенно новое, а не третий вариант одной и той же модели. Но я не сделал вас цельным, мистер Райми. Я не сделал вас сложившимся человеком.
— Я-то себя вполне цельным человеком чувствую, — мрачно сказал я.
— Теперь — да, — заметил Кардинал. — Ну а год назад? Подумайте о прошлом. Оцените, с чего вы начали и как продвигались. Я все время стоял за вашей спиной: подталкивал, подгонял, торопил, дразнил. Но вы выбрали свой собственный путь, мистер Райми. Сегодня вы оказались здесь только благодаря себе. Я не вызывал вас, не приказывал явиться. Вы пришли, потому что захотели, потому что человек, которым вы стали, в этом нуждался. Вы — совсем не марионетка. Да, я вас создал, но на ваши действия со дня приезда в город я оказывал не больше влияния, чем отец — на действия ребенка.
— Брехня, — процедил я. — Вы все время за мной таскались. Устроили на работу, сдружили с Адрианом, убрали его и И Цзы, чтобы навести меня на подозрения, подстроили мои встречи с Кончитой и Амой, позволили найти досье «Айуамарка», разрешили сбежать из города. Сплошь ваша работа, а?
— Нет, — твердо повторил Кардинал. — Ничего подобного. В этом и состоит ваша уникальность. Практически все это вы сделали сами. Да, я взял вас на работу — но это вы, вы сами схватывали все на лету. Я хотел свести вас с Амой — я создал ее для вас, как Леонору — для себя. В грядущие годы она будет вам отличной помощницей — но не здесь в «Парти-Централь», не на лестнице. Ваше знакомство с Кончитой не предполагалось; такого поворота событий я не ждал. Адриан вообще не имел к вам отношения. Я создал его для Сони — у нее настала черная полоса в жизни, и ей нужен был близкий человек.
Я и не думал, что Инти Майми с Леонорой станут вашими наставниками — так решили они сами, по своим личным причинам. Исчезновения Инти и Адриана случились не из-за вас. Да, досье «Айуамарка» я подложил в нужную кипу, когда узнал, что вы решили пробраться в архивы, но это вы сами решили отправиться на его поиски, вы сами решили потом выяснить со мной отношения, ваши слова заставили меня повременить с казнью — той ночью я и вправду хотел вас убить. Я думал, что вы все испортили, позволили себе безрассудный поступок. Я уже собирался прихлопнуть вас и начать сначала — но вы меня отговорили.
Сказать по чести, мистер Райми, вы для меня во многом загадка. Я и не предполагал, что судный день наступит так скоро. Мне казалось, что у меня будут годы и годы на подготовку, что вы будете срастаться со своей ролью постепенно, двигаясь осмотрительно, не перескакивая через ступеньки. Я ожидал, что эта наша сегодняшняя встреча состоится минимум через восемь-девять лет, когда вам уже перевалит за тридцать, и, опытный, укорененный в жизни человек, вы сможете говорить со мной на равных, без истерик.
Кардинал потер лоб, почесал макушку, передернулся от холода — из-за угла на нас обрушился порыв промозглого ветра.
— Вот за что я вас люблю, — продолжал он, энергично растирая руки. — За чрезвычайную непредсказуемость. Вы удивляете меня с самого приезда. Срезать угол и перемахнуть через забор для вас — что шнурок завязать. Вы живете интуицией, мистер Райми, как и я в ваши годы. Вы человек оригинальный. Уникум. Новатор. Я заметил, как вы приуныли, узнав о своем происхождении, но, поверьте, теперь вы такая же марионетка, как Пиноккио — после его превращения в живого мальчика. Вы сами себе пробили дорогу, сорвав все мои тщательно разработанные планы. По собственной воле вы сбежали из города и дознались до своего прошлого. Вы предпочли вернуться назад — вновь по собственной воле. Ничто вас не обязывало. В вас не заложено никаких моих инструкций, предписывающих вернуться; в этом смысле вы — вольная птица наподобие Инти Майми. Но он предпочел повернуться спиной к моей империи, мечтам и планам, а вы — приняли их, вернулись, явились ко мне по собственной воле.
Я обдумал услышанное.
— Вы действительно не сводили меня ни с Леонорой и И Цзы, ни с Адрианом? Ни с Амой? Ни с Кончитой? Это были совпадения? Вы никак не вмешивались?
— Ну разве что Ама. В вас заложена реакция на нее — ваша любовь запрограммирована. В этом плане вы бессильны. Вы уже любите ее и будете любить вечно, даже после ее смерти. В остальном же, если не считать вашего первоначального желания стать гангстером под руководством этого вашего дядюшки, все ваши взаимоотношения с людьми — каждый ваш шаг, каждая задача, которую вы перед собой ставили, каждая дорога, которую вы выбирали — порождены только вами. Пусть вы появились на свет неестественным путем, мистер Райми, пусть в начале своего существования вы в отличие от большинства людей уже были личностью, но человек, которым вы стали, — это тот, кого создали вы сами со дня приезда. Ваше тело создано мной, но душа принадлежит вам.
Моя душа… мое тело…
— А дар регенерации? — спросил я. — Это свойство всех айуамарканцев? Нас что, нельзя ранить потому, что мы нереальны?
Кардинал покачал головой:
— Этот дар — ваша отличительная черта. Другие страдают, чувствуют боль и умирают подобно нормальным людям. Это не обязательно — я властен избавить их от этих мук, — но я предпочитаю делать свои создания как можно больше похожими на людей, чтобы они по возможности не замечали своей необычности.
Ваш дар самоисцеления восходит к моей давней мечте. Я уже сказал, что моя империя должна существовать вечно. Какую эпоху ни возьми, такое никогда не удавалось. Почему? Потому что сильные люди умирают. Каждый лидер умирает, и вместе с ним умирают его власть, его разум, его самообладание. Даже если после него остается сильный наследник, способный передать эстафету следующему поколению, неизбежный исход всего лишь оттягивается на пару десятков лет — ведь наследника сменит другой наследник, того — третий, и так далее, и так далее. С каждой сменой рулевого власть рассеивается, обтрепывается по краям, ослабевают узлы, на которых все держится. И наконец все бесповоротно распадается на части, и от империи остается одно воспоминание. Смерть всегда была той единственной преградой, которую не могли преодолеть ни короли и президенты, ни государства и империи.
Но отныне все по-другому.
Видите ли, я считаю, что нашел способ обмануть смерть. Конечно, я могу ошибаться. Я думал об этом до посинения, и иногда мне кажется, что я прав, а порой я кажусь себе безумцем. Но это, в сущности, не важно. Если я и не прав, ни я, ни вы этого никогда не узнаем.
— Вы на что-то намекаете? — спросил я, заподозрив недоброе.
— Когда я вас создал, мистер Райми — когда я вызвал ваш дух и, обратившись к высшим силам, обрисовал характер необходимого мне человека, — я был очень дотошен. Я пожелал иметь человека, которому не могут причинить непоправимого вреда людские руки и оружие, которого не в силах уничтожить обычный человек, которого можно ликвидировать лишь по моей собственной воле. Я создал человека, который оправится от любой раны — даже от смертельной. Человека, который лет десять будет стареть в обычном темпе — кто хочет навеки остаться двадцатилетним? — а затем перестанет стареть вообще. Человека, которому вечно останется тридцать шесть лет, у которого будут затягиваться все шрамы, над которым не будут властны ни болезнь, ни время.
Этот человек никогда не умрет.
Этот человек будет жить вечно.
Опустившись в свое кресло, Кардинал улыбнулся улыбкой великого фокусника, открывшего людям свой самый большой секрет.
— Вы бессмертны, мистер Райми, — провозгласил он и погрузился в молчание.
* * *Миновал целый час, прежде чем кто-то из нас проронил хоть слово. Мы сидели друг против друга — но не глядя друг на друга, два духа-скитальца в небесах над городом, два бога, спорящих о судьбах тех, кто внизу.
